Дмитрий Володихин - Воеводы Ивана Грозного
Таким образом, будущий защитник Пскова имел в лице деда и отца двух выдающихся военачальников своего времени. Ему было у кого поучиться воинскому искусству: ближайшая родня всю жизнь воевала и управляла людьми… Это очень важно для понимания того, как складывалась его личность. В XVI веке не существовало каких-либо военных училищ. Ни средних, ни высших. Подавно, и речи не шло о создании какой-нибудь академии генштаба. Главной школой полководца оказывалась его собственная семья. Чем выше стояли родственники в военной иерархии, тем больше он мог получить от них тактического и стратегического опыта с верхних эшелонов командования. Они обороняли крепости — значит, и он мог узнать от них, как надо оборонять крепости. Они били врага в чистом поле — так и ему доставались знания о том, как бить врага в чистом поле. С этой точки зрения, род Шуйских представлял собой лучшую академию изо всех возможных в России того времени.
Опричники. Художник Н.В. Неврев
Иван Петрович, как и Хворостинин, записан в «Дворовую Тетрадь» (как дворовый сын боярский по Суздалю), но не попал в «Тысячную книгу»[25]. Первые его службы известны по 1562 г. Это может свидетельствовать о том, что родился он, скорее всего, где-то между 1536 и 1545 гг. Точнее определить трудно: даже у тех, кто был в XVI столетии крупнейшими фигурами в русской политике или военном деле, даты рождения в большинстве случаев неизвестны.
Сам Иван Петрович начинал службу, как и отец, на относительно скромных должностях.
В полоцком походе 1562–1563 гг. он всего-навсего один из знатных людей в свите государя. Честь без власти.
В конце 1568-го или начале 1569 г. он уже назначается на воеводство в Донков, одну из небольших крепостей на юге России. Такая же крепостица на пути у хищной степной конницы, такой же маленький гарнизон, как и в Шацке, где начиналась карьера великого Хворостинина. Все сходится. Два маршрута славных русских воевод XVI века на первых порах имеют немало сходства. Школа военачальника по нормам, принятым в Московском государстве, включала в себя тяготы «армейской лямки» на нижних уровнях военной иерархии. «Пускай его потужит…» Для всех. В том числе и для самых родовитых персон.
Но только на первых порах…
Только в молодости.
ВосхождениеКнязь Шуйский по рождению своему мог претендовать на то, что князь Хворостинин должен был вырывать у судьбы долгой, честной, отважной службой. Один из них входил в узенький слой высшей русской аристократии, те несколько десятков родов, которые имели право занимать лучшие военные, административные и придворные должности в Московском государстве. Другой по крови чуть-чуть не дотягивал до высшего уровня знатности. Эта дистанция, на первый взгляд незначительная, сыграла в судьбе двух блистательных «командармов» ключевую роль. Опричнина стала нарушением сложившегося порядка вещей, и она сошла на нет, не принеся добра, мало выведя к вершинам военной иерархии достойных и талантливых людей. Того же Хворостинина она «подкинула» не столь уж высоко… Но вместе с ее исчезновением для людей, не связанных со знатнейшими родами, уменьшилась возможность обходить глыбу высшей аристократии. Немногих царь мог приблизить к себе и дать высокий чин, если они происходили не то чтобы из «худородных людишек», а хотя бы из «аристократии второго ранга», — вроде тех же князей Хворостининых, Охлябининых, Телятевских, или же представителей знатных, но захудалых боярских семейств Москвы.
У Хворостинина, несмотря на его очевидный воинский талант и не менее очевидные боевые заслуги, служба на вторых ролях могла тянуться десятилетиями. Шуйский достиг высоких чинов почти сразу. Таков был обычай того времени: знатнейшему человеку давали понюхать пороху на должности в свите, сопровождавшей государя во время больших походов, — например, рынды (телохранителя-оруженосца), поддатни (помощника рынды) или иного свитского человека; затем выдерживали недолгое время в простых воеводских чинах, чтобы он мог примерить на себя тяготы военной работы, и если армейская карьера манила его, то дальше он получал только первостепенно важные посты.
Так было и в судьбе Ивана Петровича.
Замок Каркус (Каркси). Фото конца XX века
Для карьеры ему не понадобилась опричнина. Князья Шуйские прекрасно чувствовали себя и в земщине. Правда, один из них, князь Иван Андреевич, решил упрочить положение рода, женив сына Дмитрия на дочери Малюты Скуратова — большого царского любимца, пономаря в опричном «Слободском ордене». Под занавес опричнины и сам Иван Андреевич оказался в числе опричных бояр. Но всё остальное семейство Шуйских оставалось в земщине. Возможно, тут сыграла роль лукавая предусмотрительность. В иные годы опасность представляла опричнина, и пребывание вне ее могло привести к потери статуса; в другие же становилось опасно оказаться внутре опричнины. Так вот, Шуйские, как видно, решили сохранить семейство при любых обстоятельствах: если одна ветвь его будет истреблена или попадет в опалу, то другая сохранит жизнь, власть, влияние… Род, так или иначе, выживет и продолжится.
Во-первых, уже в 1569–1570 гг., оставшись на второй год воеводой в захолустном Донкове, Иван Петрович получил право возглавить трехполковую оборонительную рать против крымских татар. Во-вторых, в следующем, несчастливом для русской армии 1571 г., когда Девлет-Гирей прорвался к Москве, Шуйский командовал полком левой руки. После отхода крымцев ему доверили сторожевой полк, сведенный из остатков московских войск. Для того, чтобы вести своих людей, князю требовалось тогда страшное напряжение воли: в горящей столице погиб его младший брат.
В августе 1572 гг. вооруженные силы России проводили большую оборонительную операцию против того же Девлет-Гирея, окончившуюся поражением татар у Молодей. Тогда Шуйский вновь был поставлен во главе сторожевого полка. Весь полк насчитывал 2063 бойца — «детей боярских и казаков с пишальми». В прямом и непосредственном подчинении у Ивана Петровича находилось около 960 человек — примерно столько же, сколько было и у Хворостинина в те дни… С той лишь разницей, что Шуйский получил под команду такой отряд всего-то после трех неполных лет службы в воеводских чинах.
Первой бой с крымцами принял у Сенькина Брода именно Шуйский. Впоследствии воевода со своим полком участвовал в больших боях, обороняя гуляй-город. Именно бойцы его полка взяли тогда в плен лучшего татарского полководца — Дивей-мурзу[26].
Что произошло в судьбе князя? Он дважды подвергся самому серьезному испытанию на прочность изо всех возможных. Он дрался в двух баталиях, где не о чести и не о добыче приходилось думать, а только о сохранении жизни. Враг смертельный, беспощадный, настроенный на уничтожение русских полков, отчасти преуспевший в этом, бился против ратников Шуйского, против него самого глаза в глаза.
После двух таких встрясок Иван Петрович должен был считаться человеком, сведущим в военных делах и отважным. В 70-х г. ему жалуется чин боярина. По одним данным, это произошло в 1572 г., по другим — в 1576-м.
После взятия Полоцка русское наступление на западных рубежах остановилось. Победы первых лет войны не получили достойного продолжения.
В середине 1570-х гг. Иван Грозный пытается изменить ситуацию на Ливонском фронте личным участием в наступательных операциях. Так, в конце 1572 г. (опричнины к тому времени уже и след простыл) царь идет с большой армией под Пайду и берет ее в январе 1573-го, обновив, таким образом, старые лавры покорителя Полоцка. Шуйский участвует в походе на той же должности — первым воеводой сторожевого полка. Тогда же он принимает участие в другой победоносной операции — взятии Каркуса; в ней русские войска соседствуют с контингентом полузависимого от России правителя, ливонского короля Магнуса. Русский корпус продолжает удачно начавшееся наступление и берет мызу Ропу. Однако в дальнейшем наших воевод постигла неудача: под городом Коловерь их разбили. В том сражении погиб родственник Ивана Петровича — князь Иван Андреевич Шуйский, тот самый, породнившийся с Малютой. Да и сам Малюта Скуратов также, кстати, побывал тогда в Ливонии. Он сложил голову несколько раньше — в январе 1573 г. под стенами Пайды. Несмотря на поражение полевой армии в открытом бою и значительные потери, взятые крепости остаются за русскими.
Во второй половине 1573 г. князь Шуйский наместничает во Пскове вместе с крещеным ногайцем князем П.Т. Шейдяковым. Эта роль станет для него привычной: во Псков с Шейдяковым и другими военачальниками его будут назначать неоднократно в конце 70-х — начале 80-х гг. Как правило, Иван Петрович числится вторым воеводой, но выполняет роль наиболее активного и ответственного командира. Воеводство (хотя бы и на втором месте) в богатом и славном Пскове — большая честь.
