Александр Покрышкин - Познать себя в бою
Лагерь смерти располагался рядом с польским городом Люблином. Бараки-казармы, низкие строения «бани», опоясанные проволочными заграждениями с вышками Для охраны, были последним пристанищем нескольких миллионов людей. Здесь фашисты размещали сотни тысяч военнопленных, обрекая их на голод и истязания, на мученическую смерть. В лагерь привозили стариков, женщин и детей, вплоть до грудных. Их вели в «баню», предварительно забрав одежду, отрезав волосы у женщин и детей. Перегоняли под видом «дезобработки» в газовый блок, где герметически закрывали двери, пускали газ. В тяжелой агонии умирали обманутые люди. Команды военнопленных грузили трупы отравленных на автомашины, а потом их сжигали. Трубы крематория дымили беспрерывно, днем и ночью. Пепел сожженных отвозился в фашистскую Германию на удобрение полей.
В Майданеке нам показали большие бараки-склады. В них были миллионы пар обуви, от маленьких детских туфелек до ботинок сорок пятого размера. В другом бараке хранились сотни мешков с волосами. Охрана не успела отправить их на изготовление париков, спальных матрацев и мягкой мебели.
Никогда не изгладятся из памяти эти страшные минуты пребывания в бывшей фашистской фабрике смерти. Каждый из нас чувствовал, что побывал в преисподней. Всего без остатка охватывала ненависть, ярость к тем, кто придумал и творил эти изуверства.
Многие дни после посещения фашистского лагеря смерти нас преследовали тяжелые воспоминания. Ненависть звала в бой, заставляла смелее бить врага. Даже радостное сообщение о таких событиях, как присвоение дивизии наименования «Сандомирская», награждение ее орденом Богдана Хмельницкого, а также присвоение наименования «Львовский» нашему 6-му гвардейскому авиакорпусу было омрачено всеми теми ужасами, что нам довелось увидеть в Майданеке.
В начале октября меня, Речкалова, Федорова и Труда вызвали в Москву. Золотые Звезды Героев Советского Союза вручил Николай Михайлович Шверник в Кремле. Затем нас пригласили в штаб ВВС. Группу принял командующий ВВС А. А. Новиков. Он тепло поздравил нас с наградами. Обращаясь ко мне, сказал:
– Александр Иванович! Звонили твои земляки и просили отпустить тебя на несколько дней в Новосибирск. Желаешь слетать в родную Сибирь?
– Конечно, товарищ главный маршал авиации! Я там не был более восьми лет. Хочется повидать мать и жену.
– Хорошо! Завтра рано утром вылетай. – И пошутил: – Только будь осторожнее с земляками, чтобы не затаскали. Я знаю, что такое сибирское хлебосольство…
Еще до рассвета самолет взял курс на восток. В Ли-2 со мною летели журналисты и работники кино. Накануне полета и в воздухе шли расспросы о моем детстве, о работе кровельщиком в Сибирстройтресте и слесарем-лекальщиком на заводе Сибсельмаш, о боях. Отвлеклись, лишь когда под нами появились горы Урала, а потом Свердловск, затянутый дымом заводских труб.
Сразу же после посадки нас повели на встречу с рабочими Уралмаша. Митинг и посещение огромного цеха, где делались тяжелые танки для фронта; короткий сон – и снова полет.
Под нами тянулись бескрайние сибирские просторы. Впереди показалась Обь. Сколько раз в детстве на спор с ребятами я переплывал ее…
Вот и родной Новосибирск. Здесь двенадцатилетним мальчишкой я впервые увидел прилетевший агитсамолет. Среди всех жителей города, сбежавшихся на поле военного городка и окруживших самолет, стоял и я, разинув рот от удивления, глядя на чудо техники. Потрогал его крылья и мысленно сказал себе: «Буду делать все, но стану только летчиком». Помню, на митинге летчики агитировали народ создавать советский воздушный флот. Тогда у меня, школьника, не было и копейки на строительство самолетов. Но судьбой было предназначено внести свой личный вклад в развитие советской военной авиации.
Через бортовой иллюминатор самолета я старался рассмотреть город моего детства и юности. Вспомнилось тяжелое время молодости. Ведь пришлось побыть и безработным, стоять на учете на бирже труда. В те годы я и мои сверстники мечтали стать рабочими железнодорожного депо небольшого заводика «Труд», имевшего две вагранки, или трудиться на мылзаводе. Это были единственные предприятия города.
В первой пятилетке начали строиться заводы. Биржа труда закрылась. Мы сами возводили эти заводы и сами же стали на них работать. Для нас, молодых парней, было раздолье в выборе профессии. Сейчас, более десяти лет спустя, я не узнавал город. Жилые кварталы, крупные заводы раскинулись по обеим сторонам Оби и протянулись к тайге и в степь. Радостное чувство охватило меня. Вот она, одна из кузниц нашей победы над немецким фашизмом!
При посадке увидел большое скопление народа. Люди заполнили почти половину аэродрома. При подруливании сразу узнал мать, Марию и родственников. Выходит, это земляки-новосибирцы так торжественно меня встречают.
Объятия и поцелуи, короткий митинг. Затем сквозь коридор стоящих людей на Красном проспекте мы приехали в дом матери…
Но в кругу семьи и близких я бывал лишь перед сном. Все дни, отпущенные мне на побывку в Новосибирске, были заполнены встречами с рабочими на заводах. Выступал в огромных цехах. И везде в основной массе рабочих – женщины и подростки. Заменив мужей и отцов, ушедших на фронт, встали они у огнедышащих печей, обтачивали на станках снаряды и мины, строили самолеты. Наглядно подтверждалось всенародное участие в разгроме фашистских захватчиков. Готовя нападение на нашу Родину, Гитлер и его фашистская свора не учли неиссякаемый патриотизм советских людей. И за это жестоко поплатились.
Быстро пробежали дни короткого отпуска. Вот и последняя встреча с жителями Новосибирска на городской площади. Прошла она поздно вечером, при прожекторах. Едем на аэродром. Грустное прощание с родными и близкими. Самолет, взлетев в темноту осенней ночи, взял курс на Москву. Но мысли о матери и жене не покидали меня до самой посадки.
В Москве на Центральном аэродроме нам торжественно вручили эскадрилью самолетов Ла-7, подаренных комсомольцами Новосибирска за счет отчислений от зарплаты и пожертвований. Не задерживаясь в столице, небольшой группой вылетели на фронт. Радостно встретили нас летчики полка во главе с Крюковым. Он был назначен моим заместителем вместо Горегляда, ушедшего командовать одной из дивизий нашего корпуса.
Коротко рассказал друзьям о пережитых событиях и путешествии в Сибирь. Сразу же властно позвали дела. Надо было начинать переучивание летчиков 16-го гвардейского Сандомирского авиационного полка на Ла-7, готовиться к наступательной операции фронта.
Аэродром в районе Сталева-Воля, где проводилось переучивание летчиков на самолет Ла-7, был для нас несчастливым. Ранее, при разведке его, погиб Василий Шаренко. И вот теперь, в учебном полете разбился замечательный боевой летчик Герой Советского Союза Александр Клубов. Виной тому был не только отказ матчасти, но и безответственность командира полка при организации учебных полетов в тот день.
Плохо отремонтированная бетонная полоса, подорванная гитлеровцами при отступлении, очень сильный боковой ветер не гарантировали безопасность посадок и взлета даже на исправных самолетах. Проводить полеты в таких условиях было неразумно. Но командир полка не учел этого, проявил беспечность. Отказ посадочных щитков на самолете Клубова, сильный боковой снос привели к удлинению пробега. В конце полосы колеса шасси попали в мягкий грунт. Произошел полный капот самолета – и катастрофа. Александра Клубова спасти не удалось. Он умер в польской больнице через полтора часа.
Гибель в учебных полетах Ивана Олиференко еще перед боями на Пруте, а сейчас – Клубова.
Тяжело было выступать на траурном митинге перед гробом Клубова. Горло перехватывали спазмы. Саша Клубов был для меня настоящим боевым другом. С ним провели не один бой, начиная с Кубани. После Вадима Фадеева это был самый дорогой для меня человек.
Оркестра у нас не было, провожали Сашу в последний путь под салют из пушек и пулеметов, под грохот проносящейся над нами эскадрильи истребителей. Похоронили Александра Клубова во Львове, на Холме Славы. Он не дожил всего несколько дней до присвоения ему звания дважды Героя Советского Союза. Но во Львове проводить друга не удалось. Начались оперативно-тактические сборы командного состава корпуса.
Теоретические занятия на сборах дали многое, позволили нам получить более глубокое представление об оперативном искусстве. Сложнее для меня, не имеющего академической подготовки, было проигрывание на карте предстоящих действий в наступлении. В этом большую помощь оказывал хорошо подготовленный и опытный офицер начальник штаба нашей дивизии Б. А. Абрамович. Совместными усилиями освоили и этот раздел программы сборов. Хорошие оценки за принятое решение венчали большой труд.
В эти дни пришла телеграмма из Новосибирска. Особенно обрадовало сообщение Марии о рождении дочери. Правда, нашелся повод и для шуток. Летчики моей боевой группы как-то при встрече упрекнули:
