Нанами Шионо - Последний час рыцарей
Испания выступала в качестве одной из главных сил Средиземноморья, со временем ее влияние на этих территориях только укреплялось. С другой стороны, лучшие времена Венеции остались в прошлом. И то, что Венеция выделила для флота свои последние корабли, служило очевидным доказательством ее истощения. А положение Испании было совершенно иным.
Как правило, люди, приобретая силу и власть, начинают смотреть свысока на тех, чье величие иссякло. И при условии незаменимости сильнейшего (как в данном случае) его поведение часто становится невыносимым. Ярким тому подтверждением послужил инцидент, произошедший на одном из венецианских кораблей.
В море на корабле самыми важными людьми являются те, что ведут судно и обеспечивают его движение. Паруса на боевых галерах были треугольные, и каждый раз, когда ветер менялся, матросы либо опускали нок-реи, либо меняли курс по направлению ветра, либо поднимали паруса другого типа (после чего требовалось поднимать на мачты длинные и тяжеловесные нок-реи). При этом проход между гребцами, сидевшими вдоль планширов, служил площадкой для умелого и оперативного проведения этих действий.
Для матросов подобные работы были привычным делом, поскольку на военные корабли назначались самые опытные люди. Ширина центрального прохода составляла не более метра, поэтому любой, кто от нечего делать слонялся здесь, всем мешал. Даже представитель королевских кровей в таких ситуациях мог напроситься на поток брани в свой адрес от матросов, выполнявших свою работу.
Однако испанские командующие, далекие от морской жизни, не знали здешних укладов. До сражения солдаты тоже страдали от безделья, их работа начиналась лишь при схватке с неприятелем. И если офицеры высшего командования посвящали себя совершенствованию боевой стратегии, то младшим офицерам и рядовым бойцам явно было нечем заняться. Редко кому удавалось не ввязаться в бучу во время плавания.
Венецианцы знали, на что потратить свободное время. Даже если человек находился на борту в качестве солдата, при возможности он помогал матросам. Правда, мало кто из них оказывался достаточно профессиональным, чтобы суметь сменить пост и выполнять основную работу моряка.
Но Испания и Франция не являлись военно-морскими державами. Их рыцари очень гордились тем, что принадлежали к классу носящих оружие, они-то никогда не опускались до того, чтобы помогать матросам. И даже если и попытались бы, то скорее всего только помешали бы.
Итак, испанские солдаты на венецианских кораблях слонялись по палубе без дела, загромождая центральный проход и вызывая новые перебранки.
Даже само столпотворение на палубах бесило венецианцев, но им приходилось терпеть это с тех пор, как флот покинул Мессину. Заносчивость испанцев только подливала масла в огонь. Так, однажды венецианский матрос резко отчитал испанского капитана, который бесцельно прогуливался по центральному проходу, мешая работавшим вокруг матросам.
Капитан не оставил оскорбление без ответа. Он позвал трех своих приятелей, и они вместе напали на матроса. Когда расправа закончилась, мертвый моряк лежал на палубе.
Убийство всполошило матросов и гребцов. Венецианские солдаты выбежали на подмогу, началась схватка врукопашную.
Узнав обо всем, Веньеро лично прибыл на злополучный корабль.
Капитан судна изложил ему случившийся инцидент. Тогда Веньеро приказал привести четырех провинившихся и тут же приговорил их к смерти. Подобный самосуд он объяснял тем, что любой человек, пусть даже иноземец, находившийся на венецианском корабле, подсуден главнокомандующему венецианского флота. В военное время смертная казнь за нарушение дисциплины являлась, по его мнению, разумной и законной мерой наказания. Ожидавшие с нетерпением гребцы исполнили приговор Веньеро. Четырех испанских солдат повесили в ряд на нок-рее.
Узнав о происшедшем, дон Хуан впал в бешенство.
Осознание первостепенности занимаемой им позиции главнокомандующего со временем только усиливалось. Именно вследствие этого самомнения герцог даже посмел пойти наперекор советчикам и своему сводному брату-королю, намереваясь достать врага в любом месте, где тот находится.
Веньеро казнил испанцев, даже не посоветовавшись с ним. Дон Хуан расценил его поступок как акт неповиновения верховному командованию и непризнание авторитета главнокомандующего.
Однако вместо Веньеро дон Хуан вызвал к себе Барбариго. Побледнев от злости, герцог высказал венецианцу следующее:
— Веньеро будет наказан так, как и те четверо испанских солдат, висящих на нок-рее.
Барбариго же в своей обычной невозмутимой манере сухо ответил:
— Ваше высочество, если что-либо подобное случится, всей венецианской флотилии не останется ничего, кроме как покинуть альянс.
Этого было достаточно, чтобы заставить дона Хуана замолчать. Присутствовавший тут же Колонна снова выступил посредником. Он предложил в качестве наказания исключить Веньеро из военного совета.
Немного подумав, дон Хуан согласился. Барбариго тоже нашел этот вариант приемлемым. С этого момента заместитель венецианского главнокомандующего стал главным представителем Венеции на совете.
Тем временем объединенный флот продвигался на юг. Двумя днями позже пришли новости, которые восстановили надломленный было дух союзной армии. Армия снова воспрянула, как это было в день отправления из Мессины.
Маленькая галера, возвращавшаяся домой в Венецию из Фамагусты, сообщила о падении крепости.
Это известие повергло всех в гнев и оцепенение. Сообщили, что Фамагуста сдалась 24 августа, на следующий день после прибытия дона Хуана в Мессину. О падении стало известно так поздно, поскольку все защитники крепости были убиты. Рассказать о событиях было буквально некому.
Битвы в водах около Фамагусты с мая становились все ожесточеннее. Тесная турецкая осада не позволяла приблизиться сюда даже со стороны Крита. Но критским венецианцам удалось разведать обстановку, тайно подобравшись с южного побережья Кипра. О том, что Фамагуста после года упорного сопротивления все же была захвачена, сообщили венецианцы, которые после падения проникли на остров, представившись греками.
У оборонявшей крепость армии закончилась провизия, оружие и порох, а на помощь извне не имелось никакой надежды. Годовая осада Фамагусты завершилась, когда Мустафа-паша от имени турецкой армии предложил защитникам добровольно и безопасно покинуть остров, предварительно сдавшись. В переговорах с командующим осажденной армии Брагадином турки гарантировали сохранить жизнь венецианским солдатам, а также местным жителям.
В итоге Брагадин согласился.
Однако турецкий полководец не сдержал своего слова. Как только крепость была открыта, всех венецианцев, от дворян до торговцев, сначала подвергли пыткам, а после убили. Что касается греков, помогавших защитникам, то стариков и детей убили, а остальных продали в рабство. Для Брагадина же, которого заставили наблюдать за массовой казнью, приготовили особое испытание в наказание за то, что он целый год сопротивлялся туркам.
Первым делом с венецианского командующего живьем содрали кожу, затем несколько раз окунали его в море. Но и после этого Брагадин все еще дышал, пока ему не отрубили голову. Затем турки сшили содранную кожу, набили соломой и сверху пришили отрубленную голову. Получившееся чучело из человечьей кожи отправили в Константинополь, где его выставили на осмеяние на центральной площади, а после возили для обозрения по всем провинциям обширной Османской империи.
Союзная армия более не делилась на испанцев и венецианцев. С искаженными яростью и болью лицами люди клялись отомстить неверным турецким варварам. Неудивительно, что венецианские моряки были особенно взбудоражены. И даже гребцы, которые на суше были признаны преступниками и теперь служили на судах, дабы заработать помилование, кипели от злости, били себя в грудь и скрежетали зубами. Теперь уже никто не предлагал вернуться.
Корабли союзной флотилии быстро и умело исследовали на исправность. Затем окончательно определили позиции артиллеристов и арбалетчиков, да и общее построение самого флота. Эскадры следовали на юг, готовые в любой момент сразиться с противником.
Лепанто. Октябрь 1571 года
Ветер успокоился, поэтому большинство кораблей плыли на веслах. Даже ночью они не останавливались. На море стоял такой штиль, что можно было любоваться мерцавшими звездами.
Но суда двигались ночами отнюдь не ради наслаждения понаблюдать за небесными светилами. Матросы пристально вглядывались в небо, прикидывая, какая погода их ожидает. А расстояния между кораблями в темное время суток определяли по фонарям, водруженным на носу и корме каждого из них.
