Сергей Дашков - Императоры Византии
Когда Иоанн VIII умер, деспот Константин находился в Мистре. Беспокойный Дмитрий Палеолог попытался опередить брата и морем добрался до Константинополя, надеясь, что престол достанется ему. Правительство сумело отклонить претензии Дмитрия, имевшего репутацию авантюриста. 6 января 1449 г. в Мистре Константин XII Палеолог Драгаш был провозглашен императором, а в начале марта прибыл в столицу.
Бог плохо хранил Империю ромеев — по сути дела, последний византийский василевс унаследовал столицу с ее окрестностями, несколько островов в Эгейском море и обескровленную войной с турками Морею, откуда султан в 1446 г. увел множество пленных. Путешественники, бывавшие в Константинополе, удивлялись безлюдности великого города. Население столицы со времен античности сократилось в 10–12 раз и составляло 35–50 тысяч человек. Многие кварталы были необитаемы, большинство дворцов лежало в руинах еще со времен гражданской войны 1341–1347 гг. Не составлял исключения и величественный Большой Императорский дворец, на восстановление которого у Палеологов не хватало денег — василевсы жили во Влахернском.
Но Византия, и особенно ее столица, выгодно расположенная и неплохо защищенная, по-прежнему манила османских завоевателей. Да и не только их — на Западе продолжали заявлять о своих правах на ее трон потомки властелинов Латинской державы.
Внутреннее положение империи было очень тяжелым. Торговлю контролировали итальянцы, греков — от поденщика до монарха — терзала бедностъ[130]. Обострилось противостояние латинофильской и туркофильской партий. Первые стояли за унию и спасение страны ценой покорения папе, вторые (в основном страдавшее от католиков купечество) заявляли, что только турки могут навести в государстве порядок и вышвырнуть из него жадных католиков. И находились еще люди, до сих пор считавшие Константинополь с окружавшими его огородами мировой империей. Вплотную к таким взглядам примыкала наиболее многочисленная группировка — православная, не имевшая, в отличие от первых двух, кроме лозунгов, никакой ясной программы действий.
Стоя на пороге многовековой национальной трагедии, греческий народ был разобщен политической борьбой. Попытки Константина XII заставить православную церковь признать унию, без чего невозможна была западная подмога, натыкались на упорное сопротивление иерархов и простых граждан. Сторонника унии патриарха Григория III Мамму признавала лишь ничтожная часть духовенства, а состоявшийся осенью 1450 г. собор при участии патриархов Александрии, Антиохии и Иерусалима низвел Мамму с патриаршества и последний бежал в Италию. По причине униатства (то есть неправославия, по мнению большинства ромеев) самого Константина XII так и не состоялась его официальная церковная хиротония. Последний император Византии правил и погиб, не будучи венчан на царство. В довершение всего до междоусобных войн доходили ссоры младших братьев василевса, деспотов Фомы и Дмитрия.
Пока в Адрианополе правил Мурад II, Византия пользовалась отсрочкой. Но в феврале 1451 г. султан умер, и османский престол занял его двадцатилетний побочный сын Мехмед II Фатих — «завоеватель», личность в высшей степени удивительная. Он владел, кроме турецкого, четырьмя языками, в том числе латынью и греческим, знал философию и астрономию. При этом Мехмед был патологически жесток, хитер, лжив и вероломен. Это он приказал обезглавить человека, чтобы работавший при его дворе итальянский живописец Беллини увидал, как отличается гримаса лицевых мышц отрубленной головы от изображаемых на картинах. Это он велел вспороть животы четырнадцати слугам, желая найти похитителя дыни из султанского сада. Бисексуал, он имел два гарема — из женщин и красивых мальчиков. И если целью Константина Драгаша было спасение Византии, то Фатих, мечтая о военных подвигах во имя Пророка и лаврах Тимура, поклялся ее уничтожить. Скрытный, как все государи Востока, султан держал замыслы в тайне и набирал войска, пытаясь усыпить бдительность греков ложными уверениями в дружбе и покровительстве.
В Константинополе тогда жил принц Урхан, один из родственников султана и возможный претендент на османский трон, которого Мехмед казнить почему-то не торопился, но отослал от двора подальше, к христианам. Император заявил о необходимости увеличить выплату на содержание Урхана, Фатих счел требование оскорбительным и поводом к разрыву мирных соглашений с Византией. Никто не сомневался, что султан просто использовал, как в известной басне Эзопа про волка и ягненка, первый попавшийся предлог.
С апреля по август 1452 г. османские инженеры с поразительной быстротой возвели на европейском побережье Босфора, в одном из самых узких мест, мощную крепость Румели-Хиссар. С другой стороны пролив уже стерегла выстроенная при Баязиде I цитадель Анатоли-Хиссар. Теперь батареи турок держали под прицелом весь Босфор, и ни один корабль без ведома султана не мог пройти к Константинополю из Черного моря, Геллеспонт же стерег мусульманский флот. Император, протестуя против строительства крепости на греческой территории, направил Мехмеду посольство, но совершенно напрасно. «Я могу делать все, что мне угодно, — с явным презрением ответил Фатих грекам. — Оба берега Босфора принадлежат мне, тот восточный — потому что на нем живут османы, а этот западный — потому что вы не умеете его защищать. Скажите вашему государю, что если он еще раз вздумает прислать ко мне с подобным вопросом, я велю с посла живьем содрать кожу» [5, т. III, с. 294].
Первой силу орудий Румели-Хиссар ощутила на себе итальянская эскадра, не пожелавшая подчиниться приказу спустить паруса. Часть кораблей прорвалась, но самая крупная галера венецианцев, получив несколько каменных ядер, затонула, все спасшиеся моряки во главе с капитаном были казнены.
Снабжение столицы греков продовольствием султан мог прервать в любой момент. В конце августа он лично осмотрел ее величественные укрепления и начал снаряжать армию для кампании, намеченной на следующую весну.
В Константинополе готовились к отпору захватчикам. Город запасался хлебом, дровами и оружием, спешно чинились стены и башни.
Осенью 1452 г. василевс начал переговоры с папой Николаем V. К императору явился папский посланник, ловкий кардинал Исидор Русский, но без солдат, только со своей небольшой охраной. Запад не торопился реально помочь Византии, лишний раз не желая тратиться. Мысль о возможном падении Константинополя казалась в Риме, Париже, Лондоне или Венеции абсурдной, настолько все свыклись с его незыблемостью. Помощь, конечно, готовились прислать, но немного и позже. Фактически она не была готова даже тогда, когда город был взят. Не выделили войск брату и морейские деспоты. Лишь отчаянный генуэзец Джованни Джустиниани Лонг привел семьсот добровольцев на двух галерах, и Константин XII пообещал ему остров Лемнос, если столицу удастся отстоять.
12 декабря 1452 г. кардинал Исидор отслужил в св. Софии мессу по униатскому обряду. Жители шумно выражали свое недовольство: «Не нужно нам ни помощи латинян, ни единения с ними». Глава туркофилов мегадука Лука Нотара бросил в те дни пророческую фразу: «Лучше увидеть в городе царствующей турецкую чалму, чем латинскую тиару!»
Во Фракии вовсю шла подготовка к штурму греческой столицы. В мастерской близ Адрианополя венгр по имени Урбан, не согласившийся в свое время остаться на службе у нищего Драгаша, делал султану пушки. В начале 1453 г. была готова самая большая, способная палить каменными ядрами в 1200 фунтов (ок. 400 кг)[131]! Для передвижений этого монстра требовались две сотни людей и шестьдесят пар волов.
К середине марта огромная (по данным различных историков, от восьмидесяти до трехсот тысяч человек) турецкая рать была готова. Эскадра в несколько сот военных и вспомогательных кораблей ждала только приказа выйти в море. Месемврия, Анхиал и Виза были без особого труда покорены султаном, из фракийских городов под властью Палеолога остались Силимврия и Эпиваты. Секретарь и друг императора Георгий Сфрандзи, оставивший впоследствии яркие воспоминания об осаде Константинополя, произвел по указанию государя перепись всех мужчин города, способных носить оружие. Результаты подсчетов — 4973 грека и около двух тысяч иноземцев[132] — оказались настолько удручающими, что Константин велел хранить их в тайне.
На рейде столицы, за вычетом нескольких бежавших в преддверии турецкой осады, осталось двадцать шесть кораблей: по пять — венецианских и генуэзских, три — с Крита, по одному — из Анконы, Каталонии и Прованса, и десять императорских. Их команды поклялись не бросать Константинов град в беде и стоять до конца. Все трудоспособные жители с воодушевлением приводили в порядок заваленные разным хламом рвы и латали древние стены. И только население Галаты держало граничивший с предательством нейтралитет. Впрочем, к концу осады галатцы уже открыто помогали Мехмеду.
