Алексей Хлуденёв - Олег Рязанский
К сотским подошел Павел Губец - борода и усы с проседью, загорелое лицо в морщинах и немного скукожено, на лбу - рубец от сабельного удара.
- Да что он взялся их вешать? - сказал в сердцах. - Хоть бы детей их пожалел! Сироток-то сколько наоставляет!
Павел Губец, с тех пор, как увели его Катерину ордынцы, более уже не затевался с женитьбой, остался бобылем. Пожалуй, он был самым старшим ратным в войске, не раз раненым и уже не мыслившим свою жизнь вне ратной службы, но сердце его не заскорузло, не ожесточилось.
- Не по-христиански, - добавил Федор Таптыка, рожденный от рязанской женщины.
- Совсем не по-христиански, - подтвердил Григорий.
От ближней палатки подошли несколько ратных. Один, с маленькой головой, сказал:
- Гражане ропщут. Я вчера был на торгу, слышал: один старик лаял князя Юрия Святославича за его жестокости.
Другой, высокий, глядя исподлобья:
- Вы бы, господа, доложили главному воеводе - пусть нас отведут от этого места.
Так Григорий Шиловский и Федор Таптыка через некоторое время явились в шатер Ивана Мирославича. Тот встретил сотских приветливо, внимательно выслушал. Подивился, что ратные не хотят стоять близ виселиц и просят поменять им место для стана. Почесал в затылке, ответил:
- Чудно мне, добрые витязи, слышать такое от воинов. Посудите сами: какие же вы воины, коль вам тошно от повешенных изменников? Да и что я могу поделать? Чем помочь? Нешто я, главный воевода, пойду с этакой вашей смешной просьбой к князю?
Сотские слушали почтительно.
- Тот не воин, кто жалеет врагов, - не очень уверенно убеждал их Иван Мирославич. - Жалость расслабляет воина, и он проигрывает. Так говорил великий Чингисхан.
- Сами же гражане недовольны, - возразил Григорий. - У каждого казненного жена, дети, родственники, друзья...
- И они страдают и озлобляются, - сказал Федор.
(Заметим, что впоследствии Федор Таптыка будет пожалован князем Федором Олеговичем в бояре и назначен судьей, а Григорий Шиловский станет окольничим у князя Ивана Федоровича, внука Олега.)
Ворча на воинов за их жалостливость, Иван Мирославич встал с ковра, на коем сидел по-татарски, на свои кривоватые ноги в козловых узорчатых сапогах, пристегнул к поясу снятую со столба саблю в дорогих ножнах.
- Идите! - сердито махнул на сотских рукой.
Через некоторое время отправился к князю Олегу, который жил в детинце, в отдельных хоромах, заботливо отведенных для него зятем Юрием. Слуга доложил Ивану Мирославичу, что князь в данный момент занят приемом дочери, смоленской княгини Анастасии, и предложил ему подождать в гостином покое. Иван Мирославич сел и стал ждать.
Глава седьмая
Неприятные напоминания
В эти дни, когда Юрий Святославич изгнал из Смоленска своих противников, часть которых казнил, и одновременно восстановил вече, вернув народу его старинное право самому участвовать в управлении городом, - он сразу сделался популярным среди той части населения, которая противилась засилью в стране литовцев. Его всюду встречали приветственными криками. Ему низко кланялись и падали перед ним на колени. Знатные и незнатные люди, некогда покинувшие город в знак непризнания Витовтовых наместников, возвращались с семьями домой, налаживали жизнь по старине. В стольный град привез свою семью из Вязьмы, небольшого города в Смоленской земле, и Симеон Вяземский. В один из праздничных дней Симеон пригласил в гости князя Юрия Святославича и знатных мужей. Так, после нескольких лет разлуки с родиной Юрий Святославич получил возможность увидеть и ту, о которой некогда бредил - Ульяну Вяземскую.
По воспитанию Ульяна была типичной русской женщиной своего времени верной женой, любящей матерью своих детей. Все свое время она посвящала семье, домашним делам, молитвам и благотворительности в пользу сирых, убогих, нищих, обиженных. Дочь благочестивых бояр, она и сама была благочестива. На её беду, она обладала редкой красотой и обаянием. Влюбчивые мужчины тонули в её жгучих черных глазах, теряли голову. Но те из них, кто пытался добиться её взаимности, получали отпор. И ладно бы, когда в числе влюбленных были люди боярского круга. А когда - сам старший смоленский князь Юрий Святославич? Не так-то просто отклонить его притязания таким образом, чтобы не задеть его самолюбия и не повредить дружбе её мужа и князя.
По натуре страстный, Юрий Святославич чуял огонь в этой женщине с жгучими глазами и благородно сложенным чувственным ртом. Юрий Святославич в минуты сладострастных мечтаний воображал, как, наверное, гибка и сладка Ульяна на брачном ложе. Она с лихвой возместила бы ему то, что он недополучал от супруги, сдержанной и пресноватой. Дополнительной приманкой в Ульяне была её недоступность, её целомудрие - Юрий Святославич любил преодолевать неодолимые преграды.
В то же время для него не пропали даром внушение тестя и покаяние, на которое он был подвигнут. Искренне желая быть верным супругом, Юрий Святославич старался преодолеть влечение к Ульяне, считал его уже и преодоленным, и от встречи с Ульяной ждал теперь лишь одного - увидеть её постаревшей и подурневшей, чтобы уж напрочь вытрясти из своих грез её образ, некогда заполнявший его воображение.
Но когда Ульяна в нужный час вошла в трапезную палату, сопровождаемая слугами, - те держали на руках подносы с крепким медом в чашах, - учтиво поклонилась гостям и поднесла первую чашу Юрию Святославичу, он, увы, убедился: женская красота с годами не убывает. И если прежде Ульяна была неотразима лишь внешним обликом, то теперь она стала ещё привлекательней внутренним обаянием - её глаза лучились добротой и приветом, поневоле притягая к себе взгляды всех гостей.
Умом понимая, что он делает не то, как принято в гостях, Юрий Святославич, приняв чашу, свободной рукой взял её белые, в драгих перстнях, нежные пальцы и произнес вдохновенную здравицу в честь хозяев. Все понимали, чем вызвана пылкость речи князя, и с затаенным дыханием смотрели то на смутившуюся Ульяну, то на Вяземского, который натужно улыбался: он ревновал, но, как хозяин дома, уважавший гостей, вынужден был скрывать свое истинное состояние. Выпив чашу, Юрий Святославич сделал было движение, чтобы обнять Ульяну, но та, высвободив пальцы, ловко увернулась, учтиво поклонилась и величавой поступью удалилась. Гости, а вместе с ними и Вяземский, перевели дух.
Вскоре в Смоленск с детьми и двором приехала из Рославля княгиня Анастасия Олеговна, торжественно встреченная мужем и горожанами. В сознании народа Юрий Святославич и Анастасия Олеговна были достойной парой. Юрий проявил себя боевым и мужественным князем; княгиня Анастасия полюбилась народу своим благочестием. К тому же, всегда занятая воспитанием детей и домашними делами, она в отсутствие супруга взяла в свои руки бразды правления Рославльским уделом и повела дело уверенно и толково. Она умела ловко помирить перессорившихся бояр, войти в доверие к богатым купцам и получить у них в долг деньги, встать на защиту крестьян, притесняемых боярами.
Длительные разлуки с мужем и его беспутства княгиня переживала стоически. Тщательно скрывала свои переживания, которые, с годами, претерпевали качественные изменения. В молодости, когда ей доводилось сведать, что муж её в связи с такой-то, она чувствовала себя не иначе, как униженной и оскорбленной, что порой вызывало в ней озлобленность. С годами чувства озлобленности отступили на второй план, а на первый выступил страх за мужа, столь безнадежно погружаемого в трясину грехов. Она надеялась, что возраст и время остудят его, и что остудит его страх Божий и супруг, как она выражалась, "взойдет в себя". Живя в Рязани, под боком её родителей, муж, кажется, понемногу вступал на путь благочестия, но как только он вырвался в Смоленск, то, опьяненный победой, вновь, как ей довели, стал утопать в пучине беспутства.
Тот случай, о котором ей рассказали, когда он в гостях у Вяземских пытался обнять Ульяну, был, казалось, слишком мелок, чтобы всерьез озаботиться. Но женское чутье Анастасии подсказало ей, что её муж в сетях нового любовного помрачения. Еще, может быть, не поздно вмешаться. И она, никогда не сетовавшая родителям на поведение супруга, решила в этот раз обратиться к отцу.
Она пришла к отцу без детей, что чрезвычайно удивило князя Олега. Впрочем, он тут же догадался, что пришла она без детей совсем неслучайно ей хочется поговорить с отцом с глазу на глаз. И он понял - о чем, вернее, - о ком.
- Отец, - сказала она с тревогой и надеждой, - я мечтаю о том, чтобы муж мой, князь Юрий Святославич, был всегда рядом, никогда более не разлучался со мной...
Он ответил:
- Поверь мне, дочка, все последние годы я только и думал о том, чтобы посадить твоего мужа и моего зятя Юрия Святославича на смоленский стол. Теперь вы будете с ним неразлучимы. Как я убедился, народ поддерживает князя Юрия, и Витовту не так-то просто будет изгнать его из Смоленска, тем более что при первом же зове я приду ему на помогу.
