Владимир Напольских - Введение в историческую уралистику
Ареной войн и бедствий были земли ливов и в XVI—XVIII веках: после Ливонской войны 1558—1583 гг. они отошли под власть зависимого от Польши герцогства Курляндского. В 1710 году Прибалтику поразила страшная эпидемия чумы, унесшая в Латвии до двух третей населения. В 1795 году, после третьего раздела Польши, территория Курляндского герцогства вошла в состав Российской империи.
Уже в XVIII веке появляются первые печатные издания на ливском языке, в XIX веке — переводы Библии. В период между двумя мировыми войнами в независимой Латвийской Республике предпринимались попытки сохранения и развития ливского языка и культуры (школьное преподавание, издание литературы, журнала и т. д.).
Непоправимый удар был нанесён ливскому народу в конце тридцатых — в сороковые годы XX века. После включения Латвии в состав СССР на морском побережье был установлен пограничный режим, и народ, испокон веков живший морем, был лишён возможности вести традиционное хозяйство. Во время второй мировой войны, фронты которой дважды прокатились по ливской земле, в период фашистской оккупации Латвии, ливы были насильственно вывезены в глубь страны и оторваны от моря. После войны преподавание на ливском языке в школах не велось, литература не издавалась. Ведение традиционного хозяйства было уже невозможно, отрыв народа от моря привёл к быстрой его ассимиляции. Последняя советская перепись (1989 год) зафиксировала 226 ливов, из которых 129 человек владели ливским языком или считали его родным. После восстановления независимости Латвии предприняты определённые попытки возрождения ливского языка (создан культурный центр ливов, ведётся преподавание ливского языка, в том числе и для взрослых).
Саамы
Среди уральских (финно-угорских) народов саамы ближе всего стоят — и по языку, и территориально — к прибалтийским финнам; как считается, саамский праязык образовывал на более древней стадии особую общность с прибалтийско-финским — прибалтийско-финско-саамский или (в терминологии финских учёных) раннеприбалтийско-финский праязык. Общность между саамским(и) и прибалтийско-финскими языками действительно заметна, однако по своим историческим судьбам, традиционной культуре, антропологическому типу и, наконец, происхождению (см. ниже) саамы резко отличаются от прибалтийских финнов и, в общем-то, стоят особняком среди финно-угорских народов вообще.
Самоназвание саамов — (Ю) saamie, (Лул.) sapmē, (Норв.) sabme, (Кильд.) sāmm и т. д. < общесаам. *sāmē, которое, в свою очередь вместе с самоназванием финнов-хяме, ф. häme, восходит к прибалтийско-финско-саамской праформе *šäme, которая является заимствованием из балтских языков — ср. лит. žẽmė «земля; (в производных) низменная равнина» и др. (см. раздел о финнах). Данный этнотопоним мог быть непосредственно заимствован предками саамов у балтов ещё в эпоху прибалтийско-финско-саамского единства, но может и восходить к наименованию каких-то территорий на юге нынешней Финляндии, где саамы жили ещё тысячу лет назад, в языке создателей культуры боевых топоров и шнуровой керамики Прибалтики, проникших на эти земли в конце III — первой половине II тыс. до н. э.
Впервые саамы упоминаются, очевидно, у Тацита (I век н. э.), под именем Fenni — народ, живущий далее на восток от эстиев (см. раздел об эстонцах), не знающий земледелия и ведущий кочевой образ жизни (об этнониме и его германской этимологии см. раздел о финнах). Затем этот этноним встречается в VI веке у Прокопия Кесарийского (Σκριθιφινοι), у Равеннского географа (Sirdifenni и др.), у Иордана (Finni, Screrefennae) и в VIII веке у Павла Диакона (Scritofini) — эти формы отражают, видимо, германское (скандинавское) словосложение с первым компонентом от др.-сканд. skrida «ходить на лыжах»; речь в этих источниках также идёт о предках саамов.
В сочинении Саксона Грамматика «О деяниях данов» (ок. 1100 г.) и в скандинавских сагах по крайней мере с рубежа XII—XIII веков появляется другое название саамов: др.-норв. Lappir (множ. ч.) — и их страны: лат. Lappia, используемое и сегодня в большинстве европейских языков (шв., англ. lapp «саам», ф., кар. lappi «тж» и т. д.). Происхождение этого имени нельзя считать окончательно выясненным, но представляется вполне приемлемой гипотеза Э. Итконена, по которой lapp представляет собой перевод на древнешведский язык старого (ныне исчезнувшего) племенного самоназвания саамов, зафиксированного в «Grammatica Lapponica» Х. Ганандера, wuåwiåsh: саам. *vuowjoš являлось, видимо, производным от саам. (Ю) vüŏvjie, (Лул.) vuoive etc. «клин, вставка в одежде» — ср. шв. lapp «лоскут ткани, кожи» (откуда семантически — «клин, вставка (в одежде, обуви)». Учитывая возможность возведения самоназвания води vadja к прибалтийско-финскому апеллятиву со значением «клин» и возможность возводить к прибалтийско-финско-саамскому слову с таким же значением др.-рус. Чудь (см. раздел о води), связь самоназвания группы саамов *vuowjoš и скандинавского названия саамов lapp со словом «клин (в одежде)» представляется вполне возможной, хотя и не ясно, о каком собственно клине идёт здесь речь.
Из скандинавских языков было заимствовано финско-карельское название саамов, lappi, к которому восходит, очевидно, др.-рус. Лопь, известное в источниках по крайней мере с середины XIII века (Лопьская сотня Новгородской земли в Уставе «о мостех» князя Ярослава), и рус. лопари — старое название саамов.
Важно, что уже самые ранние источники говорят о саамах как о народе, не знающем земледелия, охотничьем, ведущем подвижный образ жизни. Это согласуется с данными этнографии, однозначно свидетельствующими о длительном сохранении у саамов не только охотничье-рыболовческого в своей основе хозяйства, но и соответствующих ему архаичных форм социальной организации, материальной и духовной культуры: системы территориально-хозяйственных объединений-сийд (саам. (Ю) śijde, (Лул.) siita, (Норв.) siida, (Кильд.) sij̄d) с общими поселениями в виде так называемых «зимних деревень» и сезонным обитанием малых групп на промысловых угодьях; связанных с этой системой форм жилища (стационарная полуземлянка, так называемая «вежа» и переносное жилище типа чума, «кувакса»); особых саней, сохраняющих форму лодки (так называемая «саамская кережка»; своеобразного, очень хорошо приспособленного к условиям Субарктики национального костюма; института «шаманов»-нойдов (саам. (Ю) noajdie, (Лул.) nåitē, (Норв.) noaide, (Кильд.) noj̄d); культ священных камней-сейдов (саам. (Лул.) seitē, (Норв.) sieide, (Кильд.) sījd). Саамы, таким образом, резко отличаются в культурном отношении от своих соседей — прибалтийских финнов, скандинавов, русских.
Не менее своеобразен и антропологический (расовый) тип саамов — они принадлежат к так называемой лапоноидной расе, которая характеризуется низким ростом, сочетающимся с большой длиной туловища относительно ног, относительно слабо (на европеоидном фоне) развитым третичным волосяным покровом, относительно более тёмной, чем у их соседей — прибалтийских финнов и скандинавов — окраской волос и глаз (при этом саамы безусловно принадлежат к светлоокрашенным популяциям, они более светловолосы и светлоглазы, чем монголоиды и южные европеоиды), особенностями строения черепа: брахи‑ или мезокранией, очень низким уплощённым (на европеоидном фоне) лицом с широким лбом и относительно маленькими размерами глазниц, слабо выступающими носовыми костями, низкой переносицей и вогнутой формой спинки носа.
Сочетание в этом типе европеоидных и монголоидных черт раньше было принято объяснять результатом древнего смешения северных светлоокрашенных европеоидов и сибирских монголоидов в лесной зоне Восточной Европы: по данным палеоантропологии лапоноидный тип ещё с неолита был широко распространён на данной территории. Однако исследования последних десятилетий позволяют отказаться от этой точки зрения и принять гипотезу, высказанную уже полвека назад В. В. Бунаком — о сохранении в антропологическом типе саамов расовых черт древнейшего населения севера Евразии, обитавшего в верхнем палеолите в предледниковой зоне и представлявшего собой особый неспециализированный расовый тип, в котором не развились до конца ни европеоидные, ни монголоидные особенности. По-видимому, лапоноидный тип следует рассматривать как западный вариант более широкого древнего комплекса, представленного сегодня также так называемыми сублапоноидным, субуральским и уральским типами (см. разделы о поволжских финнах, пермянах, манси), распространёнными в лесной и субарктической зоне Евразии от Фенноскандии до Енисея преимущественно у народов, говорящих на языках уральской языковой семьи (от саамов до селькупов), и их соседей. Для всех этих типов характерно противоречивое сочетание монголоидных (прежде всего — уплощённое лицо, низкий рост, слабое развитие третичного волосяного покрова, относительно слабое выступание носа, в большинстве случаев — вогнутая или прямая форма спинки носа) и европеоидных (прежде всего — светлая пигментация, низкое по монголоидным масштабам и — опять-таки по монголоидным масштабам относительно профилированное лицо) признаков, восходящее, по-видимому, к древнейшему неспециализированному типу населения севера Евразии, который можно называть «древнеуральской расой» (по Г. М. Давыдовой). Следует полагать, что ещё с неолитического времени происходила постепенная метисация носителей древнеуральского типа с северными европеоидами на западе, в Прибалтике и на территории Европейской России, и с континентальными (в основном — байкальскими) монголоидами на востоке, в Средней и Западной Сибири и на Урале. В наиболее чистом виде этот архаичный тип сохранился на западе у саамов (лапоноидная раса), а на востоке у манси (уральская раса) — см. также раздел о манси.
