Лидия Винничук - Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима
В мирное время верховный понтифик, возглавлявший коллегию понтификов, осуществлял весьма важные государственные функции. Именно он в календы каждого месяца возносил на Капитолии молитвы за благополучие Римской державы, а в иды руководил торжественными жертвоприношениями, призванными снискать городу благоволение богов. При отправлении культа его помощницами выступали жрицы богини домашнего очага и семейной жизни Весты — единственной богини римского пантеона, в храме которой несли службу женщины — весталки. Весталки, целомудренные девы, воплощение чистоты и непорочности, образовывали своего рода монашеский орден; всего их было шесть, одна из них считалась старшей весталкой. Они носили белую парадную паллу, заворачиваясь в длинную и широкую полосу ткани, служившую римским матронам верхней одеждой. Жили весталки в так называемом Атрии Весты близ храма своей богини-покровительницы. Такое соседство было необходимым, ибо главной обязанностью весталок было по очереди, днем и ночью, поддерживать огонь на алтаре Весты в ее храме. Статуи богини в святилище не было, и единственным символом ее божественной силы был этот священный вечный огонь. Культ Весты был, как верили римляне, тесно связан с судьбами их государства, поэтому если бы священный огонь однажды погас, это было бы истолковано как худшее предзнаменование для всей Римской державы. Благодаря такому значению культа Весты для благополучия Рима к священному служению богине допустили женщин, обеспечив их к тому же множеством привилегий: весталки пользовались в городе большим уважением и влиянием.
Жертвоприношение
Как только девочка становилась жрицей Весты, ей остригали волосы, складывая их под старую финиковую пальму, которая поэтому так и называлась: «дерево волос» (Плиний Старший. Естественная история, XVI, 235). Когда волосы отрастали, весталка обязана была делать себе особую прическу, разделяя волосы острым гребнем на шесть прядей и заплетая каждую в отдельности, точно так же как поступали невесты перед свадьбой. О том, как девочек готовили к служению богине, рассказывает, пользуясь самыми разными источниками, Авл Геллий (Аттические ночи, I, 12). Стать весталкой могла девочка в возрасте от 6 до 10 лет, у которой оба родителя были живы. Девочки, имевшие хотя бы малейшие затруднения в речи или пониженный слух, не подлежали избранию; любой другой физический порок также оказывался непреодолимым препятствием. Не допускались и те, что были вольноотпущенницами или имели отца-вольноотпущенника, а также те, у кого хотя бы один из родителей был рабом или занимался чем-либо не подобающим свободному человечку. Наконец, разрешалось освободить от обязанностей жрицы Весты ту девочку, у которой сестра уже была избрана жрицей или отец был фламином, или авгуром, или членом какой-либо иной жреческой коллегии. Девочка, помолвленная с кем-нибудь из жрецов, также не годилась для служения богине. Впоследствии отбор стал еще более строгим: отклонялись дочери граждан, постоянно проживавших за пределами Италии или имевших троих детей, — очевидно, для многодетной семьи отдавать дочь в жрицы, лишаясь тем самым надежды выдать ее замуж, было невыгодно.
Если все же девочку избирали весталкой, ее вели в Атрий Весты и передавали жрицам, которые теперь и юридически «забирали» ее к себе, освобождая таким образом от власти отца и признавая за ней всю полноту имущественных прав: весталка могла самостоятельно составлять завещание и вообще распоряжаться тем, что имела, по своему усмотрению. Обряд избрания и увода девочки от отца совершался, вероятнее всего, так, как это описывает Авл Геллий: верховный понтифик брал девочку за руку и отводил от отца, что юридически было эквивалентно взятию ее в плен на войне. При этом глава римских жрецов произносил установленную формулу посвящения, называя будущую весталку Аматой: по преданию, именно это имя носила первая римлянка, избранная для служения богине Весте. Как уже сказано, весталок в Риме почитали, и они пользовались многочисленными преимуществами: когда они выходили на улицу, впереди них шли ликторы, сопровождавшие обычно лишь высоких должностных лиц; в театре весталки занимали почетные места; принадлежало им даже право помилования.
Но весталку ожидала и суровая кара, если она допускала какое-либо из двух тяжких преступлений. Случалось, что из-за беспечности какой-нибудь из весталок священное пламя на алтаре Весты гасло, тогда верховный понтифик собственноручно наказывал виновную розгами. Но это наказание могло бы показаться легчайшим по сравнению с тем, какому подвергали весталку, нарушившую обет чистоты и целомудрия: преступницу живьем замуровывали в подземелье, обрекая на мучительную смерть. В своей «Римской истории» (книга XXVI) Дион Кассий сообщает о скандале в Атрии Весты, получившем широкую огласку в 14 г. до н. э. Три весталки не только нарушили обет непорочности и чистоты, но предались откровенному разврату, имея по нескольку любовников каждая. Всех своих избранников распутница уверяла, что любит только его одного; затем виновные дошли до того, что стали жить с братьями друг друга. Дион Кассий приводит имена нечестивых жриц: Марция, Эмилия, Лициния. Имена показывают, что все три весталки происходили из очень знатных родов. Преступление было раскрыто, преступниц постигла жестокая кара, однако долго еще после этого осквернение столь чтимой в городе святыни внушало римлянам отвращение и страх.
Известно также, как сурово обходился с весталками, нарушившими обет вечной девственности, император Домициан, любивший представлять себя блюстителем традиционной римской аскетической морали. Особенно много шума наделала в Риме история со старшей весталкой Корнелией, также обвинявшейся в недозволенных сношениях с мужчинами. Однажды, как пишет Светоний, ее уже оправдали, но впоследствии, много времени спустя, вновь уличили и осудили на страшную смерть: император приказал похоронить ее заживо, а почти всех ее предполагавшихся любовников до смерти засечь розгами (см: Светоний. Домициан, 8). Однако из письма Плиния Младшего к его другу адвокату Корнелию Минициану явствует, что вина старшей весталки не была убедительно доказана. Правда, один из сенаторов, обвиненный в незаконном сожительстве с ней, сознался в своем преступлении и потому избежал казни, а лишь отправился в изгнание. «Но неизвестно, — не без оснований замечает Плиний, — не возвел ли он на себя напраслину из страха пострадать еще тяжелее, если станет отпираться». Император был явно пристрастен и неистовствовал, пользуясь своими правами верховного понтифика и рассчитывая, по словам Плиния, «прославить свой век такого рода примером». Для суда над Корнелией он созвал остальных понтификов не в Регию — бывший царский дворец в Риме близ храма Весты, как того требовал обычай, а прямо к себе домой, в свое альбанское поместье. Плиний комментирует: «И — преступление, не меньшее, чем караемое: он осудил за нарушение целомудрия, не вызвав, не выслушав обвиняемую». Далее автор описывает сцену казни: «Тут же отправлены понтифики, которые хлопочут около той, которую им придется закопать, придется убить. Она, простирая руки то к Весте, то к другим богам, все время восклицала: „Цезарь (Домициан. — Прим. пер.) считает прелюбодейкой меня! Но я совершала жертвоприношения — и он победил и справил триумф“. Говорила ли она это из угодничества или насмехаясь, из уверенности в себе или из презрения к принцепсу, неизвестно, но говорила, пока ее не повезли на казнь, не знаю, невинную ли, но как невинную несомненно. Даже когда… палач протянул ей руку, она брезгливо отпрянула, отвергнув этим целомудренным жестом грязное прикосновение к своему словно бы совершенно чистому и нетронутому телу. Стыдливость блюла она до конца…» (Письма Плиния Младшего, IV, 11).
ПРАЗДНИКИ И ЗРЕЛИЩА В ГРЕЦИИ
Юноши тут и цветущие девы, желанные многим,
Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками.
Гомер. Илиада, XVIII, 593—594Ни одно религиозное торжество, ни одно празднество в Греции не обходилось без так называемой триединой хореи, издавна сводившей воедино музыку, пение и танец. Представители этих искусств находили своих родоначальников и покровителей уже в древнейшей мифологии: божественный Аполлон Мусагет, «предводитель Муз», вдохновлял как поэтов, так и музыкантов, певцов и танцоров. Светозарного бога изображали с лирой в руках: мифы рассказывали, что он нередко состязался в игре на музыкальных инструментах даже со смертными, но горе тому, кто не оценит его превосходства (достаточно вспомнить об ослиных ушах несчастного царя Мидаса, осмелившегося предпочесть игру бога Пана на простой пастушеской свирели сладкой музыке великого Аполлона и за это поплатившегося). Мир Муз, нимф, менад — это мир пения и танцев.
