Галина Петреченко - Рюрик
Гостомысл не отрывал любовного взора от Лешка согласно кивал на каждый его скупой довод и хотел, чтоб кривич высказался побольше и поубедительнее. Но Лешко сказал как мог и сколько мог, и это стоило ему большого труда,
- Да... - в раздумье протянули бояре, вняв речи знатного кривича, и приуныли.
Спокойно колыхалось пламя свечей, освещая гридню главы союза словен. Спокойно смотрел на главу союзных словен Полюда.
- Да будет Рюрик великим князем объединенных словенских земель? - тихо спросил бояр Гостомысл, боясь, что в них вновь разгорится гневом тщеславный огонь мятежных душ.
"Ox, как надо уберечь проснувшийся рассудок этих кичливых корыстолюбцев, не то, гляди, снова бороды до потолка вскинут", - тревожно думал он, поглядывая на притихших бояр.
Бояре действительно притаились почему-то, прижались друг к другу и нерешительно, но трижды проворчали:
- Да будет так...
* * *
А через десять дней теплым вечером на громадной поляне возле стен нового Новгорода собрались все его жители и поредевшая дружина Рюрика.
Большинство новгородцев с любопытством и доброжелательно ожидали начала действа. Они громко переговаривались, смеялись, толкались, пробираясь поближе к центру поляны. А где-то по краям толпы кучками стояли затаенно несмирившиеся словене и крутили в головах все ту же хлесткую думу: "Неужто сами себе не можем главу найти? Все по чужим умам и секирам страдаем?" Они вспоминали жестокую расправу варяга над Вадимом Храбрым и хмуро, исподлобья взирали на Рюрика.
Князь был при всех боевых доспехах. В мелкой финской кольчуге, серебряном шлеме, при секире и мече величественно восседал он на своем сером коне. Суровое лицо и неподвижность осанки делали его похожим на римскую скульптуру. Но посвящение в великие князья, как видно, не волновало и не радовало Рюрика. "Надо! Это кому-то надо!" -грустно думал он, но где-то в глубине души тлело удовлетворенное тщеславие. Разум же его упорно кричал другое: "И это мое новое Звание не спасет от распада дружину! Все равно звериные законы грабежа и разбоя сильнее любого добра, содеянного человеком. Моим лихим дружинникам тоже нужны лихие набеги и чужое богатство, а я хвор и слаб, как никогда", - терзал себя князь, но не мог найти в Себе силы отречься от нового наследственного звания.
Он оглядел поляну и как наяву увидел знакомый ритуал. Вот сейчас выйдет в центр поляны Гостомысл, вынесет на льняном полотенце венок из можжевеловых веток и произнесет речь перед людом, а потом попросит его сойти с коня и наденет этот венок ему на голову. Так и есть. Гостомысл, разодетый в парадные меховые одежды, торжественно ступал по поляне, встал точно в ее центре и, держа на длинном белом льняном полотенце можжевеловый венок, начал речь перед народом:
- Мы, объединенные северные племена: Меря, Весь, Кривичи, Дреговичи, Ильменские словене, Финны и Русь-варязи решили объявить варяжского князя Рюрика своим великим князем, а город Новгород, в котором сидит он, наречь стольным городом, - величественно, медленно изрек новгородский посадник и, чуть-чуть переведя дух, уверенно продолжил: - Многие лета знаем мы его! Много добрых дел сотворил Рюрик для нас, - громким, но старческим уже голосом произнес Гостомысл и оглядел народ. Гула неодобрительного нигде не было слышно. - С его приходом не беспокоят нас норманны, не лютуют булгары, мадьяры и другие соседи, - продолжал Гостомысл. - С его приходом появились на земле нашей новые города да крепости и стал вершиться правый суд, напомнил Гостомысл и оглядел толпу еще раз: кое-где мелькнули светлые взгляды, улыбки. - Так пускай князья малые, что сидят во других наших городах и держат для охраны наших краев дружины, будут подданы князю великому Рюрику и будут верны его наказам, - объявил Гостомысл народу волю бояр. - Так пускай весь народ чтит князя великого Рюрика заморского! торжественно выкрикнул Гостомысл и повернулся к варяжскому князю.
Рюрик слез с коня и, сдерживая подступивший кашель, багровея, склонил голову перед Гостомыслом. Новгородский думник, волнуясь, трепетными руками надел венок на шлем новгородского князя и, не смахнув слезы, скатившейся по морщинистой щеке, поцеловал Рюрика. Из толпы выплыли молоденькие словенки, осыпали Рюрика цветами и окропили его волховской водой.
- Да будет так! - звонко крикнула девушка, державшая серебряный кувшин в руке.
Народ заволновался, задвигался по поляне и трижды повторил дружным хором;
- Да будет так!
Из толпы разодетых в боевые деспехи дружинников вышли главы войск из Белоозера и Изборска. Одновременно вынув мечи из ножен, Вальде и Фэнт ударили ими о щиты и, склонив перед Рюриком головы, поклялись:
- Да будь старшим и главным средь нас!
- Да будет крепок союз наш, союз княжеский! - сказал Рюрик, и они трижды повторили наказ своего великого князя.
Рюрик трижды поклонился народу, Фэнту, Вальдсу, Олафу, Дагару, Кьяту и дружине и хотел было вернуться к своему коню, но его подхватили под руки девушки и закрутили в быстром хороводе. И откуда они только слова такие-то душевные брали?! И откуда они песен столько знали! Рюрик не знал ни единого слова из этих песен, но губы его шевелились, и нужные слова сами собой появлялись на языке. И что это за диво: слова были как раз те, что пели девушки, хотя великий князь совсем не собирался петь.
Фэнт, Вальдс, Ромульд, Гюрги, Дагар, Олаф, Власко, Гостомысл, Полюда, Домослав и еще какие-то два молодых боярина, улыбаясь, наблюдали за хороводом и за Рюриком, крутящимся в нем.
- Смотри, как наш витязь нашим словеночкам улыбается! - сказал, смеясь, Гостомысл, встав между Гюрги и Дагаром и обращаясь скорее к Гюрги, чем к первому меченосцу великого князя.
Военачальники улыбнулись именитому словенину.
- Так и уведет какую-нибудь во четвертые жены! - смеясь, проговорил Гостомысл, вглядываясь в лица проплывающих в хороводе девушек.
- А ты о ком так тревожишься? - спросил его Гюрги.
- Как о ком?! - удивился новгородский посадник. - О дочке!
Все так и ахнули. Столько лет знать Гостомысла и не ведать, что у него есть еще и дочь. Ну и ну, хитрый правитель словен!
- Да! Я прятал ее от вас, от бедовых, а теперь, думаю, не страшно и показать, - гордо сознался посадник. - Гостомыслица! - крикнул он ласковым голосом. - Иди-ка ко мне!
Варяги вытянули шеи и насторожились: к Гостомыслу подбежала тоненькая, стройная, юная девушка, светловолосая, голубоглазая, разрумянившаяся от быстрых плясок, и приникла к груди отца.
- А вот и я! - сказала она и сдунула со лба выбившуюся прядку волос. Прядка взметнулась над высоким чистым лбом и непокорно легла на прежнее место. Девушка легким движением руки прихватила прядку и заправила ее в густые волосы.
- Зачем звал, батюшка? - улыбнувшись, спросила она.
- Хочу назвать тебе бедовых друзей-варягов, - гордясь красотой дочери, ответил Гостомысл.
- А-а! - протянула девушка. - Синеголовые! - лукаво заметила она и оглядела каждого варяга без смущения и каждому улыбалась, когда отец называл их имена. - Запомнила? - спросила она сама себя и тут же повторила имена военачальников, перепутав Ромульда с Дагаром, Вальдса с Фэнтом, и под общий смех назвала правильно только сорокалетнего Гюрги.
Олаф, с изумлением наблюдавший простоту общения юной словенки с военачальниками, вдруг понял, что очень хочет ей понравиться, но его Гостомыслица не перепутала, однако же больше и не взглянула на него ни разу. Бывший вождь рарогов, а ныне князь ладожский, посмотрел внимательно на Гюрги и сразу решил, что зрелый и знатный воин без боя сдался в плен юной словенке. "Вот так да!" - сказал Олаф самому себе и тихонько отошел к Рюрику, который еле двигал ногами от усталости, но улыбался всем давно забытой улыбкой.
- Ой, Олаф, давно я так не прыгал, - смеясь, признался Рюрик и быстро спросил его: - А где Эфанда?
- Вон, у костра, на бревнышках сидит с семьяницами, - печально ответил глава ладожской дружины, глядя на развеселившегося князя и завидуя ему.
- Грустит?.. - мрачно спросил Рюрик и нахмурился.
- Нет, сидит с твоей дочерью в обнимку и смотрит на хоровод, - просто ответил Олаф, почувствовав резкую перемену в настроении князя.
- А-а, - снова обрадовался Рюрик, - сейчас мы их затащим поплясать! И, схватив Олафа за руку, потянул его за собой к костру, где сидели, грустно улыбаясь, женщины и с тоской по прошедшим годам звонкой босоногой юности взирали на хороводное веселье молодежи.
- Вот они где! - задорно выкрикнул Рюрик, подходя к своим дорогим женщинам.
Эфанда ойкнула от неожиданности, а Рюриковна так вспыхнула, что, показалось ей, все это заметили. Князь заметил смущение дочери и заволновался сам. Как сделать так, чтоб не обидеть маленькую княжну и не оскорбить ненужным намеком Олафа?
Ладожский правитель с интересом оглядел юную княжну, уловил ее волнение и искренне проговорил:
- Великий князь, до чего же хороша твоя маленькая великая княжна.
