Ксения Мяло - Россия и последние войны ХХ века
Младич, чья решительность приводила его к столкновению не только с Милошевичем, но порою и с Караджичем, интенсифицировал обстрелы Сараево, что вызвало бурную реакцию Генерального секретаря ООН Бутроса Гали. После 27 мая, когда снаряд попал в хлебную очередь, СБ ввел жесткие санкции против Сербии и Черногории. В тот же день, 30 мая, поощренные этим боснийские силы атаковали казармы ЮНА в Сараево, что вызвало ожесточенные уличные бои. 5-6 июня части ЮНА покинули Сараево, но это отнюдь не умилостивило международное сообщество, которое потребовало разблокирования сербами сараевского аэропорта, мотивируя свои требования необходимостью доставки в город гуманитарной помощи. 26 июня сербам был предъявлен ультиматум: им давалось 48 часов для приостановления атак на Сараево и передачи аэропорта под контроль сил ООН, а также вывода сербских тяжелых вооружений. Одновременно СМИ сообщили, что Буш обсуждает со своими советниками вопрос о применении военной силы под контроль ООН. Условие было сербами выполнено, и, как признают даже и западные журналисты, открытие аэропорта, а это значит - и доступа СМИ в Сараево - означало открытие второго, "медийного", фронта против сербов, что знаменовалось новым витком их демонизации.
Объявление этих ультиматумов и возрастающее давление на сербов происходили на весьма своеобразном фоне, когда мусульмане сжигали сербские деревни по Дрине, а на севере и в Центральной Боснии в мае началось совместное наступление боснийских мусульман и боснийских хорватов (Боснийская Хорватская армия - не путать с регулярной армией Хорватии!). Воспользовавшись ситуацией, воцарившейся среди сербов после вывода ЮНА, мусульманско-хорватские группировки овладели большей частью Посавинского коридора и продвинулись к югу, осадив город Добой. В результате западная и восточная части Босанской Краины оказались отрезанными друг от друга. В середине мая мусульманские отряды отбили у сербов Сребреницу, занятую ими 18 апреля. Здесь, под Сребреницей, сербы потерпели самое жестокое на этом этапе войны поражение, когда в результате артиллерийского обстрела потеряли около 400 человек. 10-11 июня хорваты, поддерживая мусульман, перешли в наступление в западной Герцеговине, вынудив сербов к середине июня покинуть Мостар, вскоре, однако, вновь отбитый. В руках мусульман остался Бихач, важнейшая узловая станция на железнодорожной линии Баня-Лука - Книн; "бихачский карман" оставался за мусульманами на протяжении всей войны, что могло бы стать проблемой для сербов, если бы здесь не возникла своеобразная мини-республика во главе с лояльным к сербам Фикретом Абдичем.
Тем временем в западную Герцеговину вновь вошла регулярная хорватская армия, занявшая и удерживавшая в своих руках до конца войны (в нарушение резолюции Совета Безопасности № 752 от 15 мая 1992 года о немедленном выводе частей хорватской армии из Боснии и Герцеговины) населенный сербами город Требинье - под предлогом защиты Дубровника. Однако, международное сообщество совершенно спокойно смотрело на это вмешательство в конфликт хорватов, хотя поступали сообщения о том, что их артиллерия участвовала также и в защите Сараево. А 3 июня 1993 года Бутрос Гали получил соответствующий доклад от представителей ООН в Загребе об агрессивных действиях хорватов, а также о проводимых ими среди сербского населения этнических чистках. Невмешательство это продолжалось вплоть до конца 1993 года, и лишь когда начались военные столкновения хорватов и мусульман в районе Киселяка, Витеза, Прозора, куда Хорватия ввела свои регулярные части и где начались этнические чистки среди мусульманского населения, СБ ввел (3 января 1994 года) экономические санкции против Хорватии - весьма, впрочем, мягкие и непродолжительные, так как после рокового взрыва на Маркале 5 февраля 1994 года американцам удалось создать под свои патронажем мусульманско-хорватский альянс, но об этом речь впереди.
Пока же вернемся в осажденный Сараево, осада которого начинала приобретать все более странный характер. Передача аэропорта под контроль ООН привела к интенсификации не только гуманитарных поставок, о чем с энтузиазмом повествовал кричавшей "Vive la France!" толпе Франсуа Миттеран, 29 июня эффектно ускользнувший с переговоров в Лиссабоне для однодневного визита в Сараево. Благодаря попустительству сил ООН, мусульмане прорыли под аэропортом тоннель, которым вначале, будто бы "в глубокой тайне", пользовались военные и по которому в город хлынули не только продукты, сигареты и т.д., но и оружие. Еще более пышным цветом расцвел черный рынок; а что еще важнее - по туннелю стали уходить из Сараево сербы и приходить мусульманские беженцы из находившихся под контролем сербов районов. Это заметно изменило состав населения в городе, а еще более всю атмосферу в нем, вследствие чего война начинала обретать не столь резко выраженный вначале характер беспощадного этнорелигиозного противостояния. К сожалению, приходится констатировать, что и сами сербы, гипертрофируя "зеленый" аспект войны, довольно долго - собственно, вплоть до натовских бомбардировок склонны были недооценивать как угрозу со стороны Запада и США, так и их альянс с демоисламом.
Феномен моджахедизма приобретал в Боснии небывалый, после Афганистана, масштаб; сам Младич в 1994 году оценивал численность мусульманских добровольцев примерно в десять тысяч* . На апрель 1995 года, по оценке журнала "Сербия", их было уже 20 тысяч, тогда как Франьо Туджман уже в январе 1992 года в интервью газете "Фигаро" говорил о тысяче моджахедов, прибывших из Пакистана, Ирана, Судана или Ливана, а также о поставках оружия в Боснию из мусульманских стран, в частности, из Ирана, в чем, как стало позже известно, соучаствовали США. Но еще 5 ноября 1993 года, давая интервью мадридскому журналу "Камбио-16", тот же Ратко Младич подчеркнуто акцентировал тему общей опасности мусульманского фундаментализма для Европы: "Фундаментализм достиг Парижа. На юге Испании, у самых ворот Европы, находится 150 миллионов мусульман, которые не могут прокормиться у себя дома и должны расширять свой ареал. В последующие 50 лет численность мусульман возрастет втрое. Через Дарданеллы, юг Болгарии, Албанию и Боснию с Герцеговиной они осуществят прорыв в Западную Европу. Этот вход они зовут зеленым трасверсалом (Зетра). На Зимних Олимпийских играх 1984 года в Сараево они определили этот зеленый транспуть. Только сейчас, спустя 8 лет, мы узнали, что обозначает слово "Зетра"".
Если этот акцент был сделан Младичем из тактических соображений, то выстрел в цель не попал: испанский журналист вообще никак не отреагировал, переведя разговор на другую тему. И, к слову сказать, Испания приняла участие в агрессии НАТО против Югославии в 1999 году - не слишком, стало быть, опасаясь "Зетры". Но, возможно, генерал выражал и некоторые весьма распространенные тогда в Сербии иллюзии, что США и Европа все-таки осознают "общую опасность" и вспомнят о той роли, которую исторически играла их страна в борьбе с ней. Ведь писал же художник Милич в своем дневнике 6 сентября 1994 года, восторженно комментируя жест Уэсли Кларка (да-да, того самого, что будет настаивать в 1999 году на круглосуточных бомбежках Югославии!), который при встрече с Младичем в Баня-Луке обменялся с ним головными уборами, и якобы имевшее место по этому поводу смятение в американской администрации: "Не стоит обращать внимания, администраторы совсем ничего не смыслят в том, как держат фасон в армейской среде. Им как раз недостает одного военного переворота в США. Пришли бы и там однажды генералы к власти и навели бы некоторый порядок в затуманенных американских мозгах. Знают ли они, что в мире уже идет столкновение цивилизаций и Сербия находится на передней линии фронта, обороняя нашу общую евро-американскую цивилизацию? (курсив мой - К.М.) Что вы задумали, если нас непрерывно подвергают бомбардировкам еще с Пасхи 1941 г. Вот так, ровно 50 лет ("Генерал Младич...", с. 213).
Трудно сказать, что подразумевал Милич под "50-летними бомбардировками"; зато теперь хорошо известно, что именно носители "евро-американской цивилизации" не метафорически, а буквально повторяли гитлеровские пасхальные бомбардировки и что именно они сбрасывали на сербов бомбы с циничными пожеланиями "Happy Easter!" ("Счастливой пасхи!"). А для России этот опыт утраченных сербами иллюзий сегодня - в свете того, что и в ней нашлось немало охотников (и даже на официальном уровне) толковать проблемы, с которыми она сталкивается в Чечне и, шире в целом на южной дуге, в ключе "общей опасности", будто бы грозящей и нашей стране, и "евро-американскому" миру, - приобретает кричащую актуальность.
Уже весной 1993 года, параллельно с разработкой предложенного летом-осенью 1992 года плана Вэнса-Оуэна, предусматривавшего раздел территории Боснии и Герцеговины в соотношении: сербам - 42,3%, мусульманам - 28,8%, хорватам - 25,4%, обозначилась четкая линия Запада на сдерживание военных успехов сербов, при столь же четко выраженной поддержке действий мусульман. Зимой 1993 года американцы напомнили о "Буре в пустыне", а весной в эпицентре событий снова оказалась Сребреница. Отбитая у сербов мусульманами в мае 1992 года, она стала плацдармом для мусульманских набегов на сербские города и села Восточной Боснии; понятно, что овладение ею было для сербов насущной необходимостью. На Западе, однако, апрельское (1993 год) наступление сербов на Сребреницу односторонне расценили как преднамеренную попытку срыва плана Вэнса-Оуэна, и лорд Оуэн, который еще в феврале предлагал прибегнуть к бомбардировкам для обеспечения "равновесия сил", теперь, после взятия сербами Сребреницы, предложил сосредоточить карательные акции исключительно на них, чтобы помешать им овладеть другими удерживаемыми мусульманами стратегически важными населенными пунктами.
