Владимир Шестаков - Новейшая история России
В Грузии намерение властей убрать с постаментов многочисленные изваяния вождя задели национальные чувства. На многочисленных стихийных митингах и собраниях, проходивших в Тбилиси в первых числах марта 1956 г., политические требования немедленной смены руководства страны сопровождались призывами к открытой борьбе, изгнанию русских, выходу Грузии из состава СССР. 9 марта 1956 г., когда массовые просталинские волнения достигли кульминации, Москва приняла решение использовать силу. В результате погибли десятки людей.
Несмотря на половинчатость решений по вопросу о культе личности Сталина, XX съезд дал мощный импульс демократическим процессам в стране, возникновению политической оппозиции. Вместе с тем события в Тбилиси, а также сопротивление наиболее консервативной части партийных олигархов заставили Хрущева отказаться от полного развенчания сталинизма, чреватого окончательной потерей легитимности коммунистического режима. С лета 1956 г. официальная критика Сталина переводится в более спокойное русло. Однако кремлевской власти не удалось удержать начавшиеся перемены в обществе в рамках управляемой десталинизации. Развенчание сталинского мифа обезоружило наиболее преданных и фанатичных сторонников советской системы, вызвало к жизни мощные стихийные силы, идущие из народных глубин. Время безоглядной веры в коммунистические мифы прошло. В той же Грузии, под влиянием мартовских волнений, возникает подпольная молодежная организация, в числе участников которой был и Звиад Гамсахурдия. После XX съезда обнадеживающие перемены стихийно охватывают все новые сферы советского общества — партию, государство, науку, культуру.
Попытка устранения Хрущева. Оздоровление советского общества шло трудно, с частыми отступлениями. Мыслящая часть общества восприняла решения XX съезда как шаг к свободе и раскрепощению и попыталась углубить критику культа личности, перенести ее с личностных качеств Сталина на сталинскую систему. «Хрущев навалил нам великую кучу всяких фактов, а нам надо разбираться, почему это не сделали на съезде», — говорил в марте 1956 г. на закрытом партийном собрании Теплотехнической лаборатории АН СССР, продолжавшемся два дня, младший научный сотрудник Смолянкин. «У нас такое положение, — утверждал другой участник обсуждения, Ю. Орлов, — когда собственность принадлежит народу, а власть — какой-то кучке прохвостов. Наша партия пронизана духом рабства». Выступление Орлова было поддержано почти половиной собравшихся. Вышестоящие партийные инстанции сочли состоявшуюся в лаборатории дискуссию политически ошибочной, содержащей клевету на партию. Пробуждение общественной активности напугало консервативную часть правящей элиты. Особую тревогу высшего партийного руководства вызывало то, «что враги партии использовали внутрипартийную демократию для борьбы против партии». На этом фоне реформаторские устремления Хрущева натолкнулись на сопротивление старых кадров. Под их влиянием был отменен намеченный на середину 1956 г. специальный Пленум ЦК, посвященный преодолению культа личности. С главным докладом на нем должен был выступить маршал Г. К. Жуков.
Уступив консервативным силам, руководство ограничилось опубликованием постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности Сталина и его последствий» (30 июня 1956 г.). В нем, несмотря на попытки отразить объективные и субъективные условия формирования культа личности Сталина, так и не был осуществлен разрыв со сталинизмом, ничего не говорилось о личном участии Сталина в организации массовых репрессий, которые характеризовались всего лишь как «некоторые ограничения внутрипартийной и советской демократии».
19 декабря 1956 г. ЦК КПСС направляет партийным организациям специальное письмо «Об усилении политической работы партийных организаций в массах и о пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов», где речь шла о том, что «диктатура пролетариата должна быть беспощадной к антисоветским элементам». Одновременно, чтобы избежать возможного соединения интеллигентского инакомыслия с недовольством рабочих, для последних были снижены нормы выработки. Вслед за письмом по стране прокатилась волна арестов «клеветников на советскую действительность». От шести до десяти лет заключения получили члены группы аспиранта МГУ Л. Краснопевцева, выпустившие листовку с призывом к борьбе со сталинской системой. В ней подвергался критике и Хрущев. За смелые комментарии к секретному докладу были приговорены к заключению ленинградцы Р. Пименов и Б. Вайль. Партийный аппарат, организуя на местах собрания и обсуждения многочисленных примеров недовольства режимом, сам того не желая, способствовал кристаллизации оппозиционных настроений в партийной среде. Определенный разброд в умах вызвал неожиданный поворот Хрущева в начале 1957 г. от критики Сталина к новому восхвалению его заслуг. Но повернуть вспять развитие, начатое XX съездом, консервативным силам в руководстве страны не удалось. Важнейшим свидетельством неодолимости перемен стало массовое освобождение политических заключенных из лагерей. Если с 1953 г. по февраль 1956 г. было реабилитировано 7 679 человек, то после XX съезда — с марта 1956 г. по 1957 г. — свыше полумиллиона человек, из них около 200 тыс. местными судами.
XX съезд не завершил борьбы за власть в партийной верхушке. Опасаясь дальнейших разоблачений и реальной утраты своих властных позиций, весной 1957 г. консервативная часть советского руководства организовала кампанию с целью ликвидации должности первого секретаря и отстранения Хрущева от власти (предполагалось сделать Хрущева министром сельского хозяйства). Формальным поводом для «усмирения» Хрущева стало поспешное решение начать реорганизацию в промышленности, создать совнархозы. Противники публичной критики Сталина (Маленков, Каганович, Молотов), боясь дальнейшего углубления разоблачений сталинского режима, решили дать бой Н. С. Хрущеву и отстранить его от руководства партией. На совещании, начавшемся 18 июня 1957 г., большинство Президиума ЦК КПСС (7 из 11 членов) подвергло деятельность Хрущева резкой критике и, обвинив его в нарушении принципа коллективности руководства, сместило с поста первого секретаря ЦК КПСС. Многие из предъявленных обвинений формально были справедливы. Но за ними стояло желание просталинских сил пересмотреть решения XX съезда. Лишь благодаря поддержке маршала Г. К. Жукова и председателя КГБ И. А. Серова был созван Пленум ЦК КПСС. Предав огласке архивные сведения о личной причастности Маленкова, Кагановича, Молотова и Ворошилова к репрессиям (правда, из официального, предназначенного для печати постановления Пленума они были исключены), сторонники Хрущева смогли одержать победу. Пленум осудил «антипартийную группу Молотова, Маленкова, Кагановича» и «примкнувшего к ним» Шепилова и вывел их из состава руководства партии. Важнейшим следствием разгрома политических противников Хрущева стало растущее влияние партийного аппарата в стране. Непосредственно вмешавшись в большую политику, второй эшелон высшего партийного аппарата — секретари ЦК и обкомов КПСС, министры, высший генералитет — недвусмысленно заявил о своих интересах.
Озабоченный дальнейшим укреплением своих позиций, в октябре 1957 г. Хрущев инициировал отставку ставшего ему лично опасным Г. К. Жукова, позиция которого объективно противостояла всевластию аппарата. Во время государственного визита маршала в Югославию Президиум ЦК КПСС вывел его из своего состава и освободил от должности министра обороны СССР. Жуков был обвинен в «бонапартизме» и в стремлении поставить Министерство обороны выше ЦК. Новым министром обороны был назначен маршал Р. Я. Малиновский. Последнюю точку в борьбе за единоличную власть Н. С. Хрущев поставил в начале 1958 г., совместив посты председателя правительства и первого секретаря ЦК КПСС. Однако ценой этой победы стала его зависимость от партаппарата, поставившего всю последующую реформаторскую деятельность Хрущева во вполне определенные рамки, ограниченные интересами партийно-государственной бюрократии.
§ 3. Реформы 1950-х гг.: неиспользованный шанс
Новый курс в деревне. Начавшиеся после смерти Сталина реформы были вынужденны и неизбежны. Их параметры и основные задачи фактически были определены еще при жизни «отца народов». Реформы не затрагивали основ власти и определялись прежде всего внешним вызовом: необходимостью выдержать экономическое и военное противостояние с Западом. К началу 50-х гг. в наиболее сложном положении оказалось сельское хозяйство страны. Российская деревня находилась практически на грани голода. Город по-прежнему жил за счет деревни, которая оставалась основным источником поступления средств и трудовых ресурсов для промышленности. На колхозников не распространялось государственное пенсионное обеспечение. Кризис колхозно-совхозной деревни, ее деградация являлись прямым результатом господства в стране репрессивно— командной системы, отсутствия адекватного экономического механизма хозяйствования, демократических основ в деятельности колхозов и совхозов. Заготовительные цены на сельхозпродукты были во много раз ниже рыночных. Хорошо работающим хозяйствам устанавливались более высокие задания поставок государству сельхозпродукции. После февральского 1947 г. Пленума ЦК КПСС колхозы фактически были лишены права решать не только сколько, но и что сеять. Деревня резко отставала от города по условиям жизни. Крестьяне не имели паспортов и, по сути, принудительно прикреплялись к земле. Сталин до последних дней не видел причин для изменения аграрной политики. В феврале 1953 г. он в очередной раз предложил повысить налог на колхозы еще на 40 млрд руб. Лишь после смерти Сталина в августе 1953 г. по инициативе Маленкова и Хрущева была предпринята первая попытка вывести сельское хозяйство из тяжелого кризиса. На сессии Верховного Совета СССР было предложено увеличить капитальные вложения в деревню, повысить закупочные цены на мясо, молоко, шерсть и другие сельскохозяйственные продукты. Правительство «списало» все недоимки с личных хозяйств, накопившиеся с военных лет, уменьшило вдвое сельхозналог, снизило нормы обязательных натуральных поставок. В сентябре был намечен комплекс мер по расширению самостоятельности колхозов и совхозов и усилению их экономической заинтересованности в росте производства. Поворот к экономическим методам руководства был направлен на преодоление неэффективности колхозной системы, но не затрагивал ее сути. На практике экономические методы по-прежнему подменялись командно-административными, а меры по материальному стимулированию колхозников проводились параллельно с мероприятиями по свертыванию личного подсобного хозяйства.
