Г. Штоль - История Древней Греции в биографиях
Афины с сухопутной стороны были совершенно обессилены. Вскоре Филипп утвердился в Акарнании и Этолии и обеспечил свое влияние в Пелопоннесе, в Эвбее; потом предпринял блистательный поход во Фракию, во время которого проник до самой Византии. Афины, усмотрев грозящую опасность для владений своих в Херсонесе и для плавания своих кораблей в Понте, объявили мир нарушенным и с величайшей поспешностью снарядили флот, чтобы поспешить на помощь к городам Перинфу и Византие, осажденным Филиппом. Персидский царь также не считал себя более в безопасности и отдал приказание своим сатрапам защищать Перинф всеми силами. Таким образом, на этот раз планы Филиппа не удались: он принужден был отступить от обоих городов (349). Вслед за тем, в то время как Филипп, по-видимому, вовсе не заботясь о делах Греции, обратил свое оружие на Скифию, в Амфиктионовом суде сторонниками его, между которыми самым деятельным был Эсхин, подготовлялся последний решительный удар эллинам.
Жители Амфиссы обработали землю, принадлежавшую Дельфийскому храму; по жалобе на это Эсхина, имфиктионцы положили наказать их оружием. Так как первое нападение на них было отражено, и амфисцы, поддерживаемые Афинами, изгнали из своей области всех приверженцев Амфиктионова суда, то Амфиктионы избрали Филиппа неограниченным предводителем войска и поручили ему заступиться за Аполлона и воспрепятствовать безбожным амфисцам оскорблять Дельфийскую святыню. Филипп явился с войском и окончил войну против Амфиссы, но вслед за тем неожиданно завладел городом Элатеей при Кефиссе, в Фокиде, – ключом к Виотии и Аттике. Панический страх овладел афинянами, а также и фиванцами, которые постоянно бывали на стороне Филиппа, но в последнее время находились с ним в натянутых отношениях. Афиняне начали вооружаться; Демосфен поспешил в Фивы и силой своего красноречия так подействовал на граждан, что они, забыв старую вражду свою к Афинам, соединились с ними против общего врага. Соединенное войско обоих городов, усиленное эвбейцами, мегарцами, ахейцами, керкирцами, коринфянами и левкадцами, выступило против Филиппа и в двух сражениях одержало верх над его войском; наконец все силы обеих сторон встретились на полях Херонеи.
Филипп II, Копенгаген
Это было в первых числах августа 338 года. Оба войска на рассвете выстроились друг против друга в боевом порядке. Филипп имел всего около 32000 человек; силы эллинов простирались до 50000. На правом крыле командовал сам Филипп, на левом – восемнадцатилетний сын его Александр, в центре стояли союзные с Македонией фессалийцы и этолийцы. Афинское войско, под предводительством Лизикла и Хареса, стояло против правого крыла Филиппа; фиванское – против левого крыла Александра; остальные греки расположились против македонского центра. Сражение началось с убийственной горячностью и долго оставалось нерешительным, пока Александр с неудержимой силой, ниспровергая все перед собой, не ворвался в ряды виотийцев. Священны и отряд фиванцев, до сих пор считавшийся непобедимым, лежал рядами, друг на друге, там, где его поставили. На другом фланге афиняне ворвались, наконец, победоносно в ряды македонян. «За мной, – вскричал Лизикл, – победа наша! Прогоним этих несчастных назад в Македонию!» Филипп взирал со спокойным взглядом с высоты на общее замешательство. «Неприятели не умеют побеждать», – сказал он и повел свою вновь быстро приведенную в порядок фалангу на толпы афинян, которые в упоении победы расстроили ряды свои. Вскоре все греческое войско обратилось в беспорядочное бегство; из афинян убито более 1000, не менее 2000 попалось в плен; фиванцы также потеряли много пленными и убитыми.
Битва при Хероне решила участь Греции; свобода ее погибла; Филипп достиг цели своих желаний. В первые мгновения после победы он предался необузданной и недостойной радости. Рассказывают, что после праздничного пира, возбужденный вином, окруженный плясунами и скоморохами, он отправился на поле сражения, издевался над пленными, наругался над убитыми и, стуча в такт ногой, с насмешкой повторял вступительные слова определения народного собрания, которыми Демосфен возбудил афинян к битве против него. Тогда афинский оратор Димад, бывший в числе пленников, сказал ему: «Царь, судьба указала тебе роль Агамемнона, а ты не стыдишься поступать подобно Ферситу!» Это свободное слово образумило царя; взвесив важность возбужденной против него войны, в которой он мог потерять и свое господство, и свою жизнь, он устрашился могущества и силы великого оратора Демосфена; он бросил на землю венок с головы своей и даровал свободу Димаду.
Трудно поручиться за верность этого рассказа; но известно, что Филипп, достигнув своей цели, обращался с побежденными врагами с благоразумной умеренностью, без ненависти и страсти. Когда друзья советовали ему разрушить Афины, которые так долго и упорно ему противодействовали, он отвечал: «Боги не хотят, чтобы я разрушил обитель славы, для славы только и сам я тружусь беспрестанно». Он выдал афинянам всех пленных без выкупа и в то время, как они ожидали нападения на свой город, предложил им дружбу и союз. Не имея другого исхода, афиняне приняли это предложение, т. е. они вступили в союз, который признал гегемонию за царем Македонии. Фиванцы были наказаны за свою измену; они принуждены были снова принять в свой город 300 граждан, изгнанных ими, удалить из своих владений врагов Филиппа, поставить друзей его во главе управления и взять на себя содержание македонского гарнизона в Кадмее, который должен был наблюдать не только за Фивами, но и за Аттикой и всей Средней Грецией. Устроив свои дела в Средней Греции, Филипп отправился в Пелопоннес и усмирил. Спарту, по крайней мере до такой степени, что она не могла уже думать впоследствии о серьезном сопротивлении.
Так Филипп, не изменяя заметным образом внутреннего порядка вещей, приобрел гегемонию над всей Грецией и стал теперь помышлять, об осуществлении плана, которым занимался уже давно и который должен был увенчать дело всей его жизни. Он хотел соединенными силами греческого народа завоевать персидское царство. Для этой цели он созвал депутатов от всех греческих государств на союзный совет в Коринф и заставил избрать себя неограниченным предводителем эллинов против персов (337). Одни только спартанцы, исполненные бессильной гордости, исключили себя из союза и не прислали депутатов, да еще аркадцы отклонились от утверждения избрания Филиппа. Определив число войск, которое должно было выставить каждое государство, – полагают, что оно составляло в совокупности 200000 человек пехоты и 15000 всадников, – Филипп целый год приготовлялся к великому своему предприятию. Уже он послал передовое войско в Малую Азию, под начальством Пармениона и Атгала, чтобы освободить тамошних греков от персидского ига, уже делал он сам распоряжения к скорому походу со всеми своими силами, ободренный казавшимся ему благоприятным оракулом Пифии, близок конец, жертва увенчана, уже ожидает жертвователь, – как посреди его благополучия и надежд поразил его меч убийцы. Венчанной жертвой был он сам.
Перед своим отправлением в Азию Филипп праздновал в своей резиденции Эгах свадьбу дочери своей Клеопатры с эпирским царем, Александром, братом супруги своей Олимпии. Свадебное празднество, при участии многочисленных гостей, было необыкновенно пышно и блистательно; царь сделал все, чтобы показать грекам в полном блеске свое могущество. Когда он, на второй день празднеств, в богатом наряде, с радостным лицом, в сопровождении сына и зятя, показался из дверей театра, один знатный македонский юноша, стоявший у входа, пронзил его мечом в бок; Филипп мгновенно упал мертвый. Павсаний, его убийца, был одним из телохранителей царя, любимый и отличаемый им; но когда вследствие чувствительного оскорбления, нанесенного ему Атталом, родственником царя и доверенным его полководцем, по жалобе его не сделано было никакого удовлетворения, он обратил весь свой гнев на Филиппа и в крови его утолил свое мщение. Совершив преступление, он бросился бежать к лошадям, приготовленным для его бегства; но в то мгновение, когда уже хотел вскочить на лошадь, запутался в лозах виноградника, упал на землю и был изрублен преследовавшими его.
Рассказывают, будто Павсаний был вовлечен в заговор против Филиппа и что в этом заговоре принимал участие персидский царь, чтобы отвратить опасность, грозившую его царству. Но персидское царство не избежало роковой судьбы своей: планы умерщвленного Филиппа воскресли в душе великого сына его Александра, который вскоре мощной рукой сокрушил дряхлый трон Ахеменидов.
32. Демосфен, оратор Афинский
Величайшим и сильнейшим противником Филиппа в предприятиях его против независимости Греции был оратор Демосфен. Он родился в 384 году и происходил от почтенного и всеми уважаемого афинского рода. Отец его, Демосфен, был зажиточный, честный человек, из дома Пэании; его прозвище было чистильщик мечей, потому что он был владельцем оружейного завода, на котором работали невольники. Он рано умер, оставив семилетнего сына. Заботы о семействе и управлении имением поручил он на смертном одре своем трем опекунам: Афову, сыну сестры своей, Димофону, сыну своего брата, и старинному другу своей юности Фириппиду. Эти лица, несмотря на то, что были обеспечены особыми сделанными в их пользу завещаниями, действовали в отношении к семейству умершего с крайнею недобросовестностью и расхитили почти все имение Демосфена, которое простиралось на сумму почти в 14 талантов, и в течение 10-летнего периода опеки, при разумном и честном управлении, могло бы быть удвоено, так что по окончании опеки Демосфен получил из рук их имение, не превышавшее ценности 70 мин. Если опекуны так бесстыдно хозяйничали в имении опекаемого, то следует предполагать, что они не много заботились и о воспитании его. Однако же известие, будто Демосфен вырос без всякого образования и не упражнял даже сил своих в гимназии, как прилично всякому юноше свободного состояния, неосновательно. У него не было недостатка в средствах к обучению и воспитанию; но боязливая мать его удерживала слабого, болезненного ребенка от напряженных телесных упражнений, так что в приемах его осталось много странности и неловкости, которые он должен был преодолевать с большим трудом впоследствии.
