Коллектив авторов - Смута в Московском государстве
Когда Шмидт достаточно долго поварился, они вынули скелет из котла и выбросили его на городской вал — так, чтобы свиньи и собаки порастаскали его, и даже не раз- решили его вдове и друзьям собрать и похоронить кости. Бедной, тяжко скорбящей вдове и родственникам пришлось от эдакого друга, вероломного перекрещенца, и от его сообщников вынести в десять раз больше издевательств и насмешек, чем от самих русских.
За ужасную смерть этого честного человека впоследствии хорошо отомстил пан Лисовский. Он превратил в пепел весь Ярославский посад, потом пошел дальше в глубь страны, убивая и истребляя все, что попадалось на пути: мужчин, женщин, детей, дворян, горожан и крестьян. Он сжег дотла большие селения, Кинешму и Юрьевец-Польский и возвратился в лагерь под Троицу с большой добычей. Какой значительный вред был нанесен в этом году убийствами, грабежом и пожарами этим отпавшим городам как внутри их стен, так и снаружи,— выразить невозможно. Я часто удивлялся, как эта земля так долго могла выдерживать все это.
У меня самого были прекрасные владения в России. Одно из них, Федоровское, с восемью деревнями, находилось в 14 милях от Смоленска. Его опустошили и превратили в ничто воины его королевского величества короля польского. Второе называлось Рогожна, оно принадлежало двум владельцам, и каждый имел там свою усадьбу. Это было большое владение, к нему относились большие прибыльные рощи и леса, тянувшиеся на целых шесть миль пути; оно было расположено всего в семи милях от главного города — Москвы. Самое маленькое — третье, с тремя деревнями,— называлось Крапивна и находилось в тридцати шести милях от Москвы. Два последних владения, Рогожна и Крапивна, были в этом году настолько выжжены татарами и столько людей было убито или уведено, что в обоих осталось едва десять домов или крестьянских дворов, не пострадавших от пожаров, и не более сорока человек.
ГЛАВА XVI О возвращении Скопина и о приходе Понтуса Делагарди из Шведского государства в Россию с 3000 иноземцевКогда в январе 1609 года Скопин с Понтусом и с приведенными иноземными ратниками пришли в Новгород, Димитрий второй послал попытать счастья в бою с ними одного польского ротмистра, пана Кернозицкого, с 4000 конных копейщиков. Тот гак налетел на них, когда они внезапно столкнулись, что им пришлось отступать в город Новгород. Там Кернозицкий осаждал их всю зиму до весны.
Обрадовавшись этому, Димитрий возомнил, что он уже одержал полную победу, сочетался, хотя и тайно, с супругой Димитрия первого, которая, как упоминалось, была в его лагере под Москвой, несмотря на то что дал клятву ее отцу, воеводе сандомирскому, что не разделит с ней ложа, прежде чем не сядет на царский трон. Он и вообще очень возгордился, стал именовать себя единственным христианским царем под солнцем и т. д., что видно из следующего его титула:
«Мы, Димитрий Иванович, царь всея Руси, Московской державы, самодержец великого княжества Российского, Богом данный, Богом избранный, Богом хранимый, Богом чтимый, Богом помазанный, Богом возвышенный над всеми прочими государями, подобно второму Израилю руководимый и охраняемый силою божией, единый христианский царь под солнцем и многих княжеств государь и повелитель».
Незадолго до Троицына дня иноземные войска вышли ночью из Новгорода через болота на другую сторону, напали на поляков в лагере и нанесли им большой урон, так что пан Кернозицкий с оставшимися у него людьми принужден был отступить назад к Димитрию в большой лагерь под Москвой. Когда Димитрий второй узнал, что этот ущерб причинили ему иноземцы, он возненавидел всех немцев и стал их врагом. Поэтому он и своих собственных, находящихся при нем немцев, тоже стал ненавидеть и поносить, несмотря на то, что они были совсем неповинны в этом. Одержав эту победу, Скопин и Понтус с их иноземцами и боярами пошли дальше и пришли в Тверь в верховьях Волги.
Навстречу им Димитрий выслал после Троицына дня пана Зборовского с 5000 конных копейщиков. Эти копейщики причинили им в первый день столько хлопот, что они вынуждены были, коль скоро не хотели быть убитыми, перейти большую и глубокую реку Волгу, что тоже нанесло им немалый урон На другой день Понтус, перейдя ту же самую реку в другом месте, пошел назад на поляков, храбро ударил на них и задал им такого жару, что они обратились в бегство и принуждены были с большим уроном и позором снова отступить в большой лагерь Димитрия. Это крайне рассердило Димитрия второго и еще больше восстановило его против немцев
В день Петра и Павла Скопин и Понтус пришли в Калязинский монастырь. Скопин и его бояре остановились в монастыре, а Понтус со своими людьми в поле под монастырем, и хорошо подготовились. Димитрий второй послал вторично против Скопина и Понтуса того же пана Зборовского, а также стоявшего под Троицей полководца Сапегу с 12 000 конных копейщиков, чтобы искупить свой позор. Они несколько раз нападали на Скопина и Понтуса, но каждый раз терпели постыдное поражение. Так и стояли друг против друга до сентября, а в сентябре Скопин и Понтус всем войском напали на поляков, отбили у них несколько сот людей и так потешались над ними, что поляки бежали с поля боя без оглядки, пока не оказались в лагере под Троицей.
ГЛАВА XVII Об Александре-Иосифе Лисовском, военачальнике Димитрия И, над несколькими тысячами казаков, и о том, как он с ними слишком далеко зашел в глубь страны и враг отрезал ему обратный путь в лагерь, а также о том, как он по этой причине был вынужден отступить к Суздалю, и, наконец, сделав большой обход, вышел к ПсковуВ это самое время господин Лисовский решил предпринять одну военную хитрость в отношении отпавшего города Ярославля. Он без остановок пошел туда и остановился в трех милях от этого города. Он хотел выдать себя за Скопина и Понтуса и попытаться таким образом захватить город врасплох. Но он получил срочное донесение, что Скопин и Понтус уже взяли Ярославль, мимо которого он должен был пройти, чтобы снова попасть в свой лагерь.
Это не только помешало его намерению относительно города, но когда он в ту же ночь собрался снова вернуться в свой лагерь, то обнаружил, что люди Понтуса после взятия крепости выступили уже против него в поле. Таким образом, дорога назад к Троице была отрезана для него, и если бы он не получил в плен одного боярина, от которого он узнал, что большинство немцев Понтуса еще позади и только через несколько часов подойдет с Давыдом Жеребцовым, ему пришлось бы очень плохо. Он не захотел дождаться их прибытия, свернул в сторону к Суздалю и укрепился там частоколами как только мог лучше. Там он действовал всю зиму, временами выезжал, нападал на соседние города и монастыри и привозил хорошую добычу. Когда же он получил сообщение, что правление его государя Димитрия второго кончилось, а все его войско перешло к польскому королю, он снова выступил весной 1610 года, пошел далеко в обход по стране и вышел наконец к Пскову. Там псковичи не только очень хорошо приняли его, но даже просили и убеждали остаться у них на некоторое время и оказать им помощь против немцев, которые из Нарвы (она принадлежит Шведскому королевству и расположена на Лифляндском рубеже) ежедневно нападали и налетали на них. Он охотно так и поступил и не только очистил псковский рубеж от нарвского войска, но тайными хитростями и переговорами добился того, что 500 англичан и 300 ирландцев откололись от них и примкнули к нему, после чего нарвское войско оставило псковичей в полном покое.
Оказав псковичам эту услугу, Лисовский перешел на сторону польского короля и эту зиму провел в Воро-нечье. Но заметив, что казаки и русские, которые были под его началом, собираются ему изменить, он покинул их и отправился один с 800 иноземцами на Красное, взял его летом 1611 года, уволил иноземцев, набрал 300 поляков, с каковыми он остался в той же крепости и сохранял ее для его величества короля польского. Такое счастье выпало Лисовскому по той причине, что люди Понтуса преградили ему тогда путь и ему пришлось как хитрой лисе дальним обходом найти другую лазейку из России и тем избежать гнева русских.
Скопин и Понтус снова привели Ярославль к присяге Шуйскому и пошли со всем войском в Александровскую слободу, сделали там новое укрепление из досок, или деревянные шанцы, укрылись в них и стояли там осенним лагерем до тех пор, пока не подмерзло и не установился санный путь. Поляки же хотя и навещали их, но славы на немцах не нажили, ибо всякий раз их заставляли убраться восвояси. В день св. Мартина немцы хотели незвано наведаться в гости к полякам в Троице и помочь им съесть мартинова гуся. Поляки к этому отлично приготовились, с музыкой бежали перед немцами до города Дмитрова и, укрепив его, некоторое время отсиживались там от них.
ГЛАВА XVIII О посольстве его величества короля польского к польским воинам в лагерь ДимитрияРождественским постом 1609 года Сигизмунд III, король польский и пр., отправил посольство в лагерь Димитрия под Москву, но не к нему, а к его главному полководцу князю Роману Рожинскому и к польскому рыцарству. Легатами и послами были: господин Стадницкий, господин Зборовский, господин Людвиг Вейгер и пан Мартцын, ротмистр. Королевское обращение к войску было таково: пусть они вспомнят, что в прежние годы своим бунтом в Польше они совершили преступление оскорбления величества. Все это будет прощено им и забыто, и все, что было отнято у них в Польше, будет возвращено им, если они схватят и привезут под Смоленск к его величеству того самозванца, которому они присягнули и служат и который называет себя Димитрием, но на самом деле не Димитрий и т. д. Однако это сохранялось в тайне весь рождественский пост.