Сергей Шокарев - Повседневная жизнь средневековой Москвы
С обличением содомии выступал в середине XVI века и митрополит Макарий. Есть все основания полагать, что гомосексуализм, процветавший при дворе Ивана Грозного, вновь обрел популярность во время краткого пребывания на престоле Лжедмитрия I, столь же необузданного в сексуальных желаниях, как и его мнимый отец. Очевидно, что гомосексуальные связи существовали во всех слоях общества. Стоглав особо предостерегал от этого соблазна монашествующих. Примечательно не только распространение мужеложства, но и популярность этой темы в разговорах. Ю. Крижанич писал: «В России таким отвратительным преступлением просто шутят, и ничего не бывает чаще, чем публично, в шутливых разговорах один хвастает грехом, иной упрекает другого, третий приглашает к греху; недостает только, чтобы при всем народе совершали это преступление». Естественно, иностранцы, на родине которых гомосексуализм жестоко карался, вплоть до смертной казни, были удивлены. Впрочем, справедливо отмечает И.С. Кон: «Самая залихватская матерщина в Древней Руси, как и сегодня, не всегда была оскорблением и могла не ассоциироваться с конкретными сексуальными действиями… Поскольку иностранцы этого юмора не понимали, русские нередко казались им значительно более сексуально искушенными, чем было в действительности»{614}.
В русской покаянной традиции термин «содомия» трактовался более широко, нежели гомосексуализм, — в широком смысле под него подпадали любые действия сексуального характера, кроме позиции «мужчина сверху», подчеркивавшей его господство. Исповедные вопросники содержат множество вопросов, касающихся интимной жизни, перечисляя такие примеры сексуальных извращений, которые могут вогнать в краску даже современного читателя. Для многих прихожан, не сильно искушенных в сексуальной жизни, именно вопросы духовника могли стать источником нового постыдного знания, заставить мучительно размышлять на эти темы. Неменьший вред скрупулезное перечисление «блудных деяний» могло нанести и психике самого священника. Тем не менее иерархи с упорством, достойным лучшего применения, стремились допытаться до мельчайших подробностей того или иного греха и определить ему соответствующее наказание. В одном из покаянных сборников XV века вопросы, касающиеся интимной сферы, занимают до 95 процентов всего текста. Справедливости ради следует отметить, что дотошные формулировки тех или иных вопросов, касающихся блуда, в основном пришли к нам вместе с греческим покаянным чином.
За прегрешения против седьмой заповеди — «не прелюбодействуй» — грозила епитимья. Размер ее зависел от степени тяжести того или иного греха — посты, сухоядение, поклоны, лишение причастия на определенный срок. Для мужчин и женщин составлялись отдельные вопросники, первое место в которых занимал перечень грехов, связанных с блудом. Начиналась исповедь обычно с вопроса: «Како первее створи блуд?» Исповедника интересовало, с кем впервые «растлился» (другой вариант — «девство осквернил») исповедуемый. Тот же вопрос первым задавали и женщинам. У мужчины спрашивали, «блудил» ли он с рабыней, девицей, вдовой, замужней женщиной, тещей, кумой, «другом», домашней скотиной, а также предавался ли «рукоблудию» или даже «птицеблудию»(!). Впрочем, жена также присутствовала в перечне сексуальных объектов, оставляя мужчине единственную лазейку для спасения души; Требник XVII века гласил: «Бегай блуда беззаконна, а закон с законными не возбраняет»{615}.
Женщин вопрошали не менее подробно: «Како ты, госпоже и сестро и дощи, преже како доиде греха и растлися девьство твое, с законным ли мужем или блуждением? — 3 лета постися; или с деверем, или с деверичицем, или с свекром, или с отцом, или з братом, или с родным близско — 5 лет постися; и от своего мужа была еси с кем, с женатым или с вдовцем, или с отроком, или с дьяконом, или с черньцем — 3 лета постися; ли на ногу кому ступила с похотию — 6 дней постися; или на подругу възлазила еси? — 5 недель постися; в задний проход или ззаду своим мужем сътворила еси блуд? — 100 поклонов; сама в свое лоно прьстом тыкала еси?» Другие вопросники добавляли в список возможных сексуальных партнеров крестного отца, зятя, кума, попа, дьякона, монастырского слугу, схимника (!) и «скота». Предполагалось, что девица могла лишиться девства с «двема или с тремя». Про групповой секс допрашивали и мужчин («с своей женой блуд творяще, а чужую за сосец держаще, или за ино что»){616}.
Однозначно осуждались гомосексуальные контакты и любые сексуальные действия, кроме единственно законной позиции с законной женой или мужем. Перечень таких преступлений услужливо заготавливал для кающегося или кающейся всё тот же исповедный список: «И наузы (обереги. — С. Ш.) на себе носила, и осязание своими руками тайных уд у своего мужа и у чужих, и целовала их, и у себя также повелевала. И со ближним в роду в любодеянии и в прелюбодеянии блудила всяким содомским блудом, на них взлазила и на себя вспускала, и созади давала, и в задний проход давала, и язык в рот вдевала, и во свое лоно язык влагать давала, и у них тако же творила… Блудила на девицах и над женами, на них взлазила и на себя вспускала блудити, и целовала их во уста, и за груди, и в тайные уды с похотию до истечения похоти, и своею рукою сама во свое тело блудила»{617}. Кажущаяся абсурдность перечисления ближних и дальних родственников в качестве сексуальных партнеров может быть объяснена не только стремлением духовенства разложить все грехи прихожан по определенному ранжиру, но еще и условиями самого семейного быта того времени. Я. Стрейс подмечал: «Как образ жизни, так и всё остальное чисто первобытное. Видишь отца, мать, дитя, слуг и служанок спящими как попало на одной даже печи, в которой каждый совершает всякую всячину, не сообразуясь с правилами благопристойности»{618}.
Греховным почитался даже поцелуй, выходящий за рамки традиционного, — «с языком» или «взасос» («если с причастием с женою целоваться… или же язык в уста вдевать»). В покаянном сборнике XIV века такой поцелуй называется «татарским», позднее, в XVII столетии, его именовали «французским» — в уверенности, что всё зловредное приходит к нам из-за рубежа. Впрочем, это прегрешение не считалось серьезным — за него полагалось от двенадцати до двадцати дней поста{619}.
Церковь считает грехом не только деяние, но и помышление. Поэтому священник спрашивал у кающегося: «Или на чужую жену помыслил еси?» Представление о греховной сущности любого человека пронизывало всю покаянную практику. «Если не блудит холостой, то мыслит всегда о ручном блуде», — считали священники. Отсюда происходило стремление контролировать любые помыслы прихожан и строго спрашивать за них. Духовные отцы допытывались у кающегося прихожанина, были ли «от скота и от птиц помышления скверные», а у прихожанки — «или рукою конское естество осязала с похотью?». Само скотоложство относилось к одному из самых страшных грехов. Византийская церковь налагала за него 30 лет поста, правило Василия Великого — 15 лет, Русская церковь XIII века — восемь лет для инока и два года сухоядения для мирянина. Позднее размер епитимьи был еще уменьшен и минимальный ее предел составлял всего 40 дней поста. Между тем в Западной Европе за такое извращение могли и казнить. «Объяснить этот факт можно двояко, — пишет Д. Занков, — либо крайней редкостью скотоложства, несмотря на повсеместное упоминание в требниках, либо не только его широким распространением, но и достаточно терпимым отношением к данному греху со стороны большинства русского общества»{620}.
Наказанием за гомосексуальную связь был пост от трех до восьми лет. Если женщина «созади давала и через естество», полагалось поститься от сорока дней до трех лет; такое наказание ждало и мужчину: «если кто с женой сзади грех сотворит, да наречется скотом…» Гораздо строже каралась позиция «женщина сверху». Ведь в этом случае подвергалась пересмотру сама основа семейного порядка — господство мужчины. Соответственно и епитимья за этот «грех» достигала семи лет поста. Лесбийский секс, напротив, не считался серьезным грехом — за него надлежало поститься от двенадцати до сорока дней. Сексуальные связи с родственниками (в том числе и с духовной родней — кумовьями) наказывались постом на протяжении двух-трех лет (против византийской епитимьи от пятнадцати до тридцати лет). Осуждался и оральный секс, однако срок наказания за него неизвестен. Мастурбация, которая именовалась по-гречески «малакией», наиболее строго каралась, если виновный был монахом. Предел наказания за этот грех составлял три года поста, для женщин — один год. Фантазия или же богатая практика составителей покаянных вопросников допускала, что такой грех мог совершаться даже в церкви{621}.
