Лев Колодный - Сердце на палитре - Художник Зураб Церетели
В тот вечер 29 декабря избрали 12 действительных членов и 25 членов-корреспондентов. Церетели сдержал обещание, открыл двери перед художниками разных направлений, прежних антагонистов. Академиками стали признанные «шестидесятники» Павел Никонов и Игорь Обросов. И громко заявившие о себе позже «семидесятники» Татьяна Назаренко и Наталья Нестерова. Их называли лидерами «левого» направления в Московском отделении союза художников СССР, "левом МОСХЕ". В тот же день проголосовали за Эдуарда Дробицкого, участника "бульдозерной выставки", растоптанной гусеницами и колесами. Его в Советском Союзе называли «начальником» художников, которые выставлялись в залах на Малой Грузинской улице. Туда в полуподвал ходила много лет смотреть картины "вся Москва". Там советская власть дала место для экспозиций экспериментаторов, не признававших академизм.
— Вот сейчас выбирал я новых членкоров в академию. Так я их даже в лицо не знал. По картинам выбирал.
Так произошел исторический переворот, подобный реформе ХIХ века, проведенной в Императорской академии художеств. Тогда главного бунтаря Ивана Крамского избрали академиком. Профессором пригласили его единомышленника Василия Перова. В конце ХХ века в старых стенах под одной крышей объединились правые и левые, традиционалисты и экспериментаторы, реалисты и модернисты. Это значило, что всем открывалась дорога на академические выставки, аукционы, в музеи и журналы. Впервые в академию избрали директоров крупнейших московских и питерских музеев, таких как Эрмитаж, Русский музей, Третьяковская галерея и Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
Почетными членами избрали 50-летнего француза, Бернарда де Сузи, дизайнера и скульптора, создавшего портреты президентов Франции и Америки, знаменитых артистов. И патриарха искусства Испании, скульптора Хуана де Авалоса, того, кто сотворил "Долину павших" между Мадридом и Эскуриалом. В былые времена советских туристов без остановки на большой скорости провозили мимо подземного храма и грандиозного креста-памятника, считавшегося идейно чуждым строителям коммунизма.
Один из избранных на следующий день отказался от оказанной чести. Им был Дмитрий Сарабьянов, к тому времени избранный членом Российской академии наук. Войти в состав Академии художеств, которая так долго не признавала его заслуг в искусствознании, — он не пожелал. Возможно, это произошло потому, что в ее коридорах все еще появлялся академик Сысоев-старший. А в программном манифесте "На рубеже веков", обнародованном академиком Сысоевым-младшим, Дмитрий Сарабьянов мог прочесть поразительный пассаж о социалистическом реализме. Казалось бы, этот сталинский метод тихо и без музыки умер вместе с социализмом. Но нет, прощаться с ним хотели далеко не все, объединявшиеся вокруг фигуры манифестанта.
— Попытки недоброжелателей социалистического реализма объявить его чуть ли не аномалией в развитии эстетических вкусов, едва ли согласуются с фактическими достоинствами данного направления, не только не игнорировавшего специфики искусства, но без сомнения поднявшего его значение на предельно возможный в современных обстоятельствах уровень…
То, что под флагом социалистического реализма громили великих художников, закрыли музей мирового значения, исключали из Союза художников СССР и отправляли в лагеря "формалистов", — даже не упоминалось. С таким апологетом социалистического реализма, опекавшим в должности вице-президента РАХ искусствоведение, Дмитрию Сарабьянову делать было нечего. Но и новому составу президиума с ним оказалось не по пути. Умер Сысоев-старший. Ушел из кабинета вице-президента Российской академии художеств Сысоев-младший, так и не став президентом РАХ.
Спустя три месяца после избрания президентом РАХ Церетели принимал в Академии некогда изгнанного из СССР Михаила Шемякина. Он пришел в своей неизменной черной униформе, сапогах. И принял из рук друга Зураба золотую медаль «Достойному» и бронзовую медаль за композицию Казановы, установленную в Венеции. Не одного его, многих художников, оказавшихся на Западе, хотел, если не вернуть, то хотя бы приблизить к родине Церетели, убежденный: пришло время собирать камни.
Спрашивается, под каким флагом собирал единомышленников новый президент? Под флагом чистого искусства, под лозунгом "искусства для искусства", о чем он каждый день не уставал повторять, приводя в изумление искусствоведов, боровшихся всю жизнь с безыдейностью, под знаменами партийного "искусства, принадлежащего народу", согласно формуле Ленина.
Важно развивать и воспитывать индивидуальность. Не важно, академизм или авангард, главное, чтобы картины были достойны музейного уровня. — Это еще один часто повторявшийся тогда постулат Церетели.
Я часто говорю студентам, что надо не только родить идею, нужно уметь довести ее до конца. Сейчас я стараюсь в наших институтах Академии сделать перелом, чтобы новое поколение могло не только родить идею, но и претворяло ее в жизнь. Потому что нельзя, чтобы исполнительское искусство, которое существовало в России, ушло. Чтобы умерло. Исполнительское искусство рождалось не само по себе. Существовали техникумы, фабрично-заводские училища, всякие школы, которые обучали всему — гипсы, скульптуры делать, увеличивать модели, там мастера воспитывались, сейчас у нас это исчезло. Поэтому я стараюсь, чтобы в академических стенах ввести предметы исполнительского искусства, чтобы студенты после учения все могли делать как Клодт, Микеланджело. Почему он бегал по карьерам, выбирал камень, мрамор чувствовал, все мог. И новое наше поколение должно чувствовать материал. За семьдесят лет многое испортилось. Почему? Тогда делали модель, а Гришин, секретарь горкома партии, дальше все брал на себя, аппарат все исполнял.
И еще приведу одно высказывание о проблеме, которая решается в классах институтов Академии:
Никто не мешает создавать классику. Я сам лично развиваю в учебных программах мышление, классическое отношение к рисунку, композиции, искусству. Но было бы желательно после третьего-четвертого курса развивать индивидуальность. Дело это сложное.
Я преподавал в Америке на первом, втором, третьем курсе. В классе стояла натурщица. Мои студенты. Рисовали все. Я объяснял, как построить форму, фигуру. Там были двое. Один надевал черные очки. Другой студент надевал голубые очки. Они смотрели на фигуру и рисовали кубиками, где-то знамя, американский флаг рисовали… Сколько я им ни говорил, они мне отвечали — я так вижу.
* * *Первые шаги президента привели в изумление всех наблюдателей, которые называли Академию тихой заводью, где доживали век "герои вчерашних дней". Любители скандалов, ставших непременной частью современной жизни, привыкли считать ее заведением, с которым всегда боролись лучшие художники. И вдруг все пошло-поехало, вдруг в ее двери вошли на правах академиков люди, которых считали знаковыми фигурами, оппозиционными официальному искусству. Что оставалось делать недоумевавшим? Писать. И они писали: "Однако факт налицо. Академия художеств из заведения тишайшего, ни на что в художественной жизни не влияющего, на глазах превращается в место, где проводится очередной эксперимент по «впряжению» в одну телегу «коня» и "трепетной лани".
При этом у некоторых академиков возникало опасение, что вновь принятый член-корреспондент с Мясницкой захватит власть. Церетели этого не опасался. Всем составом президиума Академия прибыла на старинную улицу, в здание, где некогда пребывало легендарное Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Оно разделило при советской власти судьбу Академии. Его не раз реорганизовывали, меняли название, задачи, профессуру. И, в конечном итоге, закрыли, чему поспособствовала война, эвакуация из Москвы высших учебных заведений. Замечательное здание перешло в чужие руки. Из этих рук с большим трудом вырвал дворец ХVIII века Илья Глазунов. В нем создал Всероссийскую академию живописи, ваяния и зодчества. Создал это высшее учебное заведение по образу петербургской академии, где вырос сам: с музеем, библиотекой, Актовым залом, заполненными картинами, гравюрами, скульптурой.
Казалось бы, ничего особенного не произошло в тот день, когда Академия в лице ведущих мастеров посетила новый художественный институт, где учатся сотни студентов. Учатся по академической методике, выработанной в Санкт-Петербурге. Но это посещение стало событием общественной жизни, приковавшим внимание всех телеканалов и прессы. Потому что ставилась точка в истории многолетнего противостояния Академии и Ильи Глазунова. Как оказалось, их больше сближало, чем разъединяло. Обе академии, на Пречистенке и на Мясницкой, не сбрасывали классику с корабля современности, не переходили поголовно с картин на инсталляции, не заменяли кисти и краски фотоаппаратами. Обе стояли на фундаменте классической школы и реализма.
