Генри Лиддел Гарт - Правда о Первой Мировой войне
Прорыв был сделан глубиной в 5 миль, что возмещало месяцы тяжелой борьбы и крупных потерь на Сомме и в Третьем сражении под Ипром.
Уделом британских войск мог быть решающий успех. Три основные полосы оборонительных сооружений противника были пройдены. Впереди была лишь одна полузаконченная полоса обороны, затем – открытая местность. Но дивизии, проведшие атаку, и экипаж» танков были измотаны и выбились из сил, а для развития успеха две кавалерийские дивизии, за исключением одного эскадрона канадцев, ничего не могли сделать.
21 ноября местные резервы вновь несколько продвинулись вперед. В первые предрассветные часы Флескиер был эвакуирован немногими уцелевшими защитниками. Когда рассвело, 51-я и 62-я дивизии энергично стали наседать здесь, очистив весь участок, на котором германцы упорно сопротивлялись в первый день атаки. Прилив британского наступления поднялся до Фонтен-Нотр-Дам, продвинув его границу 20 ноября вперед еще на 1,5 мили.
Однако на правом фланге наступлению удалось продвинуться лишь немного: прибыла как раз вовремя свежая немецкая дивизия, чтобы утром 20 ноября закрыть прорыв и занять тыловую полосу оборонительной позиции.
Срок, поставленный Хейгом для этой операции – 48 часов, истек. Учитывая все же невыгоды новой позиции британцев, связанные с угрозой, которую представляла собой оставшаяся в руках противника высота Бурлон, надеясь также, что противник отступит, и желая в то же время ослабить натиск германцев в Италии, Хейг решил продолжать наступление и с некоторым опозданием, если не сказать больше, предоставил в распоряжение 3-й армии несколько свежих дивизий. Но танковый корпус – основа быстрого успеха, который видимо явился не меньшей неожиданностью для британцев, чем для германского командования, был совсем измотан: люди устали, а машины требовали ремонта, так как корпус целиком участвовал в первом дне атаки.
Новые атаки теперь в большинстве случаев стали приводить к неудачам: противник был готов к их отражению. 22 ноября германцы вернули себе Фонтен-Нотр-Дам; 23 ноября 40-я дивизия, поддержанная танками, овладела лесом Бурлон, но попытки захватить деревни Бурлон и Фонтен-Нотр-Дам не увенчались успехом. Последовала ожесточенная и затяжная борьба с переменным счастьем – обе деревни то захватывались, то вновь терялись.
А между тем германцы быстро, инициативно и с огромным искусством готовили смертельный контрудар.
К несчастью, у высшего командования за небольшими исключениями, видимо, было предрасположение не верить многочисленным предупреждениям о надвигавшейся грозе, и оно даже с особым удовольствием потешалось над страхами тех, кто видел, как накапливаются тучи. Излишнее самомнение главного командования отчасти было вызвано легким успехом 20 ноября, а отчасти – убеждением, что наступление у Пашендаля поглотило все резервы противника. Действительно, эффект Пашендаля все время переоценивали.
В противовес высшему командованию, генерал Сноо, командовавший VII корпусом, находившимся на южном фланге клина наступления, вбитого во фронт германцев, за неделю угадал направление и день готовившегося германцами контрудара. Подчиненные ему командиры, в частности командир 55-й дивизии (Юдвин), примыкавшей к III корпусу, донес о множестве фактов, подтверждавших это предположение: германская артиллерия пристреливалась к таким точкам, которые раньше вовсе не обстреливались; германская авиация летала в большом количестве над окопами; британская разведывательная авиация вовсе не допускалась на некоторые участки, где противник мог укрыто сосредоточивать свои силы.
Вечером 29 ноября 55-я дивизия настолько убедилась в неминуемой угрозе, что Юдвин просил своего соседа – III корпус – в качестве контрмеры открыть в предрассветные часы обстрел тяжелой артиллерией оврага Банте, но просьба его удовлетворена не была.
На следующее утро германцы отплатили за сюрприз, сделанный им танками, другим сюрпризом, сходным по принципам, но иным по методу проведения его в жизнь.
Отказавшись от долгой артиллерийской подготовки, германцы коротким ураганным огнем с химическими и дымовыми снарядами проложили дорогу своей пехоте, умело просачивавшейся вперед. Это был прототип германских наступательных методов весны 1918 года, как атака британцев была прототипом методов наступления союзников летом и осенью 1918 года.
Вынырнув из укрытых исходных позиций – оврагов Банте и Двадцати Двух – в тот самый момент, когда должен был быть развит так и не состоявшийся заградительный огонь британской тяжелой артиллерии, германская пехота просочилась сквозь слабые точки в позиции британцев и затем разлилась широким потоком, затопив деревни Гоннелье и Виллер-Гюислен, сметая в своем стремительном движении к Гузокуру артиллерийские позиции и штабы. Грозило форменное бедствие, ужасное по своим последствиям, но к счастью, удалось сломить атаки противника на севере участка у леса Бурлон, а опасность была несколько уменьшена блестящим контрударом гвардейской дивизии, вернувшей Гузокур, и последующими усилиями 2-й танковой бригады.
Некоторое время даже казалось, что представляется возможность вернуть потерянное и тяжело поразить германцев, расстроившихся и еще не приведших себя в порядок после одержанного успеха.
Но командующий армией, отклонив просьбу Сноо об организации удара конницей во фланг, направил конницу в лоб германцам. Таким образом германцы смогли укрепить захваченное и даже возобновить атаки британских позиций. В последующие дни не прекращавшиеся успехи германцев, особенно в направлении на Виллер-Плюльш, и отсутствие у британцев резервов поставили британские позиции на участке Мазниер – Бурлон в столь тяжелое положение, что пришлось эвакуировать большую часть местности, захваченной 21 ноября.
До сих пор еще не рассеяна тень, наброшенная старшими начальниками, стремившимися обелить себя, на войска и подчиненных командиров. Официальное расследование отнесло всю вину на счет войск, считая, что из-за их небрежности контрудар германцев явился для них неожиданным, и утверждая, вопреки фактам, что войска вовремя не забили тревоги, не подали сигнала «SOS».
Даже Бинг заявил: «Я приписываю местный успех противника одной и только одной причине – недостаточной подготовке наших младших офицеров, унтер-офицеров и солдат».
Хейг, которого держали в неведении относительно поступавших от войск тревожных предостережений, оказался все же исключением из общего правила. Посылая в Англию донесение о случившемся, он великодушно взял свою вину на себя, что не помешало ему одновременно отрешить от должности и отослать в Англию нескольких генералов.
Долг историка, основываясь на сохранившихся в архивах донесениях, доложить, что многие младшие командиры остро чувствовали надвигавшуюся опасность и предупреждали о ней своих начальников. Что же касается оказанного войсками сопротивления, то в этом случае было сделано больше, чем кто-либо вправе был ожидать и требовать от войск, непрестанно сражавшихся с 20 ноября – дня первой атаки.
Для военной истории уроки Камбрэ, безусловно, заключаются в том, что здесь желанное возрождение внезапности было сорвано нарушением не менее важного принципа военного искусства – экономии сил, как при оценке необходимых средств для достижения определенной цели, так и при оценке способностей и предела человеческой выносливости.
5. Капоретто
В холодное, сырое и хмурое осеннее утро среди покрытых туманом вершин Юлианских Альп раздался грохот, и прежде чем последние отголоски его окончательно замерли, союзники и здесь потерпели серьезное поражение.
Первые слухи о бедствии, кстати сказать, совершенно не преувеличивавшие действительности, как громом поразили союзников – хотя неожиданными они не должны были быть для всех вождей: операции, развивавшиеся ими в 1917 году на всех театрах войны, должны были приучить их к поражениям.
Год начался ожиданием верного успеха, который сулило широкое наступление. Оно должно было привести к полному разгрому Центральных держав. Хотя мираж быстрой победы постепенно померк перед очевидностью стойкого сопротивления врага и тяжести понесенных потерь, но все же общество было совершенно не подготовлено к резкой перемене ролей – к переходу от наступления к обороне.
Меньше всего этого ожидали в Италии. Были бесспорные основания беспокоиться за Россию, но итальянцы вели атаки весь август и сентябрь, а по телеграммам создавалось впечатление, что бои развиваются явно в их пользу. На этот раз сведения о поражении были верны, хотя обычно в военных донесениях преувеличений было больше, чем фактов.
Хотя выигрыш местности и был незначителен, моральный и материальный эффект атак итальянцев и уже истомленных войной австрийцев был весьма велик. Как писал Людендорф:
