Сергей Беляков - Гумилёв сын Гумилёва
Джамуха и Тэмуджин в детстве побратались и стали Андами (побратимами). Такое родство считалось выше кровного. Они и оставались друзьями даже после того, как Джамуха «силой вещей» оказался во главе врагов Тэмуджина. Из защитника свободы и поборника прав аристократии, каким Джамуха представал в трагедии Гумилева, он превратился в двойного агента. Защищая дело врагов Тэмуджина, он в конце концов довел их до полного разгрома. Оригинальная точка зрения, но она не противоречит фактам. Напротив, версия Гумилева многое объясняет.
И все-таки «Поиски вымышленного царства» – не история монголов, не история несториан, даже не история Чингисхана. Я бы назвал книгу Гумилева не «венцом "Степной трилогии"», а наброском очерков истории Евразии. «Поиски вымышленного царства» больше связаны не с «Хунну» или «Древними тюрками», а с его будущими книгами, прежде всего с бестселлером «Древняя Русь и Великая степь». «Поиски вымышленного царства» – первая попытка создать широкую панораму истории большей части Азии за несколько веков. В центре этой панорамы, разумеется, любимая Монголия, но история «степного византийства» (христиан несторианского исповедания в Центральной Азии) и даже создание монгольской империи здесь – только важные фрагменты.
Гумилев со студенческих лет тяготел к всемирной истории, интересовался не только частными историческими проблемами, но и механизмом самого исторического процесса. Вспомним о несбывшейся мечте Гумилева поработать над одним из томов академической «Всемирной истории». Но такие издания появляются редко. Их создают десятки ученых, каждый получает свой фронт работ в соответствии со специализацией.
А мог ли один-единственный ученый, пользуясь общепринятыми методами работы, охватить историю государств и народов от Иерусалимского королевства до Маньчжурии за несколько веков? «Для того чтобы обычными методами достичь того, что сделано в данной книге, пришлось бы написать минимум четыре монографии, доступные только узкому кругу специалистов, и затратить на это всю жизнь», — писал профессор Руденко.
Поэтому Гумилев прибегает к совершенно другому методу работы. В «Поисках вымышленного царства» Гумилев переходит от общепринятого в исторической науке индуктивного метода к дедукции.
Профессор Руденко оценил дедуктивный метод Гумилева исключительно высоко: «В смысле быстроты получения надежного результата он относится к существующим методам, как алгебра к арифметике. <…> Метод Л.Н.Гумилева позволил избежать такой траты сил, которая привела бы примерно к тому же результату».
Такая оценка возмутила многих историков, от Бориса Рыбакова до Льва Клейна, но критики Гумилева на этот раз ошибаются. Я сам профессиональный историк, мне нравится копаться в тексте, изучать его досконально, вчитываться в подробности, ускользнувшие от внимания предшественников. Но метод Гумилева я признаю, более того, я завидую человеку, который владел им так блистательно, как Лев Гумилев. При работе над такими масштабными вопросами, которые интересовали Гумилева, традиционный, классический историко-филологический метод малоэффективен.
Правда, должен сделать одну поправку. Если ученый использует метод дедукции, то он должен, во-первых, исходить из научно обоснованных предпосылок. Во-вторых, быть готовым отказаться от них, если эти предпосылки входят в противоречие с исторической реальностью. Но Гумилев поступил иначе. Ему, человеку православному и в то же время очень любившему тюрков и монголов, нравилась сама идея степного христианства. Поэтому он и поместил в центр своего повествования именно историю монгольских и уйгурских несториан, а создание «Слова…», главного шедевра древнерусской литературы, связал всё с тем же понравившимся ему сюжетом – монголы-христиане и их враги.
P.S.
Странная история произошла с названием книги. «Поиски вымышленного царства» (Легенда о «Государстве пресвитера Иоанна») — это именно авторское название, под которым книга и появилась в 1970 году в издательстве «Наука». Но в 1992 году издательство «Клышников, Комаров и Ко» выпустило книгу под новым названием: «В поисках вымышленного царства». Это было пиратское издание, книга вышла большим тиражом – 50 тысяч экземпляров. В 1994 году издательство «Абрис» выпустило книгу Гумилева под тем же названием, тираж был тоже солидный – 30 тысяч. Вероятно, ларчик открывается просто. Все дело в издательской культуре начала девяностых. В то время многие книги Гумилева издатели-пираты печатали торопясь, на редактуре и корректуре экономили, думали только о прибыли. И книга Гумилева стала жертвой безграмотных и алчных коммерсантов. В спешке ей дали другое название.
Теперь солидные и цивилизованные издательства «Астрель» и «Айрис-пресс» выпускают книгу Гумилева под правильным, авторским названием, но тиражи новых изданий на порядок меньше, чем у пиратских книг начала девяностых. Поэтому бóльшая часть читателей Гумилева (в том числе и автор этих строк) впервые познакомились с его «перфектологическим романом» именно по этим дешевым и некачественным изданиям.
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ СОВЕТСКОГО УЧЕНОГО
Образ жизни Гумилева первые десять послелагерных лет почти не менялся. Район Средней Рогатки, неподалеку от площади Победы, среди старых ленинградцев считался непрестижным – слишком далеко от центра. «Лева живет на необъятных просторах нашей родины», — насмешливо говорила Ахматова. По Московскому проспекту один за другим тянутся громоздкие сталинские дома. Всего-то семиэтажные, зато необычайно длинные – каждый на целый квартал. В конце пятидесятых это были новостройки, среди них и дом № 195. Большой и, на первый взгляд, очень внушительный, но поделенный на коммуналки. В одной из них, в квартире 218 на шестом этаже (недалеко от арки), и обитал Лев Николаевич.
Из письма Льва Гумилева Василию Абросову от 14 апреля 1957 года: «Я получил комнату, небольшую, но очень уютную, с прекрасным видом. Но где!!! Ты придешь в ужас. <…> Это последний дом, за которым кусты».
Один только путь на работу занимал 1 час 10 минут. Но вскоре Гумилев освоился на новом месте, привык жить на окраине и уже в июне 1957-го приглашал Абросова скорее приехать в гости, заманивая комфортом: «Комната приятная; квартира со всеми удобствами; сообщение с центром хорошее…»
Десять лет спустя Наталья Викторовна Симоновская, невеста Гумилева, оценит комнату хозяйским взглядом: «Маленькая – 12 метров, узкая, но светлая – в окно было видно много неба…»
Инна, жена Гелиана Прохорова, писала о жилье Гумилева на Московском проспекте подробнее и как-то теплее: «Комната его, хотя и была насквозь прокурена и шевелилась всеми обитавшими в ней клопами, но была удивительно уютна и даже артистична, и достигалось это всего лишь парой изящных миниатюр… и замечательным портретом Николая Степановича, прищуренный взгляд которого освещал комнату и всё, что в ней происходило».
Портрет Николая Гумилева Лев Гумилев заказал в начале шестидесятых годов своему коллеге по Эрмитажу, искусствоведу и художнику Виктору Павлову. Со временем Павлов станет известным и успешным художником-абстракционистом. Впрочем, вопрос об авторстве окончательно не решен. Гумилев, старый лагерник, попросил художника на всякий случай не подписывать картину: Николай Гумилев все еще оставался поэтом контрреволюционным. Мало ли что, оттепель кратковременна, что последует за ней? Авторство удалось установить благодаря свидетельству вдовы художника. В то же время дочь Виктора Павлова утверждает, что ее отец не мог написать этой картины. Слишком не походит портрет Николая Гумилева на творческую манеру художника-абстракциониста.
Этот портрет нельзя было снимать на пленку, и когда много лет спустя, уже в другой квартире, один из гостей успеет сфотографировать портрет, Константин Иванов, новый и вернейший ученик Гумилева, заставит гостя засветить пленку.
Квартира была обставлена бедно. Книги стояли на самодельных полках, которые сколотил для Льва Николаевича его сосед Павел, поэт и алкоголик, занимавший соседнюю комнату вместе с женой Раисой. Поэтом он был непрофессиональным, то есть не состоял в Союзе писателей, значит, должен был зарабатывать на жизнь какимто иным способом, но о его профессии нам ничего не известно.
Другим соседом был Николай Иванович, милиционер, который будто бы шпионил за Гумилевым. Наталья Викторовна была в этом убеждена, тем более что сам Николай Иванович, крепко выпив, намекал на свои тайные обязанности. Друзья и ученики Гумилева охотно верили в легенду о вечно пьяном милиционере-стукаче, со временем легенда стала общепринятой. Но я в стукачество милиционера не верю. Во-первых, настоящие агенты не станут себя выдавать, зато неудачники и фантазеры любят намекать на свои связи со всемогущими и всеведающими «органами». Это придает им значимости в собственных глазах. Во-вторых, слежкой за диссидентами занимался КГБ, а не МВД. У милиционера не могло быть ни полномочий, ни соответствующих профессиональных навыков.
