Ольга Грейгъ - Русский царь Иосиф Сталин, или Да здравствует Грузия!
Сталин взял в руки книжицу, поднес к лицу Анастаса Ивановича и спросил: «Ты, конешно, нэ читал этой книги».
Микоян с трудом читал по-русски, по этой причине он даже для чтения документов использовал своих помощников. Знал о том и товарищ Сталин. Именно поэтому он сказал: «Ты ш-то, Анастас, прочитать не можешь? Написано… видишь сло-во какое…кам-… запоминай… ну ш-то ты смотришь, да-ара-гой, как хорошо написано по-русски… Кам-па-нэ-ла… слю-шай. Ты хотя би знаешь, кто это такой?»
Глаза Микояна округлились, часто-часто замигали, он не знал что ответить, он действительно не знал, что означает это слово.
«Слу-шай, ты такое слово знаешь, Анастас? Па-а слогам, за-апоминай: Кав-… за-апоминай, Анастас…»
Лицо Сталина улыбалось.
«…Кав-каз. Запомнил, Анастас? А это ты слово знаешь: Ара-рат? Скажи мне, Анастас, где Арарат находится. Нэ знаешь, да… В Турции находится. А ты хочешь, штоби он на гербе Армении бил. Нарисовать што хочешь можно на армянском гербе… а вот тут у тебя што нарисуешь? – Вождь указательным пальцем показал на голову, ткнув в сторону сжавшегося всем телом Микояна. – …если Господь су-у-да ничего нэ дал… скажи, Анастас, зачем я тебя дэржу наркомом? Што ты хитрый, я знаю. Што ты живешь богаче русского помещика, я знаю. Но ты хотя би знаешь, ш-што русский поме-шщик был отец земли русской… Аты што делаешь? Пьешь армянский коньяк, кушаешь получше помещика… Слушай, ты даже, как товарищ Сталин, китель носишь… ах, прости дорогой, неправильно сказал: френч носишь. На голове фуражку, как у товарища Сталина, носишь. Оно-то, конечно, хорошо. А што у тебя еще есть а-ат товарища Сталина? За што, нэ понимаю, я тэбя держу…»История 4 «Будешь великим писателем… пока я у власти»
Наверное, среди читающей публики мало найдется тех, кто не знал бы русского, а я добавлю– советского– писателя, драматурга Михаила Булгакова, написавшего вскоре после событий гражданской войны уникальные произведения «Белая гвардия», «Дни Турбиных», «Собачье сердце», др. Рисковал ли он после публикации этих произведений? Несомненно. Более того, бдительный карающий орган советской власти – ВЧК сразу же обнаружил в этих произведениях покушение на советскую власть! А, следовательно, автор их достоин смерти, как высшей меры революционного воздействия. И уж чуть было эта кара не свершилась. Писатель был арестован, хотя стоит сказать, нынешние арихивариусы в Москве отвергают этот факт. Но в момент нахождения его в подвалах Лубянки, у себя на загородней виле в Зубалове Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) И. В. Сталин закончил читать произведения некоего Булгакова. И поинтересовался у наркома культуры Анатолия Васильевича Луначарского: кто это, что за такой автор необычный?
Тот был довольно неглупым человеком и по интонации Генсека уловил какой-то подтекст в его словах. Ответил: «Товарищ Сталин, это врач, офицер медицинской службы, воевал против советской власти то ли у Врангеля, то ли у Деникина. Но он из бедных, бежать ему было некуда. А может, не захотел или не смог, вот и пописывает сейчас в газеты и журналы».
«И кто это пропускает?»– прищурив глаза переспросил Генсек.
Луначарский был сбит с толку подобным каверзным вопросом. Он знал о Булгакове больше, чем говорил. И не исключено, что в глубине души он ему все-таки симпатизировал.
Неимоверным внутренним усилием он пытался разгадать, что же хочет от него услышать Сталин о Булгакове. Нарком был загнан в тупик, единственное, что приходило на ум, это разумение, что арестованному Булгакову вот-вот придет конец, возможно, даже в ближайшие часы. В то время Сталин еще не был вождем, не был отцом всех наций и народов, не был тем ужасающим фетишем, каким предстанет перед окружением уже через короткий промежуток времени… Но это не значит, что он не мог читать мысли собеседников… Он, прекрасно понимая состояние наркома, сказал: «Товарищ Луначарский, э-этот, как ви говорите медик-офицер, ка-аторый подрабатывает в наших партийных изданиях, очень полезный нам. И я поручаю вам издать всэ его книги самым большим тиражом. А его привлечь в наше искусство. Немедленно доложите о-a принятых решениях в вашем наркомате».
Совсем обескураженный Луначарский тут же оставил Кремль и приказал водителю быстро ехать в наркомат. Еще выходя из кабинета Сталина, он передал секретарю Генсека, что Иосиф Виссарионович распорядился освободить Булгакова и доставить того в кабинет наркома культуры.
Войдя в здание наркмата, Луначарский спросил дежурного, привезли ли чекисты писателя, однако тот ничего не знал. Войдя в кабинет, Анатолий Васильевич набрал телефон приемной Генсека и попросил его соединить с товарищем Сталиным. На что секретарь ответил, что товарищ Сталин сам дал распоряжение Булгакова освободить.
Булгаков среди ночи уже был свободен и ехал к себе домой…
...Булгаков Михаил Афанасьевич / 3(15).5.1891, Киев , – 10.3.1940, Москва/, русский советский писатель. Род. в семье преподавателя Киевский духовной академии. Окончил мед. ф-т Киевского ун-та (1916), был земским врачом в Смоленской губ. В 1919 начал профессионально заниматься лит-рой. В 1922—28 сотрудничал в газ. «Гудок». Первый сборник «Дьяволиада » (1925) вызвал споры в печати. Публикация романа «Белая гвардия» (1925—27) осталась незаконченной. По мотивам этого романа написана пьеса «Дни Турбинных» (пост. МХАТ, 1926).
.. .Лит. критика кон. 20-х гг. резко отрицательно оценивала творчество Б.; его произведения не печатались, пьесы были сняты со сцены. С нач. 30-х гг. Б. работал режиссером-ассистентом МХАТ…
Приказание Сталина выполнили, творца привлекли в наше искусство, сделали кремлевским писателем, хотя практически за все последующие– вплоть до своей смерти – годы он ничего не написал. Если, конечно, не считать «Мастера и Маргариту».
...…Б. показывает несовместимость подлинного искусства с деспотизмом монархии. Незаконченный «Театральный роман» («Записки покойника », 1936 —37, опубл. 1965) соединяет в себе черты лирич. исповеди и сатиры. С нач. 30-х гг. и до конца жизни Б. работал над романом «Мастер и Маргарита » (опубл. 1966—67)…
МХАТ, Малый театр, сцены других московских, ленинградских, киевских и периферийных театров были заполнены пьса-ми Булгакова.
Свою нелюбовь к талантливому писателю плохо скрывал его обласканный властью коллега по перу, буревестник революции Максим Горький. На что Сталин как-то даже спросил: «Товарищ Булгаков, как ви думаете, почему вас не уважает великий пролетарский писатель Максим Гор-кий?»
И, не дожидаясь ответа, и как всегда точными, хлесткими штрихами вырисовал картину: «Нэ уважает, потому што Гор-кий всегда пытался доказать, што ведущая сила России – рабочий, што он– основа всего. Ави в своих произведениях показали, ш-што главной движущей силой я-авляется русская интеллигенция. Ви знаете, товарищ Булгаков, ми вам предоставили все лучшие сцены советских театров. Ми вам предоставили все издательства и поручили им печатать вас массовым тиражом. Это же ми разрешили и Горкому. А он нэ понимает, што один из важных постулатов марксизма-ленинизма– это закон единства и борьбы противоположностей».
Подойдя вплотную к Булгакову, Сталин буквально вперил в него взгляд своих желтых глаз. От этого неожиданного взгляда, от его нечеловеческой силы Михаил Афанасьевич пошатнулся, едва не теряя сознание. И вдруг услышал у самого уха: «С-суки, эти Маркс и Ленин. И с ними этот мужик Горкий. Сами не знали што ха-атели. А тепер за этих ра-азъебаев я должен расхлебывать. Так ты мне нужен, Булгаков, ш-штоби они знали, што спат у меня нельзя. Для меня равны и белые, и красные. И ты будеш всэгда великим советским писателем… пока я у власти».
После такого выступления Сталина, после этого почти нашептывания, от той жути и шока, испытанных им, Булгаков ушел в мистицизм. Он стал безумно-бездумно-безмерно верить в спиритизм, в гадания, в потусторонний мир и предназначение… И в некий момент его разум не выдержал, дав команду застрелиться…
Нет, Сталин не приказывал его убивать, это ему было совсем не нужно. А то, что он публично импонировал Булгакову, спасало писателю жизнь.
Когда вождю донесли о смерти Михаила Афанасьевича, он посмотрел на докладывавшего мрачную новость секретаря ЦК ВКП(б), первого секретаря Ленинградского обкома и горкома А. А. Жданова и спросил: «Зачэм ты мне это говоришь?» Тот понял что совершенно некстати ляпнул о самоубийстве Булгакова, его лицо резко покраснело, что свидетельствовало о наступлении гипертонического криза. Сталин это увидя, а он знал о болезни Андрея Александровича, сказал: «Ты та-акой молодой, а такой дохлый. Подохнешь, жалко нэ будет. Ты лучше мне доложи, што там в Ленинграде. Жэну, я знаю, не еб. шь, а коньяк по ночам глушишь. Ты мне смотри… ты мне говоришь про смерть Булгакова, Булгаков свое дело сделал и сейчас он мне уже не нужен, потому что нэт этого… туберкулезного мудака Гор-кого. Смотри, не доживешь до великих дней. Поезжай в Ленинград, работай, а не пьянствуй».
