Тамплиеры. Рыцари-храмовники - Рид Пирс Пол
В некоторой степени подобный диагноз столь же нелицеприятен, как и мнение масонов или того же Филиппа Красивого. Так ли уж они были заурядны? Действительно, если сравнить типичного рыцаря-тамплиера, какого-нибудь графа де О. из свиты Людовика IX, с мусульманским рыцарем вроде Усамы ибн-Мункыза, то по нынешним меркам сарацин будет выглядеть более развитым человеком. Усама не только набожен и храбр — он умелый охотник, а кроме того, поэт. А вот граф де О., по описанию Жана де Жуанвиля, предпочитал не поэзию, а другие развлечения, попроще: «он брал небольшую баллисту и обстреливал из нее мою палатку камнями. Заметив, что мы обедаем, он направлял свою машину на стол с едой и, прицелившись, разбивал вдребезги все тарелки и бокалы». А однажды шутки ради перебил у Жуанвиля всю домашнюю птицу — кстати, до сих пор это одна из любимых забав британских офицеров.
Насколько братья-тамплиеры отличались от рыцарей вроде графа де О.? В какой степени религиозность возвышала их над светским рыцарством? И если в бою братья-рыцари отличались не меньшей смелостью, чем миряне, то и в невежестве они были равны. В сатирическом памфлете, который в XIII веке написал фламандский трубадур Жакмар Жиле, дается выразительный портрет храмовника, намного менее образованного, чем его коллега-госпитальер: он «не слишком умелый оратор, его доводы просты и коряво изложены, поэтому он талдычит одно и то же — «мы защитники Святой Церкви», а еще пугает опасностью, которая грозит нам с Востока…» Не правда ли, этот образ имеет немалое сходство с образом простодушного Жака де Моле, какой сложился за много столетий?
Но недостаток утонченности вовсе не исключает достойного и надлежащего исполнения своего долга, в том числе церковного. Огромное уважение к тамплиерам со стороны архиепископа Кентерберийского Джона Пекхэма — он жил примерно в то же время, когда была написана упомянутая сатира, и отличался величайшей честностью, прямотой и аскетизмом в личной жизни — свидетельствует о высоких нравственных правилах в ордене Храма.
Таким образом, окончательная оценка деятельности тамплиеров должна определяться анализом жизни всего католического христианства, особенно в период его длительных войн с исламом. В целом крестовые походы — как и инквизиция — в наши дни воспринимаются негативно. Дидро в статье, посвященной крестовым походам и помещенной в знаменитой «Энциклопедии», называет Святую Гробницу «куском скалы, не стоящим и капли человеческой крови». По его мнению, крестоносцами двигали обычная жадность, «глупость и фальшивое рвение». Шотландский философ Дэвид Юм считал, что они поставили «самый выразительный и грандиозный памятник человеческому безрассудству, которое проявлялось во все времена и у всех наций».
Такую же оценку встречаем у многих авторов — от Эдуарда Гиббона и других историков до самого знаменитого ныне специалиста по крестовым походам сэра Стивена Рансаймена. Заканчивая свой монументальный труд, он выносит вердикт, что священная война католической церкви с мусульманами «была не более чем длительным актом нетерпимости во имя Бога, что является грехом против Святого Духа». Наиболее отвратительным фактом Рансаймен считал разграбление латинянами Константинополя. Он пишет, что «большего преступления против человечности, чем во время 4-го Крестового похода, трудно вообразить». Однако его коллега Кристофер Тайерман не без иронии замечает, что эти строки были написаны всего через десять лет после окончания Второй мировой войны… Но Рансаймен не одинок в своих оценках. По мнению израильского историка Иешуа Провера, королевство Иерусалимское представляло собой один из первых образцов европейской колонизации, а теолог Майкл Прайор считает крестовые походы ярким примером «использования Библии в качестве орудия агрессии».
И только совсем недавно среди историков укрепился иной подход к побудительным причинам крестовых походов, заставивший их смягчить свои выводы. Как пишет Джонатан Райли-Смит, преподаватель истории церкви в Кембриджском университете, «недавно выявилась… очевидная слабость доводов в пользу исключительно материалистической мотивации, и удалось прояснить многие факты, на которых строилась эта версия. Жаждущие приключений юные отпрыски благородных семей наконец ушли со сцены. И вряд ли кто-нибудь из историков теперь поверит в эту гипотезу».
Правда, открывшаяся в ходе недавних изысканий, состоит в том, что крестоносцы, отправляясь в поход, часто продавали или закладывали свое имущество в надежде на исключительно духовное вознаграждение — они просто хотели спасти свои души. В отличие от мусульманского джихада крестовый поход всегда был делом добровольным. Если для светских рыцарей главными побудительными мотивами принятия креста служили ожидаемые приключения, подвиги и возможная слава, то для членов духовно-рыцарских орденов аскетическая жизнь в братских казармах чаще всего заканчивалась длительным пребыванием в плену или ранней — и часто мучительной — смертью.
С самого начала деятельности ордена Храма потери среди рыцарей были очень Велики. Достаточно сказать, что шестеро из двадцати трех Великих магистров погибли в сражениях или плену. Полагавшийся первоначально годичный испытательный срок для кандидатов на вступление в орден практически не соблюдался — из-за постоянной потребности в рекрутах для службы на Востоке. Во время процесса над тамплиерами было названо число «двадцать тысяч» — примерно столько братьев умерли в Палестине. Одни погибли в боях, другие скончались в плену, предпочтя смерть принятию ислама. Джонатан Райли-Смит пишет:
«Чтобы понять, как они отваживались на такие страшные муки, надо вспомнить мученичество добровольцев, принимавших смерть во имя веры, и жестокие страдания самого Христа — как высший акт любви, на который только способен христианин. Этот мученический дар в виде собственной жизни как бесконечно возвышенный акт сразу оправдывает его в глазах Всевышнего».
Тут уместно вспомнить слова Иоанна Евангелиста из его Откровений: «…Это те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои Кровию Агнца» (Откр., 7:14).
Разумеется, рыцари Храма тоже убивали людей; и тут мы снова сталкиваемся с принципиальным непониманием их мотивации противниками крестовых походов. И все из-за тех же антикатолических предубеждений, которые укоренились в эпоху Просвещения, а также потому, что многие начинают исторический анализ лишь с 1-го Крестового похода. Почему-то принято считать его первой волной, накатившейся из христианской Европы на исламский Восток. Однако необходимо помнить, что не христианство, а именно ислам с первых лет своего возникновения стал насаждать новую веру с помощью меча. И даже если в определенных местах и в определенные времена христиане тоже насильно крестили покоренные народы, то в первые три столетия христианскую веру во всей Римской империи принимали добровольно. Поэтому со времени первых набегов сарацин во главе с пророком Мухаммедом враждебность христиан к исламу была вызвана реальными жизненными обстоятельствами — необходимостью защищать христианский мир и освобождать захваченные мусульманами земли, которые по праву принадлежали христианам. Именно отсюда берет свое начало испанская Реконкиста, призыв Урбана II к европейским католикам помочь православным братьям-христианам после поражения византийцев в битве под Манцикертом, а также воззвание Умбера Романского в следующем веке. Этот доминиканский священник четко сформулировал идейно-политическую основу крестовых походов: «…Агрессивный ислам распространился по владениям христианских государей, а посему христианское воинство не только имеет право, но обязано остановить исламскую экспансию и вернуть земли, захваченные мусульманами». Идея, что человек, подвергшийся насилию, становится мучеником, сама по себе не нова, однако с конца VIII века именно этот постулат стал главным во всем западном христианстве.
Почему же тогда при наличии немалого числа канонизированных католической церковью госпитальеров нет ни одного святого среди тамплиеров? Отчасти это можно объяснить стремлением самих рыцарей оставаться в тени, но в большей степени тем, что сама церковь была одним из главных инициаторов расформирования их ордена. Окончательная ликвидация ордена и мученическая смерть многих его членов были делом рук не мусульман, а папской инквизиции, выполнявшей политический заказ «христианнейшего» короля Филиппа Красивого. Более чем двухвековая жизнь ордена Храма почти полностью совпадает с тем историческим периодом, когда папство провозгласило своей целью господство над миром. К чести ордена, надо сказать, что тамплиеры, имея многонациональный состав, никогда не участвовали в папских баталиях за мировое господство с его главными противниками — германскими императорами.
