Дэвид Грин - Возвращение в гражданское общество. Социальное обеспечение без участия государства
Сторонники гражданственного капитализма в первую очередь старались определить, какие общие институты – как частные, так и общественные – способны, с одной стороны, воспитывать из людей настоящих граждан, а с другой – сократить ущерб в тех случаях, когда поведение индивида не соответствует идеалу. Люди способны на великое самопожертвование, многие из них готовы положить жизнь ради блага других, но они способны также и на страшные злодеяния. Сторонников гражданственного капитализма можно назвать идеалистами, но их концепции учитывают и несовершенство человеческой натуры. Как отмечал профессор Альфред Маршалл, «прогресс зависит в основном от того, насколько самые мощные, а не только самые высокие побуждения человеческой природы можно использовать во благо общества»[40].
В отличие от некоторых консервативных мыслителей, превозносивших действующую власть как таковую, сторонники гражданственного капитализма не забывали, что власть – не цель, а средство. Да и задача государства состоит не только в предотвращении преступлений. Его главное назначение – укреплять свободу, что сторонники гражданственного капитализма понимали как создание среды, в которой люди могут плодотворно сотрудничать друг с другом. Именно это имели в виду отцы-основатели США, когда в преамбуле к американской Конституции провозгласили, что государство должно «содействовать общему благоденствию и закрепить блага свободы».
Семья и добровольные объединения
Сторонники гражданственного капитализма понимали также, что свобода во многом основывается на добровольном самоограничении, которое, в свою очередь, зависит от прочной семьи, где детей учат быть добрыми гражданами либерального социума, а также от энергичного гражданского общества, состоящего из различных добровольных объединений, в рамках которых люди взаимодействуют ради общих целей и поощряют друг в друге добродетели.
В этом состоит главное значение добровольных объединений. Качество предоставляемых ими услуг может быть выше или ниже, чем при альтернативных вариантах, но ценность таких объединений для общества связана в первую очередь с возможностями, которые они создают для формирования достойных качеств в мужчинах и женщинах, сила характера которых позволяет укреплять свободу и защищать ее от врагов. Недаром тоталитаризм не терпит людей с сильным характером, чьи высокие идеалы побуждают их сопротивляться тирании. Поиски идеала свободы неразрывно связаны с поисками тех институтов, что служат выработке таких интеллектуальных качеств, как стремление к истине и открытость противоположным мнениям, таких моральных качеств, как честность, готовность к служению другим и самопожертвованию, таких «активных» качеств, как смелость и решительность, на которые, в конечном итоге, и опирается свобода.
Свобода: мифы и реальность
Пытаясь дискредитировать капитализм, его оппоненты часто изображают эту систему в окарикатуренном виде. Два таких искаженных образа оказались весьма устойчивы.
Первое из таких утверждений состоит в том, что капиталистическая экономика строится исключительно по принципу laissez-faire. Но концепцию гражданственного капитализма, которую мы здесь рассматриваем, было бы неправомерно относить к теориям laissez-faire. Ее сторонники не просто хотят свести государственное вмешательство к минимуму: они выступают за государство особого характера. Их точку зрения нелегко изложить в двух словах, но следует отметить, что главным критерием для оценки любых действий государства, как уже осуществляемых, так и предлагаемых, для них является ответ на вопрос: «Превращают ли они людей в инструмент достижения целей государства, или, наоборот, государство создает инструменты, позволяющие людям добиваться собственных целей?» Подытожить суть гражданственного капитализма одним кратким принципом на все случаи жизни невозможно, и акцент на понятии «инструмент» в предыдущей фразе также не следует воспринимать как нечто универсальное, но по крайней мере он позволяет судить о направленности наших усилий в сфере ограничения деятельности государства. Цели государства принимают различную форму. Порой оно руководствуется некоей всеобъемлющей концепцией, например стремлением улучшить наш мир, и в краткосрочной перспективе прибегает к диктатуре, чтобы силой заставить людей измениться. В других случаях «грандиозного плана» у него нет, но оно превращается в орудие групповых интересов, и тогда цель государства состоит в том, чтобы создавать привилегии одной группе за счет других. Идея ограниченного государства представляет собой альтернативу обоим этим вариантам. В XVII–XVIII столетиях ее во многом воспринимали как «перемирие» между групповыми интересами и, в особенности, между соперничающими конфессиями. Позднее, в XX веке, она стала альтернативой коммунистической и фашистской диктатуре. Но на деле «ограниченное государство» – не самоцель. Целью сторонников гражданственного капитализма было определить, какой тип государства совместим со свободой.
Вторая окарикатуренная версия капитализма заключается в том, что сторонники классического либерализма и свободного рынка потворствуют эгоизму; более того, на нем якобы основаны все их концепции. Тон антикапиталистической риторике во многом задал Томас Карлейль в своей работе «Прошлое и настоящее», опубликованной в 1843 году. Его версия о том, что капитализм основан исключительно на «денежных отношениях», тиражируется и сегодня. К примеру, профессор Рэймонд Плант утверждает, что в рамках «индивидуалистского консерватизма», как он выражается, «главное – это результат усилий человека и готовности других людей за это платить. Это единственный критерий ценности в свободном обществе»[41]. Рынок, продолжает он, «следует ставить на место», потому что он поощряет «эгоизм, а не альтруизм и холодный расчет, а не доверие»[42].
Часто идеи капитализма преподносят как «консерватизм», а в последнее время – как «тэтчеризм». Так, профессор философии из Лондонского университета Тед Хондрич пишет:
У консерваторов по-прежнему в ходу тезис Адама Смита о некоей божественной «невидимой руке», направляющей нашу жизнь. Суть этой гипотезы… в том, что, если каждый из нас, руководствуясь эгоистическими побуждениями, стремится к собственной наживе, это каким-то загадочным образом служит общей цели[43].
Он приходит к выводу, что политические убеждения консерваторов продиктованы «эгоизмом»:
Только эгоизмом можно объяснить их различные основополагающие тезисы, связанные с собственностью и рынком, скажем, приверженность идее о «вознаграждении». В нем – корень их сопротивления… усилиям, призванным обеспечить достойную жизнь людям, не имеющим всего этого[44].
Эта карикатура на свободу не имеет ничего общего с аргументами основоположников классического либерализма – Адама Смита, Дж. С. Милля, Токвиля, Актона и Альфреда Маршалла – а также его современных представителей – Хайека и Новака. Сторонники классического либерализма не рассматривают людей как потребителей, движимых лишь денежными интересами. Суть их философии – уважение к индивидуальности во всех ее законных проявлениях.
Сторонники гражданственного капитализма относились к эгоизму достаточно сурово. В трудах основоположников классического либерализма неоднократно говорится о необходимости, пользуясь терминологией Маршалла, задействовать как самые мощные, так и самые высокие побудительные мотивы людей. Токвиль противопоставляет «правильно понимаемый интерес» прежнему аристократическому представлению о бескорыстном «долге», согласно которому высшей доблестью было служить другим без надежды на вознаграждение[45]. Идея служения без ожидания награды, отмечал Токвиль после поездки в Америку в 1831–1832 годах, не пользуется популярностью в этой стране, однако, задействовав личный интерес, американцы добиваются того же результата. Там в ходу утверждения, что «человек, служа себе подобным, служит самому себе и что добрые дела отвечают его личному интересу». В Америке «почти не говорится о красоте добродетели. Уверяют, что она полезна, и ежедневно доказывают это», – подчеркивал Токвиль. Людей призывают к самопожертвованию ради других не потому, что это благородно, а потому, что это полезно для обеих сторон[46]. В этой связи Токвиль приводит афоризм Монтеня: «Если я не выбираю прямую дорогу по причине ее прямизны, я выберу ее в конце концов, узнав на личном опыте, что это, по обыкновению, – самый счастливый и удобный путь».
Таким образом, утверждает Токвиль, людей учат думать о других не потому, что за подобное поведение они удостоятся награды на небесах, а потому, что это помогает добиваться успеха на земле. Американские проповедники, говоря о «правильно понимаемом интересе», подчеркивали, что он приносит плоды здесь и сейчас:
