Севостьянов Г.Н. - Москва - Вашингтон: Дипломатические отношения, 1933 - 1936
Возможно, именно это и побудило президента занять и продемонстрировать перед общественностью страны жесткую позицию в отношении конгресса Коминтерна. Однако госсекретарь Хэлл и его помощник Мур проявляли осторожность. Мур, в частности, встречался с сенатором У. Бора и спрашивал его, целесообразно ли госдепартаменту направлять Москве резкую ноту протеста. Сенатор рекомендовал ничего не предпринимать.
Сам Буллит в беседе 12 декабря 1935 г. с политическим советником полпредства СССР Б.Е. Сквирским также подтвердил версию Дрю Пирсона о причине резкости и ультимативности ноты Рузвельта от 25 августа: когда в печати Херста появилось сообщение, будто бы Димитров рекомендовал компартии США поддерживать Рузвельта, президент решил продемонстрировать несостоятельность таких заявлений48. Крестинский и Трояновский по-разному оценивали мотивы ноты протеста американского правительства, побудившие Рузвельта к такой серьезной дипломатической акции. В частности, Крестинский объяснял это главным образом предстоящими президентскими выборами, а Трояновский полагал, что дело не в Коминтерне, а в накопившихся нерешенных вопросах в отношениях между двумя странами, в первую очередь в безуспешных переговорах о долгах и кредитах, что препятствовало росту торгового оборота49. Как нам представляется, столь необычная и категоричная реакция президента на созыв конгресса объяснялась в целом его неудовлетворенностью состоянием американо-советских отношений. Многие его надежды не оправдались, он был разочарован. Несомненно, на настроение и поведение президента оказывала влияние активность оппозиции, противников признания СССР и антисоветская позиция части прессы. Еще 3 августа в американских газетах были опубликованы материалы под заголовком: "Еще один шаг, и тогда разрыв". Стремясь ослабить нагнетание напряженности в печати, Трояновский выступил с заявлением по поводу внешней политики СССР. Он подчеркнул необходимость сотрудничества великих держав для поддержания мира. 26 августа в интервью американскому корреспонденту он выразил несогласие с позицией Вашингтона и отметил, что ему ничего не известно о нарушении и ущемлении прав американских граждан в СССР в сравнении с антисоветской пропагандой, которая систематически велась в печати США. Правительство СССР никогда и никак не вмешивалось во внутренние дела США50. Советское руководство готовило ответ на американскую ноту. 26 августа в НКИД было составлено два варианта ответа. Оба были выдержаны в примирительном тоне с отклонением протеста и со ссылкой на устное заявление, сделанное 12 ноября 1933 г. Литвиновым Рузвельту, когда нарком сказал, что невозможно запрещение пребывания Коминтерна на территории СССР, равно как и оказание влияния советского правительства на деятельность его и американской компартии. Первый вариант был коротким и более свободным от дипломатических условностей. В нем говорилось, что советское правительство не нарушило заключенное с Вашингтоном соглашение в связи с созывом в Москве конгресса Коминтерна и его проведение не является вмешательством во внутренние дела США. Оно никогда и ни в каких договорах не принимало на себя обязательства об уничтожении права убежища для революционных эмигрантов из других стран, как и права пребывания на территории СССР международной организации — Коминтерна. Поэтому советское правительство не может признать обоснованной ноту протеста51. Второй вариант был более пространным, отличался большей категоричностью, но содержал ту же аргументацию. В нем отмечалось, что в американской ноте не содержится никаких конкретных фактов, подтверждающих нарушение советским правительством обязательств, изложенных в соглашении от 16 ноября 1933 г. Правительство СССР не могло принимать никаких обязательств в отношении Коминтерна, ибо он ему не подконтролен, вследствие чего невозможно принять протест, и правительство вынуждено его отклонить. Строгое взаимное невмешательство во внутренние дела и выполнение взаимных обязательств является, отмечалось в проекте ноты, предпосылкой поддержания дружественных отношений между двумя странами, и этим руководствуется правительство СССР, способствуя обеспечению взаимопонимания и сотрудничества в интересах укрепления всеобщего мира52. В обоих вариантах ноты отклонялся протест госдепартамента. 27 августа Крестинский вручил Буллиту ноту. В ней указывалось, что правительство СССР не нарушило соглашения от 16 ноября 1933 г. и намерено на практике проводить политику дружественного сотрудничества с Америкой. Это важно для сохранения всеобщего мира53. Посол не стал читать ноту, пообещав только, что он срочно передаст ее по телеграфу в Вашингтон.
Перед советским руководством встал вопрос, публиковать ли ноту Буллита. Крестинский предлагал полностью не печатать американскую ноту по двум причинам: во-первых, она была выдержана в некоторых местах в излишне резкой форме и, во-вторых, и это было главное, в ней воспроизводился текст письма Литвинова о пропаганде от 16 ноября 1933 г., который в свое время в советской печати не был опубликован. Американцы, по его мнению, сознательно включили письмо Литвинова в ноту, дабы сделать его известным в СССР. В случае публикации письма нужно было сопроводить его комментарием о том, что при обмене письмами была сделана оговорка о Коминтерне, а это могло поставить в трудное положение Рузвельта и привести к еще большему обострению отношений с США. Поэтому целесообразно было воздержаться от публикации ноты полностью, а ограничиться помещением в газетах лишь коммюнике ТАСС. Иностранным же корреспондентам вручить полный текст ноты54, что уже поспешил сделать Буллит. Предложение Крестинского было одобрено руководством.
Нота НКИД не оказала воздействия на настроение сотрудников американского посольства, ожидавших крупного скандала, осложнений в двусторонних отношениях. 28 августа секретарь посольства Гендерсон устроил прием, на котором присутствовало около 100 человек, в том числе сотрудники посольства и представители прессы. Участники встречи открыто выражали несогласие с ответной нотой советского правительства, говорили о возможности разрыва дипломатических отношений с СССР, высылке ряда работников Амторга из США. Буллит в беседе с уругвайским послом в Москве Мессанесом сказал, что вероятен разрыв отношений СЕНА с СССР. Корреспондент "Крисчен Сайенс Монитор" Б. Демарш поспешно отправил информацию в свою газету о наступлении критической фазы в советско-американских отношениях. Высказывались предположения, что посол намерен в ближайшее время покинуть Москву. В телеграмме от 29 августа Буллит предлагал потребовать отзыва из США военного, морского и авиационного представителей СССР. Он писал: "Нельзя медлить. Нужна решимость. Мы никогда не найдем лучшего момента действовать против руководства коммунистическим движением в Соединенных Штатах из Кремля"55. Нота советского правительства, составленная в спокойном и миролюбивом тоне с призывом к нормализации отношений, поставила в затруднительное положение Белый дом и госдепартамент. Многие поняли, что американская дипломатия проявила поспешность, оказалась под влиянием излишних и необоснованных эмоций. Прежде всего это осознал Рузвельт. Он решил, что преждевременно становиться на такой путь. Ясно было, что нота его правительства не приведет к ликвидации Коминтерна. Рузвельту было известно, что многие американцы недовольны неурегулированностью вопроса о долгах. По их мнению, президент, признав Россию, совершил ошибку. Нотой протеста он рассчитывал несколько ослабить их недовольство, продемонстрировать общественному мнению, что Вашингтон не сидит сложа руки, а действует. Но его расчеты не оправдались. Получилось так, что противники Рузвельта, воспользовавшись ситуацией, подвергли его политику резкой критике. Газета "Нью-Йорк Тайме" 28 августа заявила, что она постоянно выступала против признания большевиков и требовала придерживаться "жесткой политики в отношении Москвы". Эта же газета двумя днями раньше опубликовала заявление члена палаты представителей Дж. Тинкхэма из штата Массачусетс, который настаивал на разрыве дипломатических отношений с СССР. За день до этого Уолтер Дюранти опубликовал статью под названием "Русская пресса игнорирует протесты США". 4 сентября секретарь ЦК ВКП(б) Л.М. Каганович писал наркому тяжелой промышленности Г.К. Орджоникидзе: "Самый умный из всех инкоров Дюранти написал: в Америке шумят о конгрессе Коминтерна и не видят самого главного, решающего, что опубликовано вчера в газетах — это рапорт Азово-Черноморского края об окончании хлебозаготовок"56. Между тем заведующий отделом стран Восточной Европы госдепартамента Келли, автор ноты от 25 августа, так же как и посол Буллит, ничего не нашли в резолюции конгресса Коминтерна о положении в США. «В опубликованной в "Правде" резолюции, принятой конгрессом, ничего не было сказано о США», — сообщал Буллит 30 августа государственному секретарю Хэллу57. Протест советскому правительству в связи с конгрессом Коминтерна выразили только итальянский поверенный в делах в Москве и латвийский посланник, британский посол сделал лишь устное заявление. Вопрос об ответе на советскую ноту от 27 августа обсуждался на заседании кабинета министров США. В этой связи глава департамента внутренних дел Гарольд Икес записал в дневнике: "Я не услышал ничего очень вразумительного или очень убедительного по этому делу. Если Россия официально или полуофициально поощряет коммунистическую пропаганду в нашей стране, то ничего не было представлено, чтобы доказать это, кроме общего заявления, что это так". По его мнению, критическая нота госдепартамента, отправленная через посла в Москву, дала повод говорить о возможности разрыва дипломатических отношений58. Икес полагал, что именно Буллит создал такую напряженность и инициатива исходила от него. Однако Вашингтон не последовал его рекомендациям о высылке советских дипломатов, закрытии консульств и др. И Рузвельт, и Хэлл посчитали их неразумными и несвоевременными. В телеграмме Буллиту Хэлл 30 августа сообщал, что он специально обсуждал с президентом план действий в отношении советского правительства, решено ограничиться лишь официальным заявлением в печати59. Президент дал понять, что не в интересах США обострять дальше отношения с СССР, и он не хотел ставить лично Буллита в затруднительное положение. Рузвельт не мог не считаться при этом с напряженным положением внутри страны. Его противники резко критиковали Новый курс, требовали его отмены. В мае Верховный суд признал закон об оздоровлении промышленности антиконституционным. Республиканцы и представители крупного капитала ликовали. Президент был серьезно обеспокоен. В начале июня полпред Трояновский в письме Литвинову сообщал, что вопросы внешней политики у президента отошли на задний план. Помощник госсекретаря Мур должен был обсуждать с Рузвельтом международные дела и американо-советские отношения, но президент откладывал свидание с недели на неделю60. Рузвельт занимался решением неотложных проблем, связанных с Новым курсом. Перед ним встала дилемма: либо уступить давлению "большого бизнеса", либо пойти навстречу требованиям народных масс. Учитывая настроения в обществе и тот факт, что разрыв с рабочим движением и сильный сдвиг вправо могли привести к политическому провалу его идей, Рузвельт выступил с новой программой реформ: увеличил ассигнования на общественные работы, оказание помощи безработным и низкодоходным группам сельского населения и — основное — поддержал закон Вагнера о трудовых отношениях, о введении коллективных договоров в промышленности, закон о социальном страховании. Наступил второй этап в борьбе правительства за Новый курс. Эти смелые прогрессивные шаги преследовали цель обеспечить победу демократов на предстоящих осенью промежуточных выборах в конгресс, и главное — президентских выборах в следующем году. Расчеты президента оказались правильными и дальновидными. Он не хотел также обострения американо-советских отношений, стремился не давать повода оппозиции для критики его внешнеполитического курса, хотя атака изоляционистов была сильна и в конгрессе, и в печати. В официальном Вашингтоне принимали во внимание также тревожное развитие политических событий в Европе. 29 июля 1935 г. американский посол в Германии У. Додд сообщал из Берлина Рузвельту о подготовке Германии к войне, форсированном создании Гитлером армии и флота, военном обучении молодежи, секретных переговорах Берлина с Токио. Лидеры третьего рейха с нетерпением ожидают выступления Муссолини против Абиссинии, писал он, что создаст выгодные условия для германской экспансии на Балканы. Положение может быть изменено только активными действиями Англии, Франции и, возможно, Соединенных Штатов против Италии, важно оказать давление на нее со стороны Лиги наций. Для избежания мировой войны нужно изолировать Германию и Японию61. Здравые суждения посла не вполне совпадали с тем, что в это время происходило в официальном Вашингтоне и на Капитолии, где поспешно разрабатывали и обсуждали законопроект о нейтралитете США. Тем не менее 19 августа советник американского посольства в Риме А. Кирк по поручению Хэлла вручил письмо госсекретаря США Муссолини, в котором настоятельно рекомендовалось воздержаться от вооруженного конфликта с Абиссинией и постараться урегулировать дела мирным путем. Ознакомившись с ним, Муссолини заявил: "Слишком поздно, война неизбежна. Италия уже мобилизовала миллионную армию, израсходовала 2 млрд лир; 200 тыс. солдат отправлены в Северную Африку и 150 тыс. готовы к посылке в любое время"62. Не согласившись с подобным утверждением, Рузвельт в записке Хэллу написал: "Никогда не поздно избежать конфликта"63. Неспокойствие в мире, неутешительные вести из Берлина и Рима, поспешное и удивительно единодушное одобрение конгрессом билля о нейтралитете, политическая борьба вокруг Нового курса заставили Рузвельта воздержаться от дальнейшего нагнетания напряженности в отношениях с СССР. Это было не в его интересах, особенно в канун промежуточных выборов в конгресс. 31 августа в пространном и довольно резком заявлении госсекретаря для печати подтверждалась позиция американского правительства, ранее изложенная в ноте от 25 августа. Он обвинил советское правительство во вмешательстве во внутренние дела США, предупредил о возможности ухудшения отношений между двумя странами. Их развитие зависит, отметил он, от действий Москвы64. Однако официально американская администрация предпочла не отвечать на ноту советского правительства. Это означало нежелание Вашингтона идти на дальнейшее обострение отношений и освобождало НКИД от необходимости давать официальный ответ. Советскому руководству это позволяло не привлекать более внимание общественности к данному вопросу. 3 сентября советские газеты опубликовали сообщение ТАСС из Вашингтона с кратким изложением выступления Хэлла. Буллит телеграфировал в госдепартамент: "Никаких подробностей и никаких комментариев по поводу заявления госсекретаря"65. 1 сентября 1935 г. Крестинский в докладной записке Сталину отмечал, что Хэлл в заявлении для печати отстаивал и защищал позицию своего правительства, обвиняя Москву в нарушении соглашения Рузвельта—Литвинова о пропаганде. Продолжение такой линии может нанести тяжелый удар по отношениям между двумя странами. Но так как Рузвельт избрал для ответа форму не ноты, а выступления в печати, это несколько облегчает ситуацию. Можно на это не отвечать и не разъяснять, что Литвинов во время переговоров с Рузвельтом сделал оговорку о Коминтерне, его самостоятельной и независимой деятельности. Это поставило бы в сложное положение президента. Другой вопрос: публиковать ли заявление Хэлла в печати, хотя бы в сокращенном виде? Трудность в том, что в ноябре 1933 г., напоминал Крестинский, не все письма Литвинова были опубликованы, в том числе и о пропаганде. Тогда мало кто из американцев обратил на это внимание. "Теперь же, поскольку пресса США и мировая печать напряженно следили за развитием советско-американского конфликта, целесообразнее и выгоднее поместить выступление Хэлла, хотя бы в виде краткого пересказа. Возможен к нему комментарий, но лучше этого не делать", — отмечал Крестинский. Особенность ситуации состояла в том, что мировая и особенно американская общественность ожидала публикации официального ответа советского правительства. Но его не было. Иностранные корреспонденты, аккредитованные в Москве, терялись в догадках. Они полагали, что нота госдепартамента и ответ на нее будут опубликованы одновременно. Советское руководство оказалось в несколько затруднительном положении. 3 сентября в коммюнике ТАСС констатировалось, что американское правительство исходило из неправильного толкования принятых СССР и США взаимных обязательств о невмешательстве во внутренние дела. Эти обязательства, по мнению советского правительства, не имели отношения к Коминтерну. Объясняя позицию советского правительства, Крестинский 14 сентября писал в Вашингтон Трояновскому: "Так как мы не хотели идти на дальнейшее обострение отношений, то мы пошли навстречу этому не высказанному, но ясному для нас желанию американского правительства, и никакого ответа ни в форме официального заявления, ни в форме статей Хэллу не дали"67. Он отметил, что Вашингтон воздержался от разрыва дипломатических отношений с советским правительством. "Этим, — подчеркивал Крестинский, — закончился наиболее опасный, острый период конфликта. Главное — не произошло бы нового взрыва"68. На этом дипломатический конфликт был исчерпан. Его исход оказался сравнительно благополучным, хотя негативные последствия имели место, так как Буллит продолжал пропагандистскую кампанию. Почти каждый день он в посольстве встречался с американскими корреспондентами и призывал их посылать депеши в Вашингтон с целью нагнетания напряженности в отношениях между Вашингтоном и Москвой69. Советское руководство избегало давать поводы к дальнейшим разногласиям; оно было заинтересовано в налаживании отношений с США. 5 сентября Крестинский писал Сталину, что скоро, 25 сентября, открывается в Москве конгресс Коммунистического интернационала молодежи. Если в отчетах о конгрессе появятся выступления американских делегатов, то правительство США может опять усмотреть в этом дальнейшее нарушение обязательств, изложенных в соглашении о пропаганде от 16 ноября 1933 г. Рузвельт и Хэлл могут встать на путь решительных действий, вплоть до отзыва посла. Поэтому освещение конгресса молодежи предлагалось давать в сокращенной форме, в виде кратких дневников и обзоров, а также воздерживаться от информации о нем по линии ТАСС, от публикации выступлений американских делегатов70. В Берлине, Риме и Токио враждебно встретили проведение конгресса Коминтерна. Это событие было использовано для усиления изоляции СССР на международной арене и консолидации сил против него. Именно в июле в Берлине начались секретные переговоры между высокопоставленными дипломатами Германии и Японии о заключении Антикоминтерновского пакта. 2 сентября 1935 г. японский посол в СССР Ота по поручению своего правительства выразил недовольство проведением конгресса Коминтерна в Москве и выступлением на нем японских коммунистов. По словам посла, это грозило разрывом японо-советских отношений. Заместитель наркома иностранных дел Б.С. Стомоняков в ходе беседы с послом отклонил его угрозы, показав их несостоятельность и заметив, что лидеры II Интернационала открыто проводят заседания на территории Англии, Франции и Бельгии и им никто не предъявляет ультиматумов71. "Представление Токио производит неблагоприятное впечатление по своему содержанию, — заметил заместитель наркома, — и оно сделано как бы по примеру Америки". Посол Ота не согласился с собеседником и уточнил свою позицию. Он признался, что его посольство все время занималось изучением работы конгресса Коминтерна, информируя свое правительство. Далее посол, в частном порядке, заявил: "Я знал, что Америка заявит протест, однако позиция Америки в этом деле иная, чем позиция Японии. Америка протестовала потому, что, по ее мнению, то, что происходило на конгрессе Коминтерна, противоречило заявлению Литвинова". Позиция Японии, заверил посол, определяется внутриполитическим положением в стране. Итак, реакция администрации США на созыв и работу конгресса Коминтерна в Москве была бурной, эмоциональной и негативной. Отношения между США и СССР пережили критическую стадию. Официальный Вашингтон обвинял советское руководство в нарушении соглашения Рузвельта—
![Анатолий Добрынин - Сугубо доверительно [Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.)]](/uploads/posts/books/36343/36343.jpg)