Александра Ишимова - История России в рассказах для детей (том 1)
Вы, верно, помните, что в первом супружестве своем молодой царь не наслаждался семейным счастьем. Евдокия Феодоровна Лопухина, несмотря на свою молодость и красоту, была нечувствительна, угрюма, любила старинные обычаи предков наших и ненавидела все новое, что великий супруг ее вводил вместе с просвещением в нравы и обычаи народа своего. Рождение сына в феврале 1690 года, восхитив сердце Петра, не сильно обрадовало равнодушную царицу: душа ее не сделалась нежнее, и первые наставления ее малютке состояли в том, чтобы он усерден был к святым обычаям старины и сколько можно защищал бы их от нападений своего немилосердного родителя - так недостойная, исполненная жестоких предрассудков Евдокия не стыдилась называть супруга своего в присутствии сына! Этого еще не довольно: она называла его гонителем православной веры, оправдывала стрельцов-раскольников, беспрестанно бунтовавших против Петра и просвещения. Более девяти лет переносил царь тягостную жизнь с такой супругой, более восьми лет находился царевич Алексей Петрович под надзором матери, учившей его не любить отца. Наконец участие Евдокии в последнем стрелецком бунте 1698 года показало царю в полной мере жестокие намерения супруги его. Ужасаясь им, он навсегда расстался с нею. Постриженная под именем Елены в суздальском Покровском монастыре, она не переставала и там желать всех несчастий супругу, не переставала и там отвращать от него сердце сына в те немногие часы, которые молодому царевичу позволено было проводить с матерью в монастырских кельях ее.
Между тем как Евдокия благодаря природным наклонностям сына, во многом походившего на нее, успевала портить молодое сердце царевича и тем приготовлять его к ужасным порокам, погубившим впоследствии этого князя - надежду русских, Петр, беспрестанно озабоченный великими занятиями своими, не мог иметь близкого надзора за воспитанием наследника. Вовсе не воображая, какие несчастья готовились ему в сердце сына, он считал маленького царевича единственным утешением своего одиночества и, может быть чувствуя к нему самую нежную любовь, не вступал во второе супружество. Эта утешительная для отца привязанность продолжалась до тех пор, пока Петр, занятый то путешествиями, то войнами, редко бывал в Москве и потому не имел случая узнать в совершенстве сердце и нрав своего сына. Как же огорчился он, когда наконец случай представился и он понял и это сердце, и этот нрав! В двенадцатилетнем сыне его были все свойства матери - упорной, нечувствительной к славе России, ненавидевшей просвещение ее! Предвидя судьбу всех новых учреждений своих в правление такого наследника, царь ужаснулся, и с этого времени заботы его о воспитании царевича увеличились. Он надеялся собственными попечениями поправить в нем то, что было испорчено, и для того старался как можно менее расставаться с ним. Часто молодой царевич был с неутомимым родителем своим даже в походах. Но вся эта заботливость мало помогала: сердце Алексея было уже слишком вооружено против великого отца его. Печально смотрел на это царь и, лишившись надежды иметь друга в нежно любимом сыне, начал сильнее чувствовать горестную потерю своего семейного счастья.
Это печальное чувство, присоединясь к огорчениям, какие терпел он с самых молодых лет от властолюбивой сестры, имело сильное влияние на его здоровье, а оно и без того расстраивалось от беспрестанных трудов, часто превосходивших телесные силы. Впоследствии это обратилось даже в род нервной болезни, припадки которой жестоко мучили государя, тем более что в это время он делался неспособным ни к каким занятиям. А ведь вы знаете, друзья мои, как дорожил он каждой минутой! Тогда только что-нибудь особенно смешное могло развлечь мрачную задумчивость его и привести в прежнее состояние расстроенный дух. В этом случае искуснейший из придворных шутов - Балакирев был неоценим для всех окружавших Петра. В то время когда все они, встревоженные страданиями государя, не в состоянии были придумать, чем помочь ему, Балакирев всегда находил удачное к тому средство, и какая-нибудь остроумная шутка, невольно заставив больного смеяться, веселила его до того, что припадок проходил и царь, ласково потрепав по плечу притворно глупого Балакирева, принимался с прежней бодростью за оставленные занятия.
Но такие сильные припадки случались с Петром впоследствии, когда новые душевные и телесные страдания усилили болезнь, теперь же мы говорим еще о том времени, когда только начали появляться ее признаки, или, лучше сказать, мы говорим о причинах, породивших эту болезнь. Итак, одной из главных была горесть о дурном сердце и нраве царевича. Часто великодушный благодетель своего народа задумывался надолго о будущей судьбе его, и все блистательное начало его образования, вся слава, уже им приобретенная, исчезали в глазах преобразователя при имени Алексея и его жестокой матери. После таких печальных размышлений Петр часто на целый день оставался в задумчивости.
Вот в один из таких дней, скучая более обыкновенного, он пошел рассеять грусть свою к тому, кто всегда умел утешить его, - к своему Herzenskind, князю Меншикову. Но на этот раз не Меншикову удалось изменить грустное расположение духа его: это сделала совсем неожиданно молодая женщина, которую он в первый раз увидел там и величественная красота и образованный ум которой тотчас привлекли внимание государя, умевшего всегда быстро оценивать все прекрасное. Никогда не встречая ее прежде в доме Меншикова, он поспешил расспросить у него о замечательной незнакомке и узнал, что это была бедная лифляндка, вдова шведского драгунского офицера Раббе, попавшая в плен при взятии русскими лифляндского городка Мариенбурга. Участие, которое Петр почувствовал при этом рассказе к бедной пленнице, еще более увеличилось, когда, начав с нею разговор, он узнал от нее самой все подробности детства и первой молодости ее.
Эти подробности были в самом деле любопытны и занимательны. Катерина Раббе - так звали молодую лифляндку - была дочерью литовского дворянина Скавронского. Рано лишилась она отца и матери и из сострадания взята была в дом доброго пастора Гликка. Благодетель ее, соединявший с превосходным сердцем самый образованный ум, воспитывал ее со всею заботливостью и впоследствии выдал за человека, известного своими честностью и благородством. Но непродолжительным было счастье сироты: в самом начале замужества Катерина лишилась супруга, а потом и свободы. Победителем при Мариенбурге был фельдмаршал Шереметев. В доме его молодая женщина провела время своего плена. Судьба, готовившая ей высокое счастье, привела ее потом в дом Меншикова, и здесь-то она достигла этого счастья.
Петр после первого свидания открывал с каждым днем более и б лее достоинств в прекрасной Катерине, с каждым днем находил более и более удовольствий в ее умном и приятном обществе. Она была исполнена точно такими же чувствами к Петру, и это было неудивительно: пастор Гликк уважал Петра как великого гения своего века и научил воспитанницу свою думать так же. Привыкнув с младенчества считать Петра необыкновенным смертным, посланным на землю, чтобы дать новую жизнь целому народу, Катерина всегда пламенно желала его видеть и была в восторге, когда это желание ее исполнилось. Величественный вид царя, так прекрасно согласовавшийся с великими качествами души его, внушил ей при первом взгляде не только самое приятное удивление, но даже какое-то радостное и в то же время благоговейное чувство: оно выражалось в эту минуту во всех чертах лица ее, выражалось впоследствии в том глубоком уважении, которым исполнено было сердце ее к этому знаменитому государю, и выражалось, наконец, в той беспредельной преданности, которую она всегда доказывала ему.
Сначала она была только другом, утешительницей Петра во всех огорчениях, какие печалили сердце его и когда он занимался делами государственными, и когда с горестью слушал о поступках своего сына. Потом, привыкая более и более к той, которая так хорошо умела услаждать душевные страдания, Петр, творец всего прекрасного в царстве своем, хотел довершить свое творение царицей, достойной его не по рождению и предкам, которые всегда были ничтожны в глазах его, но по собственным превосходным качествам, отличавшим избранную им супругу. В ноябре 1707 года исполнилась эта воля Петра: он обвенчался в Екатериной, которая до свадьбы приняла греческую веру и была названа Екатериной Алексеевной.
Эта свадьба совершилась не торжественно, а тихо, так что и о самом месте венчания одни историки говорят, что оно происходило в Петербурге, в церкви Святой Троицы, другие, по известиям более достоверным, утверждают, что этот брак был совершен в селе Яворове. Даже народу не было объявлено о том, как обыкновенно бывает в таком случае. Казалось, чувствительное сердце Петра, несмотря на все дурные поступки первой супруги его, жалело огорчить ее торжественным объявлением о счастье соперницы, и потому брак царя долго оставался тайной для подданных его, только в марте 1711 года он объявлен был России. С того времени Екатерина называлась уже царицей.
