Наум Синдаловский - Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах
С пресловутым Большим домом связано имя и другого замечательного литератора той поры – Татьяны Григорьевны Гнедич. Татьяна Григорьевна в то время занималась переводом поэмы Байрона «Дон-Жуан», но ее общественная жизнь отличалась такой полнотой и насыщенностью, что она не раз признавалась друзьям, что мечтает об одиночестве, чтобы спокойно заняться переводом «Дон-Жуана». И вдруг ее арестовывают. Из Большого дома ее отправили в «Кресты» и целых полтора года содержали в одиночной камере. Затем неожиданно к ней подсадили какую-то даму. К немалому удивлению тюремного начальства, Гнедич устроила скандал. Пришлось вызвать начальника. «В чем дело, Татьяна Григорьевна, – сурово поинтересовался чин. – Зачем вы подсадили ко мне эту женщину?» – «Но ведь никто не выдерживает одиночной камеры более полутора лет». – «Нам с Байроном никто не нужен», – будто бы резко закончила разговор Гнедич.
Рассказывают, что как-то во время гастролей в Ленинграде любимый цирковой клоун ленинградской детворы M. Н. Румянцев, выходивший на арену под именем Карандаш, появился на манеже с мешком картошки. Сбросил его с плеч и устало сел на него посреди арены. Оркестр оборвал музыку, зрители настороженно притихли, а Румянцев молчал. Сидел на мешке и молчал. «Ну, что ты уселся на картошке?» – прервал затянувшееся молчание напарник. «А весь Ленинград на картошке сидит, и я сел», – в гробовой тишине произнес клоун. Говорят, на этой реплике и закончились его ленинградские гастроли.
Пострадала в те годы и первая в России женщина-конферансье актриса М. С. Марадулина, проживавшая в доме № 49 по Большой Морской улице. Существует легенда, будто бы однажды, прямо с эстрады она обронила неосторожную фразу: «Советов у нас много, а посоветоваться не с кем». И сгинула в страшных застенках НКВД.
С деятельностью этой преступной организации, если верить городскому фольклору, связана неожиданная и странная смерть Сергея Есенина. По официальной версии, Есенин ушел из жизни добровольно в номере гостиницы «Англетер» в ночь на 28 декабря 1925 года. В доказательство этой версии было обнародовано его стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья», будто бы написанное им накануне в том же номере.
Однако уже тогда эта версия вызывала большие сомнения. В самоубийство не верили. Родилась другая, народная версия неожиданной смерти молодого, находившегося в расцвете творческих сил поэта. Известно, что Есенин крайне раздражал сильных мира сего. И это давало основание подозревать, что искали только повод, чтобы с ним расправиться. Есенин, утверждает легенда, был арестован сразу по приезде в Ленинград из Москвы 24 декабря. В Большом доме он был допрошен с пристрастием и там же, в одном из кабинетов, от побоев будто бы и скончался. Ночью 27 декабря тело поэта привезли в «Англетер» и «повесили», сымитировав самоубийство. Сделано это так грубо и цинично, что исполнителям даже не пришло в голову придать событиям хотя бы некоторую достоверность. Фамилии Есенина нет даже в списках проживавших в те дни в гостинице.
Неусыпная деятельность Большого дома коснулась и судьбы известного авиаконструктора А. Н. Туполева. В фольклоре знаменитых «Крестов», куда он был направлен после соответствующих допросов, до сих пор рассказывают предание о том, что благодаря Туполеву нестерпимо пахнувшие параши в камерах были заменены на более цивилизованные так называемые «толчки». Так здесь называют унитазы, которые будто бы были закуплены на деньги, выделенные Туполевым из своих сталинских премий.
Если верить фольклору, то по личному приказу Сталина был отравлен крупнейший ученый-психиатр В. М. Бехтерев, который в 1927 году, незадолго до своей кончины, неосмотрительно поставил вождю всех народов «поспешный диагноз» – паранойя.
Как правило, мы говорим только об известных именах, внезапную смерть или исчезновение которых скрыть от общественности было невозможно. Что же говорить о тысячах и тысячах безвестных обывателей, судьбы которых были искалечены по самым, казалось бы, незначительным причинам. Вот только несколько примеров, сохранившихся в народной памяти. В 1936 году в газете «Юный пролетарий» обнаружена грубейшая опечатка: в кроссворде вместо «Пустота в дереве» напечатано «Пустота в деревне». Некая районная типография отпечатала тираж официальных повесток о вызове допризывников в военкомат, и вместо слов «указанные лица» по чьей-то оплошности в них было написано «укаканные лица». В ленинградской газете «Спартак» в отчете о соревнованиях в предложении «Мелкий тоскливый дождь сеял над зеркальным прудом стадиона» вместо слова «дождь» напечатано «вождь». В плане семинара по работам Ленина по недосмотру редактора при сокращении была допущена «грубейшая ошибка». Вместо «Ленин. Материализм и эмпириокритицизм» было напечатано: «Ленин. Мат и эмп». В передовой статье журнала «Звезда» была фраза: «Удар, нанесенный немцам и под Ленинградом является радостным событием». При наборе литера «и» близко подскочила к слову «немцам», отчего фраза приобрела обратный смысл: «Удар, нанесенный немцами» якобы стал «радостным событием». Понятно, что все это, как утверждали неусыпные представители органов НКВД, делалось намеренно и «с определенным смыслом – грубо извратить смысл в контрреволюционном духе». Надо ли говорить, как сложилась дальнейшая судьба «виновников» подобных опечаток?
Характерно, что времена сталинского террора породили в петербургском фольклоре любопытный феномен. Появился безымянный, собирательный, обобщенный образ человека, преследуемого только за то, что он принадлежал другому времени. В замечательной книге «Очерки коммунального быта» И. Утехин пересказывает легенду о неком архитекторе, который, боясь стать жертвой советской власти, тайно проживал на чердаке дома, не только владельцем, но и архитектором и строителем которого он был еще совсем недавно.
Между тем тайны Большого дома все чаще и чаще прорывались наружу. Тщательно скрываемые, они доходили до ленинградцев в виде неопределенных слухов, рискованных догадок и опасных легенд. Рассказывали о больших книжных шкафах в кабинетах следователей, которые на самом деле внутри были пустыми и использовались во время допросов для изощренных пыток.
Среди верующих ленинградцев долгое время бытовала страшная легенда о заживо погребенных на Смоленском кладбище сорока священнослужителях Ленинградской епархии. В 20-х годах их якобы привезли сюда, выгрузили на краю вырытой ямы и велели «отречься от веры или ложиться живыми в могилу». Три дня после этого, рассказывает легенда, шевелилась земля над могилою заживо погребенных, и в ветвях кладбищенских деревьев слышался скорбный плач по погибшим. Затем люди будто бы видели, как упал на то место божественный луч, и все замерло. Этот участок Смоленского кладбища до сих пор привлекает внимание необычным убранством. Здесь можно увидеть зажженные свечи, бумажные цветы, ленточки, записки и «нарисованные от руки плакаты».
Расстреливали священников и на заброшенном в ту пору Никольском кладбище Александро-Невской лавры. У расстрельной стены, на месте казни служителей культа ленинградцы неоднократно видели призрачную фигуру монаха в черном, бесследно исчезающую при попытке приблизиться к ней. Сохранилась легенда об одном доценте Педагогического института, который «считал подобные свидетельства байками». Однажды он заключил пари, что проведет ночь на Никольском кладбище у легендарной стены. На следующее утро его обнаружили мертвым и совершенно седым, причем без всяких следов насилия.
Открытый террор в Ленинграде начался после злодейского убийства С. М. Кирова 1 декабря 1934 года. Согласно фольклорной традиции, эта криминальная история из политической жизни Ленинграда 1930-х годов началась после того, как Киров перевел красивую жену инструктора обкома Николаева в свой административный аппарат. Пронесся слух об их связи. Николаев тут же учинил скандал и был вскоре арестован. Но через некоторое время его выпустили. Есть предание, что в это время Николаев встречался со Сталиным и что тот якобы сказал ему в личной беседе: «Вы ведете себя правильно. Вы должны вести себя как мужчина. То, что Киров большой человек, – ничего не значит. Вы имеете право на месть, и мы поймем вас как мужчину».
После этого Николаев будто бы получил свободный доступ в Смольный. 1 декабря 1934 года он разрядил в Кирова свой пистолет, сказав при этом: «Так будет с каждым, кто захочет спать с моей женой». Так это было или иначе, но истинным виновником смерти любимца города ленинградцы считали вовсе не Николаева. Не случайно в городе, озираясь по сторонам и понижая голос до невразумительного шепота, из уст в уста передавали частушку:
Ах, огурчики
Да помидорчики.
Сталин Кирова убил
В коридорчике.
По малодостоверному преданию, Сталин лично застрелил Николаева во время одного из допросов.
