Kastelno - Верден. Мясорубка дьявола.
По грубо сколоченным лестницам взводы выбираются на поверхность траншеи, тут же занимая свои места на бруствере и плотно прижимаясь к набитым землей мешкам. Вместе с остальными я карабкаюсь по лестнице наверх. Плюхаюсь на мокрые мешки осторожно, что бы не забрызгать грязью стекло на маске. Иначе ничего не увидишь. И протереть нечем будет. Сквозь тусклую предрассветную дымку различаю огромное грязно–зеленое облако, медленно ползущее на нашу линию. Точно, хлор. Черт, кишки бы тому на штык намотал, кто выдумал эту штуку! Вот бы его сейчас сюда! Порадовался бы своему детищу.
При газовой атаке наши правила предписывают вытаскивать и поджигать на бруствере все, что только может гореть. Дрова, солому, ветошь, и прочее дерьмо. Огонь заставит отраву несколько приподняться над нами, и частично нейтрализует ее поражающий потенциал. Но сейчас об этом не может быть и речи. После нескольких суток беспрестанного дождя все так вымокло, что ни о каком поджоге не может быть и речи. Остается надеяться только на винтовочный и пулеметный огонь, да разрывы гранат. Это тоже должно заставить хлор слегка приподняться над землей.
Меня бьет мелкая дрожь. Газ, шут с ним, выбраться успели, но сейчас начнется обстрел. Боши знают, что при газовой атаке любой дурак выскочит из окопов. Но пальбы еще не слышно, дрожь бьет в ожидании канонады. Зловещая тишина. Только по дальним линиям окопов продолжается перезвон, предупреждающий о газовой атаке. Хлорное облако ползет медленно, как будто бы умышленно играя на наших нервах, уже и без того натянутых не хуже гитарных струн. Наконец оно добирается до проволочных заграждений и в тот же миг вся линия лежащих в жидкой грязи людей, взрывается огнем. Бегло палят винтовки, захлебываются короткими очередями пулеметы, раскатисто гремят гранатные разрывы. Но смертельной, грязно–зеленой туче все нипочем. Покачиваясь и шатаясь, как последний пьяница, она неумолимо движется на нас. Ее нельзя убить свинцом. Но ее можно заставить немного приподняться.
Неожиданно огонь как по команде прекращается, и спустя минуту газ накрывает нас своим ядовитым объятием. Закрываю глаза, пытаюсь неглубоко, а самое главное ровно дышать. Не приведи Господь сейчас сбить дыхание, это верная и лютая смерть. Тишину разрывает первый выстрел. Вот оно. Началось. Тяжелые «горшки» летят с жутким завыванием. Свист такой противный, что душу в спираль воротит. Но взрывы ложатся далеко за нами. Значит, удар принимает на себя вторая линия. Нам повезло. Тело вздрагивает при каждом разрыве, все плотнее и плотнее прижимаешься к земле, от грохота заложило уши. Считаешь каждый разрыв, сжимаясь в комок. Вроде бы и знаешь – палят не по твоей линии, а сердце все равно замирает, а вдруг сюда? Далеко за спиной заговорила наша артиллерия. Слава Богу, очнулись сукины дети! Теперь снаряды летят в обоих направлениях. Нам остается только ждать. Обстрел заканчивается так же неожиданно, как и начался. Господи, неужели это все? Вроде так и есть, слава Богу. Дешево отделались, повезло. Медленно поднимаю голову, открываю глаза. Ядовитой зеленой мути уже нет, хлор прошел дальше. Мои тоже поднимают головы. Грожу кулаком в обе стороны, давая понять, что маски еще снимать рано. Нужно ждать. Хлор тяжелее воздуха, он ждет нас в окопах, им еще полны все блиндажи под завязку. Приходится лежать в грязи и ждать. Время тянется медленно до невозможности, ничего нет хуже тупого ожидания. Что бы убить время, начинаю мысленно считать до ста. Досчитав, считаю снова. Потом опять. Так проходит час. Наконец, снимаю маску и делаю первый осторожный вздох. Чисто. Можно дать отбой. Господи, какое же это счастье просто глубоко дышать! А ведь до войны никогда не задумывался о таких простых вещах.
Но возвращаться в окопы нельзя еще часа два, пока не выветрится вся эта нечисть. Мы лежим. Мы ждем. Наконец, свежий, спасительный и столь долгожданный ветер, окончательно уносит прочь всю выпущенную на нас отраву. Теперь можно спуститься и осмотреться. Сразу же объявляю перекличку – все целы? Недосчитались только одного во взводе Жерома. Новенький. Видать при пальбе нервы сдали, вот и решил в окоп сползти. Зацепился и порвал маску. Лицо синюшное, страшные, вылезшие из орбит глаза. Но горло не расцарапано. Видно, что бедолага хлебнул глубоко и сразу. Ладно, хоть мучался не долго. Его накрывают шинелью и уносят в дальний блиндаж. Сменят – заберем с собой. Кого–то из новобранцев рвет от увиденного. Окопы полны трупами крыс, единственное хорошее дело в газовой атаке. Черт, никак не могу привыкнуть к тому, что крыс бывает так много. Сейчас их сгребут лопатами в кучи и грязно ругаясь, закопают глубоко в землю. Мол, мало того что своих хороним, тут еще зарывай эту нечисть… Значит, какое–то время будем жить без этих хвостатых тварей. Правда, недолго. Очень скоро они появятся вновь. Ладно, сами хоть почти все уцелели. Вернувшись в блиндаж, я достаю початую бутылку пинарда, зубами вытаскиваю пробку, и жадно пью прямо из горлышка. Еще два дня и нас сменят. Осталось всего два дня…
В военное время правда столь драгоценна, что ее должны охранять батальоны лжи.
V
По прошествии полутора лет войны ни одна из сторон не могла похвастать решительными успехами. Да, германские войска стоят недалеко от Парижа, но полностью разгромить Францию им не удалось. Да, немцы заняли огромные территории Российской империи, но и это далеко не победа. Союзникам удалось выдержать тяжкие удары германских армий и перейти к глубоко эшелонированной обороне на всех фронтах. Мощный флот Соединенного Королевства не без успеха ведет блокаду германского побережья. Однако война идет на их территории стран Антанты, под оккупацией остаются важные промышленные районы Франции и западные регионы Российской империи. Но изначальная стратегия германского блицкрига потерпела полный и безоговорочный крах. Теперь неумолимо вступила в свои права самая страшная из всех войн – война на истощение, война, направленная на полное поглощение всех людских, денежных и материальных ресурсов противоборствующих сторон. Беспощадная схватка продолжалась. И проиграть в ней должен был тот, кто не выдержит этого жуткого напряжения первый.
Война на два фронта требовала колоссального напряжения всех сил немецкого народа. Большая часть мужского населения поставлена под ружье. Более шестисот семидесяти тысяч молодых немцев погибло с августа 1914 года. Экономика страны полностью переведена на военные рельсы. Предпринятая флотом Владычицы морей экономическая блокада Германии, сильно ударила по населению страны. Армия поглощала все, продукты и товары первой необходимости для тыла, распределялись по карточкам. Пищевой рацион населения страны сократился примерно в два раза. Если до начала войны его размер в среднем составлял 3500 калорий в день на одного человека, то к началу 1916 года он колебался в районе от 1500 до 1600 калорий в сутки.
Правда даже в таких условиях Германская империя производила больше чугуна и стали, чем Франция и Россия вместе взятые (сказывалась довоенная промышленная мощь). Объем вооружений, выпускаемый военной промышленностью, увеличился с начала войны почти в два раза, а выпуск пулеметов и артиллерийских орудий более чем в три с половиной раза! Но аналитические службы Германии прекрасно понимали, что длительной войны на истощение стране просто не выдержать – совокупная людская и промышленная мощь Антанты неизмеримо больше, чем потенциал Центральных держав. Немцы не могут воевать вечно, иначе они попросту надорвутся.
Меморандум отделения по экономике стратегически важных запасов сырья при военном министерстве Германии, датированный 1 ноября 1915 года гласил: «…Центральные державы со всех сторон окружены неприятельскими фронтами, и даже если линии фронтов местами каким угодно образом могут менять расположение, их круг остается непроницаемо замкнутым. Английская морская блокада, равно как и блокада, осуществляемая французским флотом в Средиземном море, вопреки всем контрмерам (действия подводных лодок) перерезали все пути ввоза из заморских стран… Это означает, что центральные державы вынуждены полагаться прежде всего на собственные сырьевые ресурсы, которые, с одной стороны, отнюдь не неисчерпаемы, а с другой — в ряде видов вообще недостаточны (нефть, каучук). Это касается не только промышленных товаров, но и продовольствия. Сельское хозяйство тяжело страдает от недостатка мужских рабочих рук — значительно больше, чем промышленность, — а сверх того нормальное потребление продовольствия нарушено значительно более трудоемким и убыточным снабжением армии… Ясно, что при таких условиях (возрастающее потребление сырья), военное производство не может бесконечно расти, учитывая в особенности, что потребности фронта по вполне понятным причинам постоянно увеличиваются, ибо при окопном характере войны исход ее решают и будут решать прежде всего материальные ресурсы».