Александр Бушков - Россия, которой не было. Гвардейское столетие
В том же месяце [марте] восемь поляков, [переодетых] в крестьянское платье, бежали ночью из дома польского посла в Москве, и, нет сомнения, они привезли в Польшу много известий о положении дел в Москве, ибо им удалось бежать, за что некоторые из караульных были подвергнуты жестоким пыткам и наказаниям, и вокруг Москвы расставили сильную стражу, и некоторые ворота заперли, и царь также повелел распродать из казны старое имущество, как-то платья и другие вещи, чтобы получить деньги, а также занял много денег у монастырей и московских купцов, чтобы уплатить жалованье несшим службу, и [ни монахи, ни купцы] не посмели отказать в этих деньгах, ибо также были виновниками этих войн.
Также страшились мятежа в Ярославле, опасаясь, что у Сандомирского [в свите] слишком много людей, поэтому взяли от него семьдесят дворян с твердым обещанием отправить их в Польшу, и это для того, чтобы уменьшить свиту Сандомирского; но поляки не послушались, а также не поверили [обещанию], тогда поднялся весь народ и окружил их двор. И поляки, полагая, что их хотят лишить жизни, отважно вооружились и в полном вооружении хотели храбро сражаться до самой смерти, и московиты, страшась, что из этого могут воспоследовать великие бедствия, принесли самые страшные клятвы в том, что они [давали обещание] чистосердечно, и поляки, наконец поверив им, выдали семьдесят человек, полагая, что их отправят в Польшу, но их задержали на полпути и [не довезли] до Москвы, и полагают, что они были убиты.
Меж тем Петр Федорович со всеми своими силами выступил из Тулы и обратил в бегство все московское войско, стоявшее под Тулой, так что предводители его, Воротынский, Симеон Романович и Истома Пашков, бежали вместе с прочими, и Петр меж тем занял еще некоторые укрепленные места неподалеку и поспешил возвратиться в Тулу, где снова утвердился.
В конце этого месяца ночью отвалился язык у большого колокола в Москве, что было принято за худое предзнаменование.
Река Ока вскрылась, и лед сильно пошел в Волгу, и весь московский лагерь стал на ноги, и тотчас по обеим сторонам реки сбили крепкие плоты (stercke vlotten) и поставили на них пушки и людей, опасаясь, что Болотников выйдет из Калуги и устремится к Волге, что было бы весьма худо, и Болотников мог это легко сделать, ибо в Калуге было много лодок с солью и барок (scuyten), на которых он мог бы спустить по течению все свое войско, но ему в том воспрепятствовали.
В начале апреля, когда вскрываются все реки, крымский посол просил об отпуске, чтобы отъехать в свою страну, но его не отпустили и стали строго стеречь, давая ему довольствие.
Также был в Москве некий польский дворянин, служивший при дворе (camerlinck) убитого Димитрия, этот [поляк] присягнул на верную службу [новому] царю и был принят в ротмистры, и он набрал в Москве двести человек как ливонцев, так и поляков, давно уже служивших в Москве, и он [этот ротмистр] храбро сражался, хотя и не имел особого успеха, и он переписывался с некоторыми [мятежниками], находившимися в городе Алексине, и надеялся взять этот город, но ему не посчастливилось.
Также отряд, посланный от Калуги по реке Оке с намерением напасть на некоторые города, [занятые мятежниками], потерпел во всем неудачу и везде был разбит, и войско, стоявшее под Калугой, весьма роптало, и [тогда] те, что сидели в Калуге, со всеми силами напали на московское войско, и побили его в прах (gantsch en gаеr), и обратили в бегство, и подожгли лагерь со всех концов. И это произошло от измены и несогласия среди [московских] воевод, и бегство было такое же, как за два года до того под Кромами, ибо воеводы едва успели выбежать из своих палаток, как уже калужане овладели всеми пушками; беглецы, проходившие через Москву, не умели ответить, чего ради обратились они в бегство, но дерзко говорили: «Выступите в поход вместе с царем и попытайте сами», но Мстиславский не посмел возвратиться в Москву, а оставался с частью войска у небольшой речки в шести милях от Москвы, и стало известно, откуда произошла эта измена, именно от московского боярина, князя Бориса Татева, и запорожских (Soborse) казаков, которые, проведав о том, что московиты два раза потерпели поражение, подумали, что истинный Димитрий должно быть жив, и заколебались, дав знать о своей измене Болотникову, чтобы им обещали милость, что им и было обещано, и они были причиной бегства своего войска и сами перешли на сторону неприятеля.
И Болотников, как говорили, отправился затем в Путивль к Димитрию, где был принят с большими почестями и щедро награжден за свою верную службу, ибо он держался около полугода в Калуге, и он оставил в Калуге двух начальников, которые охраняли ее, Долгорукова и Беззубцева (Bessoebthof).
Вскоре Мстиславский двинулся со своим войском на городок Боровск, находящийся неподалеку оттуда, и взял его, и все истребил в нем мечом. Точно так же Воротынский поступил в Серпухове, но царский брат Иван Иванович Шуйский тихо и тайно въехал в Москву, так что никто о том не узнал.
Поистине, когда бы у мятежников было под рукой войско, и они двинули бы его на Москву, то овладели бы ею без сопротивления. Но так как они действовали медленно, то в Москве снова собрались с духом и укрепились, отлично зная, как с ними поступят, и что они все с женами и детьми будут умерщвлены, или им это наговорили, так что они все поклялись защищать Москву и своего царя до последней капли крови; и снова снарядили в поход большое войско, и царь отправился вместе с ним.
И главным воеводою был избран Иван Федорович Колычов-Крюк (Cruic Caltzoof), которого народ весьма уважал, и он выступил в поход из Москвы в мае месяце.
Этот Колычов-Крюк, выступив в поход, остановился на некоторое время под Серпуховом, где с ним соединились все [отряды] из окрестностей, также каждодневно подходили [к нему] новые отряды, так что опять собралось большое войско. Царь, собираясь в поход, повелел по всем церквам совершать службы и молебствия, а также посетил дьявольскую пророчицу, о которой мы упоминали, рассказывая о прежних царях, но она не пустила его к себе и не хотела ни видеть, ни выслушать его. Когда он во второй раз пришел к ней, она приняла его вместе с несколькими боярами, и он вышел от нее через час, однако неизвестно, что она сказала ему, ибо речи ее держали втайне; и перед тем как он [царь] отъехал [к войску], прибыл в Москву гонец с двумя слугами и привез с собою письма из Польши, и хотя он был одет по-польски, но в народе ходил слух, что он прибыл из Швеции, и никто ничего больше не знал о нем, и он был допрошен в тайности, и затем его ночью тайно отправили в Новгород и стерегли, как пленного.
Также привезли в Москву двух гонцов, которые были схвачены на Волге, близ Царицына, при них были письма от имени Димитрия, и они намеревались возбудить к восстанию тамошние города. И из Москвы отправили много ратников на остров Бузан, где все еще сидел Петр Шереметев.
Тем временем воеводы стояли со всем войском под Серпуховым, в восемнадцати милях от Москвы; также один отряд (een menichte) находился в Боровске, неподалеку от Москвы, и так [oни], ожидая прибытия царя из Москвы, полагали, что это всего больше устрашит врагов.
Царь, помолившись во многих церквах в Москве, сел на лошадь перед Успенским собором, взял свой колчан и лук и выехал со всем двором в полдень 21 мая, оставив в Москве вместо себя брата своего Димитрия.
Как только царь выступил из Москвы, к нему стали стекаться со всех сторон ратники, ибо они, слыша, что царь одерживает победы, страшилися попасть под великую опалу, когда не явятся [к войску]; также и монастыри были обложены повинностями, каждый сообразно своим силам (macht), и каждый [монастырь] должен был выставить ратников сообразно своему достоянию (vermogen). И так снова составилось большое войско, а земля мало-помалу оскудевала и лишалась самых лучших людей.
Меж тем отъехали все купцы, каждый своею дорогою, ибо наступило [для этого] время, и английские и голландские купцы отправились в Архангельск к Белому морю, чтобы вести торговые дела, погружать и разгружать свои корабли по своему старому обыкновению. Польские, а также армянские и татарские купцы охотно пустились бы в путь, но им было это запрещено и велено оставаться в Москве, чтобы они, выехав из Московии, не разнесли дурных вестей, ибо они [эти купцы] были из вражеских стран.
Царь, будучи в походе, все время, страшась измены, не решался выступить со всем войском и не удалялся от Москвы, но посылал всюду отдельные отряды (partyen volcx), чтобы то здесь, то там нападать на неприятеля врасплох, но, увы, на них самих нечаянно нападали неприятели, которые во всех схватках оставались победителями.
Неизвестно, какой совет держали мятежники, что они так дурно распорядились и не воспользовались своей победой, ибо им все так благоприятствовало, как только они сами могли пожелать, и казалось, что время еще не было назначено всемогущим богом. Но впоследствии стало известно, что они [мятежники] собирались в Путивле и держали великий совет, но никто не знал, что было решено, и ничего не было слышно о Димитрии; и в Польше, видя, что Московию легко завоевать, и желая [ей] отомстить, отослали московское посольство, которое они так долго удерживали и дозволили всем панам, кто пожелает, напасть на Московию, что и случилось. И Польша впервые объявила себя [открытым] врагом [Москвы]. И мятежники с большим войском, капитанами и полковниками выступили в поход и распространяли по всей земле известие о Димитрии, что он еще жив, и приводили тому неоспоримые доказательства (sterck bewysende); и среди них были многие, которые вели войну с великим ожесточением (yver), ибо почти каждый из них потерял родственника во время избиения [поляков] на свадьбе [Димитрия], и [кроме того] должны были выслушивать от своих врагов в Польше советы снова поехать на свадьбу в Москву, так что это их задело за живое.
