Ирина Карацуба - Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов
В сентябре 1900 г. в новой докладной записке великому князю Зубатов сформулировал программу более конкретно. Следовало обезоруживать «массы путем своевременного и неустанного правительственного улучшения их положения на почве мелких нужд и требований (большего масса никогда сама по себе и за раз не просит). Но обязательно это должно делаться самим правительством и притом неустанно, без задержки». Опекать и организовывать рабочих, помогая добиваться уступок у фабрикантов, должна была полиция.
С мая 1901 г. Зубатов начал проводить регулярные воскресные совещания рабочих в аудитории Исторического музея, прозванные «Зубатовским парламентом», где выступали с лекциями ученые экономисты. Летом 1901 г. зубатовскими агентами в Минске была образована Еврейская независимая рабочая партия. 14 февраля 1902 г. был утвержден устав московского «Общества взаимного вспомоществования в механическом производстве», а уже 19 февраля общество провело с благословения полиции невиданную манифестацию, по выражению Зубатова, «генеральную репетицию управления народными громадами» у памятника Александру II в московском Кремле. Манифестация, в которой участвовало до 50 тысяч человек, проходила в образцовом порядке: «При пении гимна… рабочие проходили нога в ногу мимо великого князя и его свиты, в составе которой был не менее знаменитый, чем Зубатов, в полицейском мире П. И. Рачковский, заведовавший политической агентурой за границей».
Тогдашний министр внутренних дел Д. С. Сипягин отнесся к новациям Зубатова настороженно и газетную рекламу его начинаний прекратил. Начальник главного управления по делам печати Н. В. Шаховской разослал циркуляр, запрещавший пропагандировать манифестацию в качестве события «как бы указывающего на официальное признание существования у нас особенного класса рабочих». Однако в апреле 1902 г. Сипягин был убит террористами, а занявший, наконец, пост министра внутренних дел Плеве, посетив Москву, одобрил зубатовский опыт, который решено было распространять и за пределами московского промышленного района. Агент Департамента полиции Мария Вильбушевич, участвовавшая в создании Еврейской независимой рабочей партии, была командирована в Вильно «для постановки соответственного рабочего движения».
Заручившись поддержкой министра, Зубатов повел дело более энергично. 26 июля 1902 г. он устроил в знаменитом московском трактире Тестова встречу с фабрикантами, на которой убеждал их, что «торгово-промышленное сословие может найти искреннее сочувствие и защиту своих законных прав только в охранном отделении».
Промышленники, которых зубатовские организации принуждали к выполнению требований рабочих, хотя и «справедливых» по мнению полиции, но не всегда законных, восстали. Председатель московского биржевого комитета Ю. П. Гужон представил министру финансов жалобу на действия Зубатова от лица всей московской торгово-промышленной корпорации.
В конце 1902 г. Зубатов был удален из Москвы, но не понижен, а повышен, сделавшись чиновником особых поручений при министре. А вскоре и вовсе был вознесен на самый верх полицейской пирамиды в результате интриги, возможной только в императорской России периода упадка. Начальник заграничной агентуры Департамента полиции П. И. Рачковский представил по начальству собранные им материалы, неопровержимо доказывающие, что пользующийся особым доверием и почитаемый за провидца в семье государя «доктор Филипп из Лиона» — шарлатан и мошенник, разыскиваемый французскими властями. Усердие не по разуму было сурово наказано. Рачковского с треском выгнали со службы, его место занял Ратаев, а во главе Особого отдела Департамента полиции был поставлен находившийся в контрах с Рачковским Зубатов. Зубатов принялся повсеместно насаждать московский опыт полицейского «попечения» о рабочих. Особенно большого влияния зубатовские рабочие организации достигли в Минске, Киеве, Николаеве, Харькове и Одессе. Плеве с удовлетворением сообщил Витте, что отныне «полицейское спокойствие государства в руках Зубатова, на которого можно положиться».
Витте зубатовщину считал опасной, он был убежден, что эта авантюра приведет к «возникновению крупных недоразумений на фабриках и заводах». Витте оказался прав. Летом 1903 г. зубатовским организациям, начавшим стачку в Одессе, не удалось удержать движение в рамках экономических требований. Руководство стачкой перешло к социал-демократам, а одесская забастовка вылилась в волну стачек, парализовавших промышленность всего юга России.
Плеве распорядился о закрытии Еврейской независимой рабочей партии, а ее создателя Зубатова, затеявшего к тому же интриговать против министра, отправил в отставку. Однако от самой идеи полицейской опеки над рабочими Плеве не отказался. Только вместо бескорыстного Зубатова, искренне предполагавшего отстаивать интересы рабочих, главным проводником политики «полицейского социализма» был поставлен священник Георгий Гапон, не брезговавший брать деньги и от Зубатова за сведения о рабочем движении, и от Плеве за сведения о зубатовских организациях, и от доверенного лица японского посла в Париже на покупку транспорта с оружием для русских революционеров. Синод православной церкви даже отстранил было Гапона от обязанностей за «моральную греховность», но Плеве был нужен именно такой подручный. Рабочие кружки, заводимые по почину Гапона, радикально отличались от зубатовских, они не пытались выступать посредниками между рабочими и нанимателями и не поддерживали стачечников, а преследовали цели исключительно благотворительно-просветительские, как и созданное в августе 1903 года на их основе и на деньги Департамента полиции объединение — «Собрание русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга». Около этого времени Плеве одержал над Витте еще одну победу:
30 мая 1903 года фабричная инспекция, оставаясь формально в ведении Минфина, была фактически подчинена МВД. Губернаторы получили право требовать отчеты и отменять решения фабричных инспекторов. Витте твердил, что связь с полицией лишает инспекцию «нравственного авторитета в глазах рабочих» и делает ее органом «совершенно беспомощным для дела». Плеве продолжал настаивать на полной передаче фабричной инспекции в МВД, где был создан специальный Департамент труда.
«Инородцы» и «окраины»Вопрос о конституции — реформе государственного устройства — к концу века оказался тесно связан с проблемой гражданского равенства, уже не в социальном плане, как во времена декабристов, а в плане национальном. На приеме в Зимнем дворце 1 января 1902 г.
Витте доказывал военному министру А. Н. Куропаткину неизбежность «для земства стать силою, ограничивающей самодержавие». Куропаткин тревожился: если «дадут конституцию и представительное собрание, то депутаты с окраин… дружно соединившись, отвоюют себе права, которые приведут Россию к штатам, к государству, состоящему из конгломерата народностей, но не к великой русской державе…». Окраины и «инородцев» следовало по этой логике держать в черном теле. «Давление, которое мы оказываем на окраины, — возразил Витте, — приведет нас скорее к революции, чем если бы мы дали окраинам относительную свободу».
Он вообще был убежден, что «вся ошибка нашей многодесятилетней политики — это то, что мы до сих пор не осознали, что со времен Петра Великого и Екатерины Великой нет России, а есть Российская Империя. Когда около 35 % населения — инородцы, а русские разделяются на великороссов, малороссов и белороссов, то невозможно в XIX и XX вв. вести политику, игнорируя этот исторически капитальной важности факт, игнорируя национальные свойства других национальностей, вошедших в Российскую империю, — их религию, их язык и проч. Девиз такой империи не может быть: „Обращу всех в истинно русских“. Этот идеал не может создать общего идеала всех подданных русского императора, не может сплотить все население, создать одну политическую душу».
В силу этого Витте решительно выступал против всех ограничительных мер в отношении «инородцев», а в своей вотчине — экономической политике — действовал вразрез с общими национально-ограничительными мерами. Свою позицию Витте не скрывал и однажды даже вполне откровенно высказал ее Александру III, в результате чего приобрел репутацию «друга евреев». На вопрос государя: «Правда ли, что вы стоите за евреев?» Витте в свою очередь спросил царя, «может ли он потопить всех русских евреев в Черном море». «Если может, — продолжал Витте, — то я понимаю такое решение вопроса, если же не может, то единственное решение еврейского вопроса заключается в том, чтобы дать им возможность жить, а это возможно лишь при постепенном уничтожении специальных законов, созданных для евреев, так как в конце концов не существует другого решения еврейского вопроса, как предоставление евреям равноправия с другими подданными государя».
