Макс Хастингс - Операция «Оверлорд». Как был открыт второй фронт
Когда измотанные войска фон Клюге наконец отошли дальше на восток, союзные армии тоже продвинулись вперед. 30 июля английский 8-й корпус предпринял операцию «Блюкоут» к югу от Комона в направлении реки Вир и Мон-Пенсона, в то время как 5-й американский корпус продвигался справа. Официальная задача 5-го корпуса сводилась к тому, чтобы прикрыть правый фланг войск, задействованных в операции «Кобра», однако генерал Ходжес предупредил Джероу, что в ходе операции корпусу не возбраняется занять максимум территории, если представится такая возможность. Произошла путаница между англичанами и американцами в использовании дорог, и в результате возникло взаимное раздражение, когда, например, экипажи английских разведывательных машин, обнаружив город Вир свободным от противника, стали утверждать, что это они освободили город, а оказалось, что американцы заняли его еще до появления там английских войск. Сопротивление противника начало быстро ослабевать, но удовлетворение результатами у англичан сопровождалось недовольством из-за вялых действий 30-го корпуса и 7-й бронетанковой дивизии. Терпение Монтгомери в конце концов лопнуло: Бакнелл и Эрскин были сняты с должностей. В журнале боевых действий американской 1-й армии 31 июля отмечалось:
Сопротивление противника в секторе 19-го корпуса продолжает оставаться упорным; фрицы не подают признаков деморализации; 30-я дивизия продвинулась всего на 300 ярдов, а 29-я — только на 800 ярдов. У 5-го корпуса дела немного лучше: 2-я и 5-я дивизии продвинулись чуть больше двух миль, а 35-я дивизия — на одну милю. 2-я английская армия продолжала наступление, но встретила решительное сопротивление противника и, как следствие, была вынуждена остановиться… В ходе наступления было взято в плен около 10 000 человек.
Разочарование результатами на участках корпусов Джероу и Корлетта не могло омрачить приподнятого настроения, вызванного большим успехом операции «Кобра» на западе, личным триумфом Коллинса, который сыграл решающую роль в обеспечении этого успеха. Этот неистовый, вспыльчивый, нетерпеливый солдат еще раз продемонстрировал свои выдающиеся качества командира корпуса. Американские достоинства — быстрота и энергичность — наконец проявились на поле боя. План операции и действий войск себя оправдали. Очень сомнительно, чтобы операцию, подобную «Кобре», можно было осуществить на более ранних этапах кампании. Ее обязательными предварительными условиями были, во-первых, определенный уровень военного опыта, который 1-я армия приобрела только в итоге многих недель трудных боевых действий, и, во-вторых, ослабление немецких сил, что потребовало долгих и упорных боев. В действиях против столь высокопрофессиональной армии преждевременное глубокое вторжение в ее тылы могло закончиться разгромом наступающей стороны; союзникам нужно было сначала подорвать боевую мощь противника и измотать его ресурсы. Осуществив это, они теперь снимали богатый урожай.
В этот поворотный момент в среде союзнических армий была осуществлена давно задуманная передвижка в американской командной структуре; генерал-лейтенант Кертни Ходжес принял командование 1-й армией; 3-я армия Паттона официально вступила в свои права; Брэдли поднялся на следующую ступень, чтобы осуществить общее руководство американскими сухопутными силами, сведенными теперь в 12-ю группу армий. Так была подготовлена сцена для наиболее захватывающих американских стратегических действий в войне.
Пределы воздушной мощиСтало уже историческим стереотипом утверждать, что в нормандской кампании воздушная мощь союзников была решающим фактором в достижении победы. Но это полуправда. Подавляющее превосходство авиации союзников позволяло наземным войскам действовать в условиях почти полного отсутствия помех со стороны Люфтваффе. Это превосходство в небе над Германией было завоевано главным образом «Мустангами» Спаатса во время первых месяцев 1944 года и удерживалось до конца войны огромным количеством союзных истребителей-перехватчиков. Вторым фактором, о котором более подробно пойдет речь ниже, являлась способность истребителей-бомбардировщиков срывать немецкие попытки сосредоточиться для решительных танковых прорывов. Благодаря бомбардировкам коммуникаций и непрерывным действиям истребителей-бомбардировщиков по уничтожению выгодных целей и самолетов противника в тыловых районах немцев передвижение стало рискованным, а часто просто невозможным для немецких войск. В первые недели кампании, когда были сильно преувеличены утверждения авиаторов относительно уровня ущерба, причиненного ими немецким частям, двигавшимся на фронт, все же задержки и беспокойства, которые они вызывали, имели решающее значение. Пехота страдала значительно больше, чем танковые части, поскольку у нее было меньше автомашин и дивизионный транспорт почти полностью зависел от лошадей.
И тем не менее величайшее сосредоточение авиационной мощи в Нормандии, какое когда-либо создавалось в поддержку сухопутных операций, вскрыло и свои недостатки. Авиация оказалась не в состоянии нанести достаточный урон немецкой обороне, чтобы союзные армии где-либо могли ее свободно преодолеть, несмотря на присущие Харрису самоуверенные утверждения в 1945 году, что военно-воздушные силы обеспечили армиям на северо-западе Европы «легкую победу». Плохая летная погода — а такая была в среднем один день из каждых трех в течение всего лета — и часы ночной темноты предоставляли немцам достаточную передышку между воздушными налетами, чтобы за это время перебрасывать свои силы приблизительно туда, куда они хотели, и продолжать доставлять на передовую минимальное количество боеприпасов и средств материального обеспечения. Каждый захваченный в плен в1944–1945 годах немецкий офицер жаловался на большие трудности, которые испытывала его часть из-за действий авиации союзников, и эти жалобы вместе с преувеличенными утверждениями авиаторов подтолкнули разведывательные органы союзников на некритический подход к оценке материального ущерба, причиненного соединениям противника на марше. Почти все соединения действительно имели серьезные задержки из-за разбитых мостов, железных дорог и беспокоящих действий авиации. Однако внимательное изучение немецких архивных материалов показывает, что только в редких случаях боеспособность части серьезно снижалась в результате воздушных налетов в ходе передвижения в Нормандии. Примечательно, что даже при слабой утренней дымке, когда союзная авиация действовала, танковые полки 21-й танковой дивизии сумели добраться до поля сражения в день Д со своих мест постоянного базирования возле Фалеза, имея минимальные потери от налетов авиации. Движение учебной танковой дивизии расстраивалось и осложнялось из-за налетов авиации, однако ее боевой состав уменьшился от этого не больше чем на 10 процентов. Большинство немцев, с кем удалось побеседовать при подготовке данного материала, вспоминают разбитые железнодорожные узлы и мосты, через которые проходил их путь на фронт, очень немногие помнят уничтожение авиацией союзников нескольких машин, но не больше. Как утверждают, переброска 2-й танковой дивизии СС из Тулузы в Нормандию была настолько сложной, что ее история превратилась в одну из легенд второй мировой войны; прибытие дивизии на фронт, конечно, было сильно задержано столкновениями с отрядами движения Сопротивления и действиями самолетов союзников. Однако потери дивизии в танках и бронетанковой технике оказались ничтожными.[221] Правда заключается в том, что авиация стала наносить ощутимый урон перевозкам противника только на последних стадиях сражения в Нормандии, когда затруднения немцев на фронте вынуждали их двигаться в дневное время и когда методы работы передовых пунктов воздушного наведения после 6 июня были наконец освоены и введены в практику боевых действий авиации.
Основная трудность, оказавшая влияние на все действия союзной авиации в поддержку сухопутных операций в Нормандии, состояла в том, что, если не считать двух достойных исключений, о которых речь пойдет ниже, старшие союзные авиационные начальники были убеждены, что главной функцией авиации является далеко не роль летающей артиллерии, обеспечивающей действия армии. Хотя Люфтваффе выполняли именно такую роль и добивались исключительных результатов для вермахта в первой половине войны. В 1944 году и после войны в своих трудах командующие союзной авиации писали об отвлечении подчиненной им авиации для поддержки сухопутных операций как о деле, к которому они относились со снисхождением. Ванденберг приводит разговор от 15 июня с одним из своих коллег относительно требования армии нанести массированный бомбовый удар, «чтобы двинуть вперед английскую армию на фронте у Кана… Мы оба согласились, что такое использование авиации неприемлемо…» Каковы бы ни были недостатки Монтгомери, ему нельзя было приписать недостаточное понимание огромной важности авиационной поддержки. Он то и дело убеждал своих офицеров работать в максимальном контакте с авиаторами. Но именно авиаторы, и в частности маршал авиации Канингхэм, решительно отказывались поддерживать тесные взаимоотношения с наземными войсками. Канингхэм был раздражен тем, что Монтгомери якобы не оценил в должной мере вклад военно-воздушных сил под его командованием в победу в пустыне, и не мог этого простить. Он редко виделся с командующим 21-й группой армий, хотя должность ему это позволяла, и держался подальше от штаб-квартиры сухопутных войск. Любопытно, что взгляды и поведение Канингхэма не привели к освобождению от занимаемого поста. Теддер разделял многие из его взглядов, сочувствовал его неприязни к Монтгомери. Коллеги Теддера часто отмечали его развитый интеллект, но надменной самоуверенности у Теддера было не меньше, чем у Монтгомери. Он разделял взгляды «баронов бомбардировочной авиации», что авиационная поддержка тяжелыми самолетами сухопутных операций отвлекала их от выполнения победоносной роли в войне посредством налетов на промышленность Германии: «Я говорил Ли-Меллори, что он может ввести в заблуждение армию своими обещаниями помощи… Я считал, что пределы авиационной поддержки на поле боя понимаются не совсем правильно и ни армия, ни Ли-Меллори не оценивали в полной мере роль воздушной мощи за пределами поля боя».[222]
