Сима Чиркович - История сербов
Последним важным шагом в данном направлении стала Конституция 1974 г., принятая, по стечению обстоятельств, всего за шесть лет до смерти пожизненного президента — своеобразного гаранта сохранения целостности государства. В соответствии с ее положениями республики получили все основные полномочия, а кроме того, автономные края были приравнены в правах с республиками, от которых они отличались только названием и количеством представителей в союзных органах.
Государственный механизм, закрепленный в Конституции, по-разному сказался на субъектах федерации. В выигрыше в первую очередь оказались новые нации: македонцы и черногорцы. Защищенные правовыми рамками национальных государств, они получили возможность завершить внутреннюю интеграцию, а также маргинализировать этнические меньшинства. Новая система в полной мере соответствовала интересам словенцев, лидеры которых упорнее остальных добивались суверенитета республик.
Остальным — Хорватии, Боснии и Герцеговине и Сербии — был нанесен кому больший, кому меньший ущерб. Обретение собственной республики помогло хорватам закончить внутреннюю интеграцию, а также обеспечило благоприятные условия для постепенной ассимиляции меньшинств (сербы тогда составляли 14% населения, однако пользовались непропорционально более значительным влиянием, так как составляли костяк партизанских кадров). Однако вне республики осталось немало хорватов, проживавших в Боснии и Герцеговине и — намного меньше — в Воеводине и Черногории. Сопоставив приобретения и потери, хорватское руководство сделало выбор в пользу максимальной самостоятельности республик.
В Боснии и Герцеговине хорваты и сербы почувствовали себя ограниченными в общении со своими «метрополиями». Среди представителей всех трех народов были искренние патриоты Югославии. Однако с того момента, как мусульмане были признаны отдельной нацией, стало набирать силу течение, добивавшееся превращения Боснии в национальное государство югославских мусульман, которых было много и в Македонии, и в Косово, и в Сербии (в Санджаке). Позднее, во время войны 1990-х годов, данное направление стало доминирующим, что проявилось в присвоении исторического имени бошняк, в котором звучали притязания на то, чтобы охватить им все население республики и «приватизировать» ее историческое наследие. Помимо мусульман были разделены и албанцы. В большом количестве они проживали в Македонии и Черногории, однако полной автономией располагали только в Автономном крае Косово и Метохия, где находилась основная их масса. Требования присвоения краю статуса республики, выдвигавшиеся националистическими кругами, никогда всерьез не рассматривались. Их не поддерживали даже албанские представители во властных структурах.
Наибольший ущерб перемены 1974 г. нанесли Сербии. Современники не столько обращали внимание на опасные последствия утраты единых государственных рамок, в которых протекал процесс национальной интеграции сербов, сколько на обретение автономными краями полной самостоятельности. В то время как остальные республики фактически оформили свой суверенитет, Сербия превратилась в «федерализованное» составное государство, в которое входили Косово, Воеводина и остальная территория под названием «усеченная Сербия». Ситуация усугублялась и тем, что краевые партийные руководители, постоянно конфликтовавшие с центральными сербскими властями, стремились заручиться поддержкой лидеров других республик, а в союзных органах выступали против Сербии.
Хотя Сербия имела проблемы и с Воеводиной, и с Косово, разница между ними проявлялась весьма ощутимо. Первая обладала высокой культурой толерантности, предопределенной длительным сосуществованием представителей различных наций. В южной же провинции издавна та сторона, которой принадлежала власть, стремилась к получению преимуществ — реальных и символических — перед остальными, в противном случае она ощущала себя угнетенной. Совместное проживание в период социализма и все усилия по гармонизации отношений не смогли изменить подобный менталитет.
Тем временем конфликт между республиками, касавшийся вопросов распределения средств, кредитов, оттока и притока доходов, стал публичным, переплетаясь к тому же с другими спорами — по поводу языка, равноправного представительства в армии и др. Развитые республики жаловались, что заработанные ими средства несправедливо изымаются центром в пользу отсталых областей, которые их нерационально используют. Менее развитые сетовали, в свою очередь, на то, что богатые их эксплуатируют и т.д. В последнее десятилетие существования Югославии (1980–1990) пленумы центральных партийных органов превратились в арену ожесточенных столкновений, особенно, между представителями Сербии и ее автономных краев. Ошибочным является мнение, будто горстка литераторов ответственна за возникновение напряженности в межнациональных отношениях в Югославии. Виной тому — ошибочный политический курс.
Сложившаяся асимметрия и неравноправное положение Сербии по отношению к другим республикам не могли остаться незамеченными и не повлиять на позицию сербских масс. Тем более, когда на фоне конституционных преобразований происходили политические события, которые, по мнению современников, служили проявлением общей антисербской тенденции. В 1966 г. широкий резонанс вызвало смещение и наказание Александра Ранковича (1909–1983), долгое время являвшегося вторым человеком в Политбюро, шефа союзной полиции и государственной безопасности, потенциального наследника Тито. Его обвинили в том, что начиная с VIII съезда СКЮ (1964) он занимал «антипартийную» позицию, злоупотреблял своим положением и препятствовал развитию «непосредственной демократии». За падением Ранковича последовало смещение и принудительный уход на пенсию большого числа его сторонников, служивших в органах внутренних дел, что было расценено как удар по «сербским кадрам». Так на сторону недовольных встали вчерашние охранители правящего режима, многочисленные и влиятельные.
В 1968 г. ряды оппозиции пополнились в связи с прокатившейся по стране волной массовых студенческих демонстраций, а также в связи с осуждением и исключением из ЦК Союза коммунистов Сербии писателя Добрицы Чосича и историка Йована Марьяновича (1922–1980). Последние осмелились публично подвергнуть сомнению правильность национальной политики, указав помимо прочего на случаи вытеснения сербского населения из Косово и Метохии. После этого многие представители интеллигенции в знак протеста вышли из Союза коммунистов.
В 1971 г. нескольким профессорам Белградского университета стоило карьеры, а одному даже свободы участие в публичной дискуссии на юридическом факультете, в ходе которой было указано на односторонний характер и отрицательные последствия принятия конституционных поправок, позднее проторивших путь Конституции 1974 г.
Если результатом предшествующих мер стало увеличение численности оппозиции, то смещение в 1972 г. партийного руководства Сербии— Марко Никезича (1921–1990) и Латинки Перович (род. 1933), — осуществленное лично Тито, не принявшего во внимание результаты голосования в ЦК, напрямую привело к ослаблению авторитета партии. Отставка руководителей партии повлекла за собой устранение большого числа их соратников — сторонников решительных мер, направленных на либерализацию и демократизацию. Каждое из перечисленных событий знаменовало собой ослабление влияния официальной партийной идеологии, ослабление в Сербии позиций партийного аппарата. Результаты этого в полной мере проявились после 1980 г.
Верхи югославского партийного руководства вместе с оставшейся верной ему частью интеллигенции продемонстрировали свою несостоятельность, столкнувшись с ростом межнациональной напряженности и многочисленными проблемами, ставившими под сомнение жизненность лозунга «Братство и единство». Политика властей сводилась к запретам, наказаниям, повторению избитых лозунгов и попыткам нормализации отношений, которые в изменившихся условиях приводили к обратным результатам. Приверженцы официальной политики партии, включавшей в себя и сохранение целостности государства, еще при жизни Тито снискали себе репутацию консерваторов. Оппозиция, становившаяся все более национально ориентированной, напротив, выступала за демократию.
Вскоре, однако, стало ясно, что большая часть противников режима Тито ни в идейном, ни в политическом и практическом плане не могли считаться искренними поборниками демократии. Оппозиционеры всех народов и республик привлекали массы новизной своих идей и смелостью занимаемой позиции. Однако не было и намека на то, чтобы кто-либо из них мог предложить альтернативные (политике властей) решения проблем Югославии. В Сербии это проявилось весьма отчетливо.
