Гелен: шпион века - Кукридж Эдвард
Обеспечив присутствие своих людей в Ведомстве по охране конституции, Гелен попытался представить себя как друга и помощника Йону, он даже предложил поставлять информацию о коммунистических агентах и правых экстремистах. Йон рассказывал автору этой книги, что после 1952 года «он доверил значительную часть разведывательной деятельности геленовской организации» и что Гелен действительно делился с ним важной информацией. Старый лис, Гелен наверняка умел манипулировать людьми, и Йон, ничего не подозревая, угодил в расставленную для него ловушку.
Гелен ждал своего часа, чтобы избавиться от Йона.
В 1953 году его основной задачей было устранить из ведомства Хайнца и Остера, чтобы таким образом заполучить в свои руки армейскую разведку. Каким-то образом Гелену удалось привлечь на свою сторону хорошего знакомого Хайнца, датского агента по имени Ян Эланд. Эланд завидовал успеху своего бывшего партнера и был более чем готов предоставить компрометирующие материалы на него. В результате на свет появились материалы сомнительной достоверности, из которых, хотя и косвенно, следовало, что Хайнц в свое время снабжал информацией как лично восточногерманского министра госбезопасности Цайссера, так и весь его аппарат в Карлсхорсте. Эланда отрядили к Йону, которому он и показал вышеупомянутые материалы и поведал компрометирующую Хайнца историю. И хотя Йона его рассказ ничуть не убедил, он тем не менее счел своим долгом доложить об услышанном своему начальству в Министерстве внутренних дел. Документы легли на стол самому министру. Йон пожалел Эланда — у того не было ни работы, ни гроша за душой. Он выделил ему небольшую сумму денег и посоветовал покинуть Германию. В конце концов Эланд внял его совету и уехал в Швейцарию, где год спустя покончил жизнь самоубийством. А вот Гелену на удивление повезло: вместе с Эландом он избавился от лишних свидетелей. И хотя Бланк стоял за Хайнца горой и в отличие от наивного Йона разглядел за происходящим руку Гелена, Аденауэр добился увольнения «ненадежного кадра». В октябре 1953 года полковник Хайнц ушел в отставку. Вскоре за ним последовал и майор Остер — он получил назначение в бундесвер и позднее в качестве военного атташе отбыл в Мадрид. Гелен расчистил себе арену действий. Два его ближайших соратника во вновь созданном Министерстве обороны получили под свой контроль отделы разведки. Полковник Герхард Вессель был поставлен во главе Второго отдела, в состав которого вошла бывшая крошечная группа Остера и Хайнца — вскоре это была уже настоящая разведывательная служба. Позднее полковник Йозеф Зельмайер, который на протяжении четырех лет войны возглавлял в геленов-ском «восточном отделе» подотдел Южной Европы, а с момента создания «Организации» работал в той же должности в Оберурзеле и Пуллахе, возглавил незадолго до этого созданную МАД (MAD — Militaerischer Abschirm-Dienst) — службу контрразведки при Министерстве обороны. Вряд ли Гелен имел что-то против того, что примерно в то же самое время отдел кадров министерства возглавил генерал-лейтенант Адольф Хойзингер. Именно он отвечал за подбор офицерского состава для бундесвера. Теперь Гелен мог вплотную заняться начальником Ведомства по охране конституции. Правда, Отто Йон сам избавил Гелена от необходимости нанести последний, решающий удар. В некотором роде он сам вырыл себе могилу. История таинственного исчезновения доктора Йона слишком хорошо известна, чтобы подробно излагать ее еще раз. Случилось это 20 июня 1954 года. В тот день, в десятую годовщину покушения на Гитлера, в одном из залов Западного Берлина под председательством федерального президента Хейса состоялось собрание общественности — дабы почтить память участников злополучного заговора, замученных в застенках гестапо. В числе приглашенных был и Йон, причем не только по долгу службы, но и как брат одной из жертв. Вечером он навестил своего старого знакомого, Вольфганга Вольгемута, хирурга, с которым познакомился еще в годы войны, когда тот работал ассистентом у знаменитого профессора Зауэрбруха. Они выпили кофе, и, как Йон вспоминал позже, его охватила дремота, он попросил Вольгемута отвезти его в гостиницу. Проснулся же он в каком-то доме в Восточном Берлине, без ботинок и пиджака. Возле него суетились полная медсестра и трое русских. После длительного допроса он в конце концов согласился на пресс-конференцию, во время которой зачитал заявление, якобы подготовленное для него советскими представителями. В нем Йон подверг резкой критике внутреннюю политику Западной Германии и, как в ранее уже звучавших его выступлениях в Бонне и Кёльне, в очередной раз высказался против засилья на высоких постах бывших нацистов и эсэсовцев. По его словам, риск ремилитаризации Западной Германии был слишком высок, что, в свою очередь, ставило под сомнение возможность воссоединения всех миролюбивых немцев как на Востоке, так и на Западе. Вот что тогда прозвучало из уст Йона: «Я нахожусь здесь, потому что глубоко озабочен судьбой немецкого народа и потому что никогда еще на Западе у меня не было возможности говорить с подобной трибуны. И все потому, что реставрация сил, некогда приведших к власти национал-социалистов, зашла в Федеративной Германии слишком далеко».
Йон также выступил по восточногерманскому радио, где дал дополнительные объяснения своему бегству в Восточный Берлин: «В Кёльне я подвергался постоянным нападкам со стороны бывших нацистов, которые приобретают все большее влияние как в общественной жизни, так и органах власти ФРГ. Я не могу доверять тем людям, чью лояльность Федеративной Республике Германии и конституции я ставлю под сомнение. Все это сделало невозможным мое дальнейшее пребывание во вверенной мне должности».
Йон еще три недели оставался в Восточном Берлине под зорким оком органов госбезопасности ГДР, после чего вылетел на отдых в Крым. Оттуда он вернулся в Москву и, наконец, в декабре, в Восточный Берлин. По его словам, он все это время готовил побег.
В Восточном Берлине ему разрешили посетить пресс-клуб, где он встретил Хенрика Бонде Хендриксена, датского журналиста, знакомого ему еще по Западной Германии. Йон излил ему душу, и 6 декабря журналист устроил ему побег. Хендри ксен перевез Йона в своей машине через границу в Западный Берлин. Там Йон был немедленно арестован и доставлен в Бонн. Позднее его перевели в тюрьму в Пфорцгейме. Йон провел под следствием восемь месяцев. Ему было предъявлено обвинение в государственной измене, и 22 ноября 1956 года он предстал перед правосудием ФРГ.
Во время процесса Йон настаивал, что его похищение организовал Вольгемут, который насильно и переправил его в Восточный Берлин. Он не отрицал, что сделал там ряд заявлений, добавив, однако, что у него не было иного выбора, если хотел вновь обрести свободу и подготовить свой побег. Вот это и есть история доктора Йона. Основным свидетелем на процессе значился Вольгемут. Однако он направил суду из Восточного Берлина письмо, в котором приносил извинения за невозможность своего присутствия на процессе. Он также присовокупил письменное свидетельство, в котором говорилось, будто сам Йон поделился с ним своим намерением бежать на Восток, а в тот вечер попросил его как старого друга помочь ему пересечь границу. Вольгемут не отрицал своих контактов с восточногерманскими властями. Более того, он проживал в Восточном Берлине, хотя имел врачебную практику и в Западном. Суд признал Йона виновным, приговорив его к четырем годам лишения свободы. Его выпустили через два с половиной года, причем ему зачли те восемь месяцев, которые он провел в заключении, находясь под следствием. Оказавшись на свободе, Йон начал борьбу за восстановление своего доброго имени. Летом 1971 года один из главных свидетелей обвинения предстал перед судом за дачу ложных показаний — спустя целых шестнадцать лет!
В 1968 году Йон написал книгу, в которой подробно изложил события тех дней. Между прочим, в ней он утверждает, что вся эта история — дело рук британского агента Кима Филби. Во время войны Йон снабжал британскую разведку секретной информацией. Делалось это через Мадрид — Филби в ту пору возглавлял Пиренейский отдел британской разведки. Попав в Лондон, Йон обнаружил, что Филби положил кое-какие из его донесений под сукно, скрыв их от своего начальства. В частности, так он поступил с планами антигитлеровского заговора, которые, случись им осуществиться, наверняка бы повлекли за собой сепаратный мир с Западом, что, в свою очередь, могло привести к заключению антисоветского пакта между Германией с одной стороны и англичанами и американцами с другой. А это Филби наверняка воспринимал как угрозу Советскому Союзу. Именно из этих соображений он пытался воспрепятствовать взаимопониманию между антигитлеровскими силами внутри Германии и Западом. Лишь после того, как Филби был разоблачен, Йону стала ясна та двойственная роль, которую он играл в 1943—44 годах, будучи одновременно представителем британской разведки и советским агентом. Но до этого истинное лицо Филби еще не было известно, и, как пишет сам Йон, в Восточном Берлине ему постоянно задавали вопросы насчет Филби и его работы в британской разведке. Следует, однако, отметить, что после бегства Гая Берджесса и Дональда Маклина Филби был уволен из рядов «Сикрет Интеллидженс Сервис». У Йона сложилось впечатление, будто русские не до конца доверяют Филби. Впоследствии Йон объяснял свое похищение именно контактами с Филби в военное время. По словам профессора Тревора Роупера, в подобного рода утверждениях есть изрядная доля истины.
