Михаил Сарбучев - Крест против Коловрата – тысячелетняя война
Созвучие слов никогда не является доказательством их родственности, но может быть использовано пропагандистами для своих целей. Все зависит от задачи. На войне все средства хороши. Лишь когда эта религиозно-политическая задача была выполнена, «дополнительный» смысл (кочевники) исчез окончательно, и слово стало использоваться для обозначения любых, но преимущественно нехристианских народов. Ясно одно. «Язычник» в коннотации вплоть до XVI века означало просто «нехристианин». Странно, чтобы люди, обозначавшие достаточно явно свою «антихристианскую» позицию, воспринимали слово как бранное. Все равно что бойцы Сопротивления времен Второй мировой войны обижались, если бы гитлеровцы называли их «антифашистами». Вот это, пожалуй, наиболее точная параллель. «Немецкие фашисты», как их у нас принято называть, никогда не называли себя «фашистами», тем более немецкими. Фашисты – это вполне определенная в тогдашнем политическом спектре политическая партия Муссолини и к Германии никакого отношения не имеющая. Соответственно, «антифашист» – советская пропагандистская конструкция, вложение которой в уста противника определенно обозначает «авторство». «Антифашисты» могли быть в Италии, ну, в Испании, но никак не во Франции и не в Польше. Появление такого слова сразу опускает уровень «исторической достоверности» до польско-советского сериала «Четыре танкиста и собака».
Очень мило выглядят попытки «язычников» «оправдаться» перед… не иначе, как перед международным Нюрнбергским трибуналом – человеческие жертвы? – не-не-не… это не мы! Это ОНИ! Ну, логично, что ОНИ – это «варяги/крестоносцы». «Слава богам нашим! Мы имеем истинную веру, которая не требует человеческой жертвы. Это делается у варягов, которые всегда приносили ее, называя Перуна Паркуном, и тому приносили жертву. Мы же даем полевую жертву и от трудов наших – просо, молоко, тук…»27 Вот, подумайте, пожалуйста, зачем, находясь в здравом уме и твердой памяти, сообщать [будущим религиоведам?] такие подробности в эпосе, наставлении, воззвании – назовите, как хотите. Это же явный «ответ» сквозь годы на поздние христианские тексты, которые автору «…книги» просто не могли быть известны по определению! Какая, хрен, разница, как Перун называется у варягов? Варяги вообще далеко, и они чужие. Откуда такая уверенность, что будущий историк-марксист их «смешает» во «все-одно-язычники». Варяги – это самостоятельный народ, у него своя религия, и бог у него не Перун, а Паркун – это важно! Мы не одному богу молимся. Паркун – не «брат» нашего Перуна, это разные боги, потому что разные народы. Китаец не то же самое, что эскимос! И оба это знают. Мог ли «дохристианский» ведун предвидеть такое будущее? Боюсь – нет, даже если бы применил трансцендентальную медитацию, и даже если бы такое чудовищное будущее ему открылось, скорее всего, он бы просто сошел с ума. Но, пожалуй, самое кричащее противоречие «Велесова книга» оставила на десерт. В последних строках «…так и теперь мы остались сами/и не имеем края своего на земле нашей/И крещена Русь сегодня…»28 Невольно наворачивается скупая языческая слеза, так сочувствуешь депрессивному волхву-пророку. Как-то уж очень быстро он опустил руки. Русь сейчас-то еще не «крещена» в полном смысле этого слова, а уж во времена Аскольда-то… Такое впечатление, что заказчики «Велесовой книги» скорее хотели не подтвердить факт жестокого сопротивления славян «греческой вере», а наоборот – «удревнить» эту самую «греческую веру». Даже сами (!) язычники признали факт своего поражения и безоговорочно капитулировали – во-о-о-он еще когда! Аж при Аскольде! По большому счету волхву, автору «…книги», было достаточно отойти пешком от Киева верст 20–30, поселиться в любой деревеньке подальше от «правительственных трасс», и «родные боги» распростерли бы ему свои мозолистые теплые объятья пращуров и приняли бы в свой хрустальный мир «славянской мечты» еще лет так… ну на 400 минимум. О том, сколь сильны были языческая мифология и мироощущение в тех краях, свидетельствует хотя бы Николай Гоголь. А это уже, простите, XIX век! А еще 100 лет спустя так и Владимир Короткевич (а это уже наши дни!).
Есть в современном Полоцком княжестве (Республика Беларусь) национальный праздник – «Дзяды» (Деды) – День поминовения предков. Тут можно только разводить руками – ну как, каким образом 1000-летнее «христианское владычество», а ведь тут побывали все – католики, униаты, иудеи, православные, те же «фашисты», наконец… не стерло память о чисто языческом, древнейшем обряде поминовения духов предков. В этот день принято не убирать со стола недоеденную пищу, чтобы накормить «духов». Обратите внимание (см. вкладку), как эта языческая традиция, восходящая к теряющейся в дымке веков седой древности, сумела не просто устоять, но переосмыслить и подчинить себе позднюю христианскую. Так что поторопился, ой, поторопился неизвестный волхв закопать свой посох и умыть руки. Кому-то просто очень хотелось, чтобы он поступил так… Кому? А главное – когда? Ведь «Дощечки…» активно вошли в литературный процесс не ранее 50-х годов прошлого века – время более чем интересное.
Сепаратный мир
То же самое можно сказать и о «Слове о полку Игореве». Очень заметно у его автора желание «подогнать под ответ» задачку. А задачкой виделось – единое Российское государство. Идея национального строительства (именно «нация», близкая к современному пониманию этого слова) – не ранее XVIII века! Вот почему «список» в первую очередь оказался у государыни императрицы. Идеи братьев Гримм витали в воздухе. Красивый и жутковатый образ, приведенный в качестве эпиграфа, не мог быть составлен язычником – только христианином. «Веют душу от тела» – чисто христианский взгляд. Для язычника нет понятия «бессмертной души» – для язычника есть «дух», но это не одно и то же, и так просто «отвеять» одно от другого нельзя! Тело – это способ переместить дух в мир иной. Именно поэтому огненное погребение у славян – наиболее почетная форма перехода. Дух превращается в огонь, в самую божественную из всех божественных субстанций! Без тела он этого совершить не сможет.
Могли ли уживаться две столь враждебные идеологии? Как показывают немногие сохранившиеся источники, вполне могли. Причем не только будучи разнесенными «технически», знать верит во Христа, народ – в Сварога. Все это спокойно (относительно) уживалось и в душе одного человека. Обратите внимание, как в 1117 году (спустя 129 лет после Владимира) сам Владимир Мономах, наихристианнейший князь, которого вполне можно было бы назвать первым русским православным публицистом и теологом, помнит о том, что его «русское имя» отличается от греческого (βασιλεύς). «Я, смиренный, дедом своим Ярославом, благословенным, славным, нареченный в крещении Василием, русским именем Владимир, отцом возлюбленным и матерью своею из рода Мономахов… и христианских ради людей, ибо сколько их соблюл по милости своей и по отцовской молитве от всех бед! Сидя на санях, помыслил я в душе своей и воздал хвалу богу, который меня до этих дней, грешного, сохранил. Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться»29. Получается, наречение «русского» имени, даже в княжеской среде, буквально пропитанной влиянием Византии, было вполне легитимно? Иначе вряд ли бы князь (!) так спокойно сообщал об этом в своем богословском трактате. Какова же должна была быть сила традиции, что более столетия спустя, даже в самом сердце новой веры помнили еще веру и традицию старую? Да и сам текст очень неоднозначен. Что значит «по отцовской молитве»? Это сейчас мы убеждены, что молитва в те годы могла быть только христианской. Что означала эта «отцовская молитва» тогда? И если внимательно читать текст, то можно увидеть, что князь, пускай и очень мягко, но спорит с тогдашним каноном. «Всякие чудеса и эти блага сотворил и совершил. «И кто не восхвалит тебя, господи, и не верует всем сердцем и всей душой во имя Отца и Сына и Святого Духа, да будет проклят!» Прочитав эти божественные слова, дети мои, похвалите бога, подавшего нам милость свою; а то дальнейшее – это моего собственного слабого ума наставление. Послушайте меня; если не все примете, то хоть половину. Если вам бог смягчит сердце, пролейте слезы о грехах своих, говоря: «Как блудницу, разбойника и мытаря помиловал ты, так и нас, грешных, помилуй»30. Куда смотрит епископия?! Это же просто фантастическая мягкотелость по отношению к своим идейным противникам! Обратите внимание, как сейчас «ревнители» Закона Божьего призывают противопоставить «неверным» «кинжалы и серебряные пули», да еще пытаются нас уверить в том, что «так было всегда». Наверное, по писанному великим тов. Сталиным, классовая борьба со временем должна не затухать, а, наоборот, обостряться!
