Валерий Шамбаров - Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции
Углублялась разруха. Многие специалисты — чиновники, инженеры, техники, попадали под красный террор, другие разбегались кто куда. Транспорт работал не пойми как. Заводы останавливались. Коммунальное хозяйство городов вообще приказало долго жить. Не стало электричества. Не было тепла, люди обогревались самодельными печками-буржуйками, топили их мебелью, книгами, ломали на дрова заборы, рубили деревья в парках. Не работала канализация. В больших домах жители отправляли естественные надобности на «черных» лестницах, и они замерзали сплошными омерзительными наледями.
Вместо расстрелянных и разогнанных специалистов назначали «ответственных работников», а они оказывались совершенно некомпетентными. Набирали себе огромные штаты помощников, «совслужащих» и «совбарышень», и все равно не справлялись, учреждения работали вхолостую. А чтобы изобразить активную деятельность (и оправдать получаемые пайки), «совслужащие» с «совбарышнями» порождали бумажные потоки, которые вносили дополнительную путаницу и парализовывали решение самых простых вопросов.
Добавились и эпидемии. Из Закавказья был занесен тиф, с запада пришел вирусный грипп — «испанка». Массовые миграции войск и беженцев, скученность в транспорте способствовали распространению заболеваний, а разрушение системы здравоохранения, антисанитария, плохое питание вели к высокой смертности. Если летом солнце и вода кое-как сдерживали развитие эпидемий, то с осени 1918 года они резко пошли по нарастающей и тысячами косили свои жертвы.
Страшным бедствием обернулась и свердловская политика наступления на деревню. Она вызывала постоянные волнения и восстания среди крестьян. Которые жестоко подавлялись. Вот красноречивый факт — самым грозным оружием по тому времени считались бронемашины. Всего их в Красной Армии насчитывалось 122. Из них 6 действовали на Западном фронте, 45 — на Южном, 25 — на Восточном. А 46 приходилось держать в тылу, они обслуживали карательные экспедиции. По эсеровским источникам, при усмирении крестьянских бунтов в 1918 году в Епифанском уезде Тульской губернии было казнено 150 человек, в Медынском уезде Калужской губернии — 180, по Рязанской губернии в Пронском уезде — 300, в Касимовском — 150, в Спасском — 200, в Тверской губернии — 200, в Ветлужском уезде Смоленской губернии — 600.
Для таких карательных акций, как и для выколачивания продразверстки, обычные красноармейцы оказывались ненадежными, они сами были из крестьян. И использовались либо латышские части, либо особые формирования из «инородцев» — немцев, латышей, евреев, австрийцев, венгров, китайцев, вливалась в них и самая отпетая русская шпана, люмпены. Для «продовольственных» операций и крестьянских экзекуций проводились также мобилизации местных коммунистов — это называлось «боевым крещением партячеек». Подобная мера предписывалась губернским и уездным парторганизациям инструкциями, рассылавшимися Секретариатом ЦК. То есть Свердловым. Снова мы видим очень характерное для него стремление повязать кровью как можно больше людей.
И проходили «боевые крещения» действительно круто. В Вологодской губернии для того, чтобы заставить крестьян отдать хлеб, их запирали раздетыми в холодные подвалы, пороли шомполами. В Костромской — секли плетьми из проволоки. В Ветлужском и Варнавинском уездах, когда приезжало начальство, весь сход ставили на колени, иногда тоже пороли — «всыпьте им, пусть помнят советскую власть!» Повсеместно брали заложников — сдать продразверстку или они будут расстреляны. В Хвалынском уезде продотряд, приехав в деревню, первым делом заставлял истопить баню и привести самых красивых девушек. И приводили — от этого зависела судьба всех сельчан.
В рамках мер по «борьбе с кулаком» и «нейтрализации середняка» проводились и другие акции. Так, было предписано у семей, насчитывающих 5 человек и менее, но имеющих более одной коровы, «лишних» отбирать. И передавать «беднякам». То бишь комбедовцам, пьяницам и дуракам. Эти же комбедовцы, став властью, и с односельчанами не церемонились, обирали их, прижимали, изводили придирками, грубостью, насилиями. Местные исполкомы и комбеды обращались с крестьянами, как с побежденными врагами, сплошь и рядом реквизировали лошадей для собственных нужд. Заваливали повинностями. Отбирали сенокосы и места порубки дров, объявляя их государственной собственностью и вымогая плату. Устраивались всевозможные реквизиции у «мелкобуржуазных производителей». Так, в Московской губернии в крестьянских домах были отобраны все швейные машинки. Якобы по приказу Ленина. О чем сам Ленин с Крупской узнали лишь случайно, гуляя по Москве и разговорившись с крестьянином.
Но… вдобавок ко всему утеснение и обирание крестьян ничего не давало для решения продовольственных проблем! По многочисленным свидетельствам, бесчинствовавшие в деревне продотряды значительную долю награбленного сами же и разбазаривали — обжирались, хлеб пускали на самогон, перепродавали спекулянтам. А то, что удавалось собрать, просто пропадало. Сырое зерно гнило, сваленное на станциях в неприспособленных хранилищах, мясо и рыба тухли, скот подыхал. Потому что это добро уже никого не волновало. Продотряды отчитывались показателями собранного — и все планы выполняли и перевыполняли. Дальнейшее их не касалось. А при административной неразберихе и хаосе на транспорте реализовать продовольствие и доставить по назначению было невозможно.
В городах начался настоящий голод. Нет, он не являлся следствием «кольца фронтов». О каком влиянии «кольца фронтов» можно говорить, если в Астрахани вдруг не стало… рыбы? Голод не был и следствием неурожая. В 1918 году, только-только освоив и засеяв всю полученную землю, крестьяне собрали огромный урожай. Голод стал прямым следствием «войны», которую государство развернуло против своей же, российской деревни.
Тем не менее даже и столь катастрофические результаты не заставили Свердлова угомониться! И он вместе с наркомом земледелия масоном Середой готовит программу нового, второго масштабного удара по крестьянству. «Декрет о земле» дал им землю, из-за чего большевики и получили поддержку масс сельского населения. Теперь же предполагалось эту землю отобрать. Национализировать. На съезде сельхозкоммун и комбедов 11 декабря 1918 года была провозглашена самая первая программа коллективизации.
Да-да, еще тогда. Только сокращения «колхоз» еще не существовало. Но над президиумом съезда был вывешен лозунг: «Свободный труд в крупных коллективных хозяйствах — путь к коммунизму в земледелии». Предусматривалось создание совхозов, государственных сельхозпредприятий, где крестьяне верстались в «рабочие», из частников превращались в «служащих по найму у государства». Или организация «коммун» с полным обобществлением земли и инвентаря.
Причем совхозы и коммуны, замышлявшиеся Свердловым и Середой, сильно отличались даже от тех колхозов, которые реализовались при Сталине. При проведении сталинской коллективизации людям были оставлены в личную собственность приусадебные участки, птица, мелкий скот, наконец — их дома. В свердловско-середовском варианте такого не допускалось. Эти «коммуны» скорее напоминали «фаланстеры» из масонских утопий. Крестьянам предстояло лишиться всего, превратиться в полных «пролетариев», не имеющих за душой ничегошеньки.
Члены «коммун» должны были трудиться бесплатно, получая за это порцию еды в общественной столовой. И жить должны были в общих помещениях наподобие казарм. Централизованно распределяться на работы. Отдавать детей для коллективного воспитания. Фактически перейти на положение заключенных огромного российского лагеря. (Как раз тогда заговорили и об «обобществлении» женщин. Свердлов данную идею не озвучивал. Но и в ее опровержение не выступал…) Для реализации второго удара по крестьянству было принято решение и о реформе деревенской власти. Вместо прежних Советов крестьянских депутатов создавать другие — Советы депутатов крестьянской бедноты. То есть повысить статус комбедов и сделать их единственной властью на селе. Полностью отдать русскую деревню босякам, шпане и люмпенам — пусть «коммунизируют»!
30. «Честь и имя революционера»
Германские демократы во главе с Эбертом и Носке оказались более умными и дельными, чем львовы и керенские. Впрочем, ведь и «силы неведомые» не желали окончательного разрушения Германии, в отличие от России. Во всяком случае, немецкие социал-демократы не остановились перед решительным применением силы, быстро разгромили «спартакидов», а их вожди Карл Либкнехт и Роза Люксембург (Гольдман) были найдены в канаве убитыми. На что Советская власть отреагировала странно и жестоко. В Петрограде по приказу Зиновьева были расстреляны последние из находившихся в руках большевиков представителей дома Романовых — великие князья Николай Михайлович, Павел Александрович, Дмитрий Константинович и Георгий Михайлович. Якобы «в ответ» на убийство германских предводителей (что ни с какой логикой, конечно же, не согласуется).
