Елена Майорова - Викарии Христа: папы Высокого Средневековья. С 858 г. до Авиньонского пленения
Английское правительство покорилось, но Филипп не отреагировал. Его легисты отвечали понтифику официальным языком законов Королевства Франции: «Вольности Церкви не могут помешать королю принимать меры, необходимые для защиты его государства… клирики такие же подданные короля, как и светские лица».
Из-за развития конфликта с Фландрией расходы становились поистине огромными, и Филипп Красивый решил изменить политику в отношении Церкви. До сих пор Капетинги порой ссорились с Римом по личным мотивам, но почти никогда — по принципиальным вопросам. Англия и Священная Римская империя впустую тратили энергию и силы в сражениях с Церковью, но Франция сделала очень мало таких попыток. Когда папы вынуждены были бежать от неуступчивых императоров, они всегда могли рассчитывать на помощь Франции.
Однако теперь Филипп IV пошел на открытый конфликт с папой. Он начал с запрета на вывоз из королевства золота и серебра. Это сократило существенную часть папских доходов в тяжелый для Бонифация момент, поскольку в это время началось его противостояние с римской знатью из враждебных роду Каэтани кланов.
В борьбу не на жизнь, а на смерть вступили два деятеля, полностью лишенные нравственных принципов.
Сделав над собой огромное усилие, папа вынужден был пойти на компромисс и выступить с примирительным жестом — канонизировать Людовика IX, что было мечтой королевского дома Франции. Более того, он позволил облагать налогом французское духовенство для войны с Фландрией. Но эти уступки выводили Бонифация из себя и увеличивали его природную раздражительность.
В 1299 г. римский первосвященник отказался утвердить императора Альбрехта Габсбурга в его сане, поскольку тот осмелился принять корону без папского утверждения. Он был объявлен папой изменником и вызван на суд. К тому же женой Альбрехта была сестра несчастного Конрадина Гогенштауфена. Приводятся слова, будто бы сказанные папой: «Да не будет ему утверждения, пока жива Иезавель!» Лишь убедившись в полной покорности Альбрехта, папа вручил ему корону.
Обычай Древнего Рима праздновать начало нового столетия торжественными церемониями и играми в христианскую эпоху вышел из употребления. Бонифаций решил восстановить языческую старину и извлечь из нее все возможные выгоды для Св. Престола. Он объявил Юбилей, или Святой год празднования XIII столетия Рождества Христова. Булла от 23 февраля 1300 г. возвещала, что все посетившие в течение этого года римские базилики Св. Петра и Св. Павла получат полное отпущение грехов; исключение составляли только поименованные противники Бонифация.
Тысячи паломников прибыли в Рим, наполнив папскую казну. Папа был преисполнен счастьем от этого свидетельства власти Святого Престола. Теперь он смело смотрел в будущее. Хорошие доходы получал папа и от «Домика Девы Марии». Однажды он заявил, что ангелы, явившиеся к нему, обещали перенести из Палестины в Далмацию (Хорватия) домик, в котором родилась Дева Мария. К появившемуся в Далмации домику потянулись паломники. Но из-за отдаленности святыни от Италии доходы были незначительны, и тогда ангелы перенесли домик в город Лорето, где поместили в церкви, специально построенной для реликвии.
Священные предметы культа давно превратились в орудие обмана, в грубое средство выманивать деньги у простодушной толпы. Гвозди от Креста Христова продавались пудами. Современники говорят даже о таких невероятных «реликвиях», как перо из архангельского крыла или сено из вифлеемских яслей.
В юбилейный год в Папской курии царили оптимистические настроения — там верили, что Иерусалим скоро снова перейдет под власть христиан. И такие расчеты имели веские основания — по крайней мере в первой половине 1300 г., когда сарацины были изгнаны монголами из Сирии и Палестины. Однако этот оптимизм оказался преждевременным — уже на следующий год неверные вернулись.
Сочетая уверенность в собственных силах с финансовыми поступлениями, Бонифаций был готов вновь вступить в борьбу с французским королем.
Повод представился в ноябре 1301 г. Французского епископа Бернара Сессе (того самого, который нелицеприятно отзывался о короле Филиппе) судили за различные преступления — богохульство, колдовство, ересь, государственную измену и возмутительную безнравственность — королевским судом. Однако священники подлежали только суду церковному, на что немедленно отреагировал Бонифаций. Он использовал обычные папские угрозы. В ответ Филипп применил новое оружие: как никогда высокий престиж королевской власти и французский патриотизм.
Для римского первосвященника все еще существовал единый христианский мир, объединенный наследием Римской империи, общим для всех латинским языком, единой Церковью во главе с непогрешимым понтификом. Господствуя над душами, он хотел владеть и телами, физической силой и сокровищами христианского мира. Но, стремясь к такой цели, папа приходил к внутреннему противоречию с сущностью своей власти, утрачивал духовный авторитет и умалял нравственное влияние на общество. Народы стали сознавать, что наместник Христа на земле злоупотребляет своим положением, прикрывая именем веры мирские человеческие, часто эгоистичные цели.
Филипп Красивый смело начал агитацию против Бонифация, всего лишь иностранца, не-француза, обвиняя его во всевозможных преступлениях. Французское духовенство, в большей степени зависящее от короля, чем от папы, ревностно демонстрировало патриотизм. Возможно, в тот момент папа и уступил бы королю. Но в июле 1301 г. французы понесли поражение от фламандцев в битве при Куртре, и понтифик с радостью осознал, что уступить придется Филиппу.
Папа в своей булле «Unam sanctam» от ноября 1302 г. объявил наместника св. Петра на земле обладателем высшей духовной и светской власти, которому должны быть покорны все человеческие существа, наделенные духовным началом. Отрицающие это — еретики. Ни один папа до Бонифация не делал таких прямолинейных и властных заявлений. В лице Филиппа IV этот папа нажил себе непримиримого врага, после того как в двух своих буллах запретил обложение налогами французского клира и объявил о присвоении себе высшей судебной власти, превышающей власть короля.
Ненависть Филиппа IV не знала границ.
Отношения еще более испортились, когда Бонифаций задумал созвать Собор для осуждения действий французского короля и «преобразования его государства». В булле «Ausculta fili…» папа перечислял монарху его заблуждения и провинности и приказывал явиться на Собор лично, чтобы услышать, «что Бог изречет нашими устами», или на крайний случай прислать своего представителя.
Получив буллу, король приказал ее сжечь и оповестить о сожжении при трубных звуках. В мае 1303 г. Филипп собрал специальную коллегию в Париже, в которую кроме королевских советников и высшей знати входили французские прелаты. На ней адвокаты французской короны зачитали подробный список преступлений Бонифация. Он обвинялся в ереси, колдовстве, установлении своих образов в церквях. Но более всего задели патриотов обвинения в преступлениях против французской нации: объявление французов еретиками и призывы уничтожать их; высказывания, что он предпочитает быть собакой, нежели французом, и т.п.
Французы, бароны и горожане, единодушно объявили, что «скорее готовы отказаться от своих имений и от самих себя, страдать и испытывать муки даже после смерти, чем терпеть папские притязания, даже в том случае, если бы король пожелал выносить их».
Собор все-таки состоялся. Бонифаций вознамерился отлучить Филиппа от Церкви и низложить его. Но Генеральные штаты и Парижский университет решительно приняли сторону короля.
Полемика приобретала все более резкую форму. Дело не ограничилось словами. Король решил низвести папу со Святого Престола.
Филипп избрал суровых исполнителей своего смелого решения: легиста Гильома Ногаре и одного из представителей жестоко пострадавшей от Бонифация фамилии Колонна.
Соратник короля Ногаре отправился в Италию и, поселившись во Флоренции, принялся плести заговор против папы.
Ногаре — фигура загадочная. Его происхождение и юные годы покрыты мраком неизвестности, что заставило некоторых историков заподозрить, будто ему было что скрывать — возможно, свои катарские корни. Отдельные летописцы даже указывают, что его родители и семь ближайших родственников были сожжены на костре как еретики. Однако эти сведения — всего лишь пересказ легенды, и преданность Ногаре Филиппу IV сомнению не подлежит. Более того, он с энтузиазмом поддерживал имидж своего патрона как «самого стойкого католика среди королей, страстного защитника веры и святой Матери-Церкви». Пламенный поклонник римского права, он был убежденным защитником светского абсолютизма.
