Пайпс - Русская революция. Агония старого режима. 1905-1917
Наверху стали совещаться, как быть. Вел. кн. Дмитрий считал, что вернее всего отпустить сейчас Распутина и повторить попытку как-нибудь в другой раз. Но остальные не хотели об этом и слышать: Распутина нельзя отпускать живым. Юсупов предложил застрелить его. Он взял револьвер князя Дмитрия и спустился вниз, пряча оружие за спиной. Распутин выглядел совсем худо и тяжело отдувался, но глоток мадеры оживил его и он предложил прокатиться к цыганам — «мыслями с Богом, а телом-то с людьми»119. Как это бывает со многими убийцами, Юсупов не мог смотреть в глаза своей жертве и в суеверном ужасе вообразил, что Распутин может быть столь же неуязвим для пуль, как и для яда. Чтобы отогнать злые силы, он предложил Распутину рассмотреть искусно сработанное из горного хрусталя и серебра итальянское распятие XVII века, стоявшее на комоде. Когда Распутин склонился над ним и перекрестился, Юсупов выстрелил ему в бок. С диким криком Распутин повалился на пол.
Услышав выстрел, остальные заговорщики немедленно бросились вниз. Они увидели склонившегося над телом Юсупова. По воспоминаниям Юсупова, Распутин был мертв, но Пуришкевич припоминает, что он корчился в агонии и еще дышал. Вел. кн. Дмитрий, доктор Лазаверт и поручик уехали в автомобиле Пуришкевича на Варшавский вокзал, чтобы сжечь в топке стоявшего там санитарного поезда шубу Распутина. Пуришкевич и Юсупов ожидали их возвращения в кабинете.
По воспоминаниям Юсупова, им внезапно овладело непреодолимое желание увидеть тело Распутина. Распутин лежал недвижно и по всем признакам был мертв. Но когда Юсупов стал внимательно вглядываться в лицо своей жертвы, он заметил, что левый глаз заморгал и открылся, затем — и правый глаз: Распутин глядел на него с безграничной ненавистью. Пока, не веря своим глазам, скованный ужасом Юсупов смотрел на Распутина, тот сумел подняться на ноги, схватил Юсупова за горло и прохрипел сквозь выступившую на губах пену: «Феликс, Феликс!» Юсупову удалось вырваться и убежать наверх, где сидел с сигарой Пуришкевич. Вот как передает эту сцену Пуришкевич: «На нем [Юсупове] буквально не было лица; прекрасные большие голубые глаза его еще увеличились и были навыкате; он в полубессознательном состоянии, не видя почти меня, с обезумевшим взглядом, кинулся к выходной двери на главный коридор и пробежал на половину своих родителей»120.
Пуришкевич схватил револьвер и устремился вниз. Распутина там не было. Он нашел его во дворе пробирающимся сквозь глубокий снег к воротам и кричащим: «Феликс, Феликс, все скажу царице!» Пуришкевич выстрелил, но промахнулся. Он выстрелил вновь — и снова мимо. Распутин был уже почти у самых ворот, ведущих на улицу. Пуришкевич тщательно прицелился и выстрелил в третий раз, — пуля сразила Распутина. Он выстрелил еще раз и, подбежав к распростертому на снегу телу, ударил ногой в висок.
Вскоре появился полицейский, совершавший обход окрестностей, и сказал, что слышал выстрелы. Юсупов объяснил, будто бы у него только что закончилась вечеринка и кое-кто из подгулявших гостей стрелял в воздух. Но, как назло, в близлежащем полицейском участке на Мойке 61 тоже слышали выстрелы, и вскоре полицейские появились опять. Пуришкевич, совершенно не способный держать язык за зубами, заявил: «Мы убили Распутина».
Вид бездыханного тела Распутина привел Юсупова в бешенство. Он побежал в кабинет, извлек из стола дубинку, которую ему дал Маклаков, и, возвратившись во двор, стал словно одержимый избивать труп, повторяя: «Феликс, Феликс!» Затем он лишился чувств. Когда он пришел в сознание, то приказал слуге пристрелить одну из своих собак, чтобы обеспечить алиби.
С помощью прислуги тело Распутина связали и, захватив для веса цепи, погрузили в машину вел. кн. Дмитрия. В отдаленном безлюдном месте, у моста, соединяющего Крестовский и Петровский острова, труп опустили под лед в Малую Невку вместе с шубой, которую так и не сожгли, потому что она оказалась слишком велика для топки. Доктор Лазаверт обнаружил в машине калоши убитого и швырнул их в канал, но промахнулся, и одна из калош упала на мост, где впоследствии ее и обнаружили, что навело полицию на след, по которому нашли тело Распутина.
Весть о смерти Распутина распространилась молниеносно: французский посол утверждает, что услышал об этом еще до конца дня. Императрица получила весьма подробное описание происшествия от Протопопова, но, пока тело не было обнаружено, она продолжала верить, что Распутин где-то скрывается. 17 декабря она писала мужу: «Я не могу и не буду верить, что Распутина убили. Бог милостив». Некоторую надежду ей подало письмо Юсупова, в котором он начисто отрицал, что ему что-либо известно о местопребывании Распутина, и с негодованием отвергал обвинения в причастности к убийству121. В городе, однако, в слух о гибели Распутина поверили сразу и встретили это известие с радостью. Вел. кн. Дмитрий, пришедший вечером 17 декабря в театр, вынужден был удалиться, так как публика устроила ему чуть ли не овацию122. Один из современных наблюдателей говорил, что атмосфера в Петрограде напоминала Пасху: богатые пили на радостях шампанское, а бедные то, что было им по карману123. «Собаке собачья смерть» — такой приговор простого народа, по словам французского посла Мориса Палеолога, можно было услышать в петербургских очередях*.
* Однако, по свидетельствам Милюкова и Маклакова, рассказы о веселии по поводу смерти Распутина — чистейшая «аристократическая легенда»; в действительности простые люди были встревожены убийством (см.: Spiridovich A.I. Raspoutin. P. 413—415).
Изуродованное тело Распутина обнаружили подо льдом 19 декабря. Вскрытие показало, что он скончался от трех пулевых ран еще до того, как тело было брошено в воду, но это, однако, не помешало расползтись слухам, будто его легкие были полны воды. Не было обнаружено никаких следов яда*. По желанию императрицы Распутина похоронили в Царском Селе, за пределами дворцовых земель, во владениях Вырубовой, и на его могиле была воздвигнута часовня, хотя официально сообщалось, что тело перевезено для захоронения в Сибирь. Тотчас после февральской революции тело было вырыто, сожжено и прах развеян124.
* Отсутствие следов яда в трупе Распутина должно означать, что вино и пирожные отравлены вовсе не были. Материалы следствия по делу об убийстве Распутина продавались в Германии в период между войнами фирмой Karl W.Hiersemann (Originalakten zum Mord an Rasputin.Leipzig, n.d.: Library of Congress. DK 254. R3H5), но сохранившихся экземпляров сегодня не выявлено. В анонсе (С. 8—9) также говорилось, что следов яда при вскрытии не обнаружено.
* * *
Сообщить царю о смерти Распутина выпало генералу Воейкову. В своих воспоминаниях он так описывает реакцию царя: «С самого первого доклада — о таинственном исчезновении Распутина, до последнего — о водворении его тела в часовню Чесменской богадельни — я ни разу не усмотрел у его величества скорби и скорее вынес впечатление, будто бы государь испытывает чувство облегчения»125.
Юсупов утверждал, будто слышал от сопровождавших Николая в Царское Село 18—19 декабря, что он был «в таком радостном настроении, в каком его не видели с самого начала войны»126. Действительно, в дневнике за 17—19 декабря царь совсем не упоминает Распутина и отмечает, что в ночь с 18-го на 19-е «хорошо выспался»127.
Еще до убийства Распутина Николай собирался вернуться домой, чтобы провести Рождество с семьей. Теперь царская охрана настаивала на этом из опасения, что убийство Распутина могло быть первым из серии террористических актов128. И действительно, как мы увидим ниже, существовало несколько заговоров против Николая.
Смерть Распутина возымела вовсе не тот результат, какого ожидали заговорщики. Они намеревались разлучить царя с женой и сделать его более податливым влиянию Думы. Вместо этого трагедия только теснее сблизила супругов и лишний раз подтвердила справедливость их убеждения, что с оппозицией нельзя идти на компромисс. Николая возмущало участие в убийстве племянника Дмитрия и вызывала отвращение трусливая ложь Юсупова. «Мне стыдно перед Россией, — говорил он, — что руки моих родственников обагрены кровью этого мужика»129. Когда стало известно о причастности к акции Дмитрия, царь отослал его в русский отряд, дислоцированный в Персии. Но реакция высшего общества на эту меру наказания его ужаснула. Когда шестнадцать великих князей и княгинь ходатайствовали об оставлении Дмитрия в России, царь ответил: «Никому не дано право заниматься убийствами»130. Это прошение, по его мнению, компрометировало многих из его высокородных родственников и давало ему право прервать с ними сношения. Некоторых из них, в том числе и Николая Михайловича, просили покинуть Петроград. Чтобы выслужиться перед царской четой, Протопопов показал им перехваченные полицией приветственные телеграммы Пуриш-кевичу и Юсупову, среди них была телеграмма и от жены Родзянко131 . Это глубоко ранило царя и заставило его еще резче ощутить свою отчужденность*.
