Сергей Утченко - Тайны политических убийств
Сильвия даже испугалась, когда, пробыв в Нью-Йорке всего лишь месяц, Жак неожиданно заявил ей, что вскоре намерен уехать в Мексику представителем агентства по импорту и экспорту. Сильвия решила, что ее настойчивые намерения приобщить жениха к политике и свести с друзьями вынудили Жака принять такое решение.
Он уехал в октябре 1939 года, оставив Сильвии на жизнь три тысячи долларов, по тем временам приличный полугодовой заработок служащего, и тут же принялся клясться в письмах, что любит и не может без нее жить. В январе она приехала в Мехико. Любовники поселились вместе, а уже через неделю Сильвия стала помогать в работе Троцкому. Фрэнк Джексон — он убедил Сильвию в необходимости теперь только так его называть — ежедневно отвозил ее к дому на улице Вена и порой подолгу поджидал у ворот, сам никогда не пытаясь войти в дом Троцкого. Охранники, как наружные, так и внутренние, уже хорошо знали его и с охотой принимали то американские сигареты, то конфеты. Внутренние охранники, говорившие по-французски, не лишали себя удовольствия поболтать с приятным малым, женихом Сильвии. Она же не теряла надежды пробудить в будущем супруге интерес к политике, которая ее так волновала. Жак-Фрэнк в ответ лишь подтрунивал над ней и не постеснялся сделать это открыто в присутствии Альфреде и Маргерит Розмеров, гостивших, как читатель знает, у Троцкого с октября 1939 года. Как-то Сильвия вышла из дома Троцкого вместе с Розмерами, и Джексон с удовольствием предложил подвезти их к месту, куда Они направлялись. Он понравился Маргерит, которая впредь иначе и не называла Фрэнка как «приятный молодой человек».
К радости Сильвии, Жак-Фрэнк охотно поддержал знакомство с супругами Розмерами, стал приглашать их на совместные обеды и ужины в дорогие рестораны и вывозить на загородные прогулки.
В последние дни марта 1940 года, за день до отъезда Сильвии в Нью-Йорк, Лев Давыдович предложил ей пригласить своего друга в дом. Он считал неприличным, что она всякий раз оставляла жениха за воротами. Однако, покидая Мехико, Сильвия взяла слово с Джексона, что он без нее не станет посещать Троцкого.
— Ты ведь живешь в Мексике под чужим именем. В случае, если полиция или противники Льва Давыдовича узнают, это может нанести ему вред.
В действительности же Сильвия не могла забыть случай, который произошел совсем недавно и очень ее насторожил.
Она спросила адрес учреждения, где работал Жак-Фрэнк, и он ответил: «Здание Эрмита, комната 820». Когда же Сильвия направила туда свою сестру, то оказалось, что в здании Эрмита кет комнаты под № 820 и вообще там ни о каком Джексоне никто не слышал…
— Итак Джексон-Моркар-Меркадер! Ты спрашиваешь, как же удалось ему совершить убийство Троцкого? — начал Диего Ривера, после кофе с банановым ликером устраиваясь удобнее в мягком кресле, напротив письменного стола. — Убийство Троцкого должно было состояться в любом случае. Он был обречен, приговорен Сталиным! Тем более потому, что писал о нем книгу! И те, кому надлежало исполнить этот приказ, знали, что, если они не приведут его в исполнение, будет отдан другой приказ… и они сами будут расстреляны. Если убить Троцкого не удалось Давиду Альфаро Сикейросу с его группой, это обязан был сделать кто-либо другой. Жребий пал на испанца Рамона Меркадера. И он справился с этим делом. Проявил слабость лишь в то мгновение, когда Троцкий лежал на полу в соседней комнате с раскроенным черепом, а его охранники принялись в кабинете избивать убийцу. Воскликнул: «Я повязан по рукам и ногам! Они держат в заложницах мою мать!» В остальном он был безупречен! И даже симпатичен.
— Убийца?
— А почему ты так не говоришь о Сталине? — спросил лукаво Ривера, прищурил глаз и, не ожидая ответа, продолжил: — О Рамоне тебе могут рассказать Эстер Чапа и Мария Асунсула.
Я был знаком с доктором Чапа, несколько лет работавшей врачом в «Лекумбери», центральной тюрьме города Мехико, и с общественной деятельницей Асунсуло, близкой подругой той мексиканской женщины, которая неожиданно стала женой Меркадера, после того как его осудили за убийство Троцкого на двадцать лет. Эти обе женщины были в восторге от симпатичного, как они утверждали, начитанного, серьезного, железного, душевного и волевого человека.
— Дело Меркадера — богатейший материал для серьезного научного исследования психолога, тема, достойная настоящего писателя.
— Не пойму, Диего, ты на стороне Меркадера?
— Сейчас поймешь! Рамон Меркадер — профессиональный убийца? Фанатик идеи? Садист? Добровольный палач или жертва? Когда ты ответишь на эти вопросы, все дело убийства Троцкого окрасится в иные тона. Моя палитра их не знает… Он жертва! Вдвойне!
— Почему вдвойне?
— Поначалу он был избран участником, но не палачом. Потом, однако, не мог сделать ничего другого. У Сикейроса сорвалось, и Меркадер должен был выполнить приказ. Подумай, и ты мог бы оказаться на его месте. И сделал бы то же самое. Вот что страшно! Чрезвычайно! И для вашего социализма, и для коммунизма всей планеты! Ни денег, ни людей Сталин не жалел — их прибыло тогда в Мехико не менее пятидесяти человек, — потому они и не утруждали себя быть профессионалами. Офис восемьсот двадцатый в здании Эрмита принадлежал Давиду Альфаро Сикейросу. Только кошачья любовь Сильвии помешала раскрыть этот факт. Кто знает? Может, и убийства никакого не было бы!
Джексон дал слово Сильвии не бывать без нее в доме Троцкого, но слова не сдержал.
Уже в одном из первых писем сообщил невесте, что вынужден был, поскольку «не решился отказать в просьбе Альфреду Розмеру» перевезти его из больницы в дом Троцкого, к которому, по мере того как ближе узнавал русского революционера, проникался искренней симпатией.
Обратите внимание, что очень скоро условия игры изменятся, и Жак-Фрэнк обязан будет утверждать обратное. Однако в те дни заверения любимого о том, что он проникается симпатией к Троцкому, успокоили Сильвию.
Но вот мировую общественность всколыхнуло сообщение из Мехико: «В ночь с 23 на 24 мая группа неизвестных глубокой ночью ворвалась в дом Троцкого и пыталась лишить жизни русского эмигранта и его жену, расстреляв в спавших более двух сотен патронов. Они чудом остались живы». Сильвия немедленно связалась по телефону с Жаком-Фрэнком и услышала в ответ:
— Я последние дни был очень занят, у них не бывал. Подробностей не знаю, но презираю тех, кто пытался это сделать!
Читатель вправе спросить: «Принимал ли Джексон-Морнар участие в первом покушении на Троцкого или нет?» Вот что по этому поводу думал Диего Ривера:
— В нашей прессе много говорили, что главным в неудавшемся покушении на Троцкого был некий Филипп, «французский еврей». Теперь мы знаем, что за именем Филипп скрывался доктор Григорий Рабинович, представитель советского Красного Креста в Нью-Йорке. У него в подчинении находился испанский эмигрант под фамилией Карлос Контрерас, человек русско-итальянского происхождения. С ним я познакомился в Мехико еще в двадцать восьмом году, когда он приезжал от Коминтерна помогать в работе партии. Настоящая его фамилия Витторио Видали, но его у нас и в Испании знали как Энеаса Сорменти. У Контрераса, в свою очередь, находились в подчинении прибывшие специально из Москвы под вымышленными именами с заданием привести приговор Сталина в исполнение три бывших испанских военных, в то время слушатели московской военной академии, — Мартинес, Альварес и Хименес. Вот этим четверым и подчинялся Давид Альфаро Сикейрос со своей группой. Рабинович же получал необходимые указания от двух имевших специальные полномочия москвичей. Главным из них был известный в Испании «товарищ Пабло». Его там называли еще «товарищ Котов» и «генерал Леонов». Настоящее его имя Леонид Эйтингон, и он возглавлял в Москве специальный отдел, созданный для ликвидации Троцкого. Рамон Меркадер был в том деле простой пешкой. Ему следовало проникнуть в дом Троцкого и подтвердить имевшийся у Сикейроса плач расположения комнат. Что он и сделал. Это потом Меркадеру пришлось, когда Сикейрос не справился, стать главной фигурой…
Можно, слегка иронизируя, допустить, что выбор пал на Меркадера из-за особой симпатии к нему Леонида Эйтингона. Как утверждают исследователи дела об убийстве Троцкого, Эйтингон находился в самых близких отношениях с дочерью бывшего испанского помещика на Кубе Эустасией Марией Каридад дель Рио, еще весьма интересной, сохранившей женские прелести креолкой, матерью Меркадера. Генерал и потом, после сорокового года, чаще, чем того требовала профессиональная необходимость, посещал одну из московских квартир. Эта «вольность» также вменилась в вину генерала, когда военный трибунал в 1954 году выносил ему приговор: 12 лет лишения свободы.
Три дня спустя после неудавшегося покушения супруги Розмеры должны были отправиться в порт Веракрус, чтобы сесть на пароход, отплывавший во Францию. Маргерит уговорила мужа согласиться с предложением «симпатичного молодого человека» отвезти их на своей машине. 28 мая, когда он на шикарном «бьюике» подъехал к дому на улице Вена, его пригласили войти в дом, а затем впервые и к столу, за которым завтракали Троцкий, его жена, Розмеры и начальник охраны Робинс.
