Николай Шпанов - Поджигатели. Мюнхенский сговор
- Своею кровью? - В ласковых больших глазах Луи блеснул гнев. - Нет, мы будем заливать его кровью цаци!
- А!.. При чем тут ты?! - в раздражении воскликнул Ярош.
- Можно подумать, будто ты забыл, где мы с тобою встретились!.. Тогда ты поехал к испанцам, теперь они приедут помогать сюда. - И немного смущенно добавил: - Вообще все мы...
Ярош грустно улыбнулся:
- Опять интернациональная бригада?
- Если будет нужно...
- Я знаю, - уверенно сказал Ярош, - нам на помощь придут славяне: сербы, болгары, словенцы, черногорцы.
- На пилсудчиков не надейся, - скептически проговорил Луи.
Ярош в нерешительности посмотрел на француза:
- Но, может быть, придут и русские. Даже наверно придут.
- Русские? - Луи подумал. - А ты знаешь, в этом нет ничего невероятного. Только бы Даладье не довел свою подлую игру до того, что сорвет и для русских возможность выполнить обязательства в отношении вашей республики.
- Впрочем, ведь речь идет о Чехословакии, - продолжал Ярош, - и заботиться о ней должны мы сами. Никто не полезет в пекло ради нас! Молодцы русские: они никогда не полагаются на других!
Луи хотел ответить, но его внимание привлек звук приближающегося по лесной дороге автомобиля. Из-за деревьев вынырнула маленькая, похожая на серую черепаху "татра". За рулем сидел худощавый брюнет с подвижным лицом, моложавость которого резко контрастировала с седыми висками. Затормозив, он поспешно выскочил из-за руля. Заметив его возбуждение, друзья в один голос крикнули:
- Что с вами, Гарро?
Он смотрел на них с удивлением:
- Как, вы ничего не знаете?! Чемберлен торгуется с немцами. Для отвода глаз он послал сюда какого-то лорда.
- На кой нам чорт этот лорд! - гневно воскликнул Ярош.
- Он "изучает положение".
- Послушайте, капитан, - проговорил Луи, - не с ведома ли Даладье Чемберлен торгуется с немцами?
- О, Даладье! - воскликнул Гарро. - Это хитрый кабатчик! И этот его длинноносый Боннэ тоже.
- Тоже жулик первой статьи, - зло проговорил Лун.
- Но, но! Вы увидите: эти двое проведут и Гитлера и англичан.
- Или нас с вами... Это скорее!
- Да, расплачиваться-то, повидимому, будут все же нашею шкурой, - с горечью сказал Ярош.
- Перестаньте, Купка! - Гарро с жаром ударил себя в грудь. - Когда запахнет порохом, вы увидите, где будут французы.
- В воздухе уже попахивает этим снадобьем, - сказал Даррак и вопросительно посмотрел на своего соотечественника, как будто ожидал от него разъяснений.
Как член французской военной миссии, прикомандированный к Вацлавскому заводу, Гарро располагал данными, которых не было и не будет в печати.
- Я заехал к вам, - сказал он, - с совершенно мирными намерениями: вы обещали отвезти меня в Либерец, на демонстрацию независимости.
- Сейчас сговорюсь с Мартой, послезавтра мы едем, - отозвался Ярош.
- Стоит ли? - с сомнением произнес Луи. - Граница, немцы...
Но Ярош уже не слушал, он бежал к дому. Одним прыжком взлетел на веранду и уже открыл было рот, намереваясь позвать Марту, но слова замерли у него на устах: развалившись в шезлонге, перед ним сидел Штризе с книгой в руках.
Оживление Яроша погасло.
- Где Марта?
Пауль подвинул ему кресло.
- Садись...
- Мне нужна Марта.
Штризе отбросил книгу и поднялся.
- Ты не можешь ее видеть.
Не сдерживая себя, Ярош крикнул:
- На этот счет меня интересует мнение Марты, а не твое!
Он шагнул к двери, ведущей в дом, но Штризе загородил ему путь.
- Ты не можешь ее видеть, - повторил он.
Яроша одолевало желание ударить его. Охрипшим от ярости голосом он сказал:
- Сойди в сад!..
Пауль с усмешкой пожал плечами.
- Тебе действительно лучше сойти и... больше никогда сюда не подниматься.
Не помня себя, Ярош бросился к Паулю и поднял руку. Он не заметил, как Штризе сунул руку в карман и на его пальцах блеснула сталь кастета.
Дверь за их спинами распахнулась, и на балкон выбежала Марта. Она в испуге остановилась между молодыми людьми. Оба сразу, как по команде, приняли, насколько могли, непринужденный вид. Ярош напрасно пытался придать своему голосу спокойные интонации, когда обратился к Марте:
- Я к тебе. Послезавтра мы едем в Либерец.
Штризе не дал ему договорить:
- Марта не поедет! - И добавил, стараясь придать своим словам как можно более обидную окраску: - С тобой она никуда не поедет!
Гнев снова залил сознание Яроша. Он шагнул к Штризе, но Марта загородила Пауля собою.
- Ты с ума сошел!
- Ты дала ему право распоряжаться собою?
Марта покраснела и опустила голову. Ярош ждал. Наконец он хрипло спросил:
- Уйти?
Она продолжала стоять с опущенною головой и молчала.
Ярош медленно повернулся и, шаг за шагом, спустился по ступеням веранды. Отойдя немного, он приостановился в раздумье, но удержался от желания обернуться и, подняв голову, быстро пошел, глядя прямо перед собой.
Марта так и стояла с опущенной головой. Слезы стекали по ее подбородку, и темные пятнышки отмечали их падение на полотне блузки.
- Ты не должен был... - нерешительно проговорила она.
- Вот еще! - воскликнул Штризе. - Пора все привести в ясность!
Он стукнул кулаком по барьеру веранды. Кастет, все еще надетый на его пальцы, издал громкий звук.
- Что это? - спросила Марта, боязливо притрагиваясь к стальным шипам.
Пауль коротким ударом расщепил край балюстрады. Марта в ужасе передернула плечами.
- Ты... ты мог бы...
Он взял ее за руку и сильным движением посадил в кресло.
- Поговори с отцом, пусть он уберет его отсюда.
- Яроша?.. Он же работает здесь с детских лет!
- Ему здесь не место... Ему и всей этой банде!
- Банде?
- Чехам.
- Но это же чешский завод!
- В прошлом!
- Папа тоже чех...
- Тем хуже для него!
- Ты держишься так, словно ты тут хозяин."
- Да! Если дядя Ян хочет избавиться от неприятностей, он должен уехать. И как можно скорей!
- Я не понимаю, о чем ты говоришь.
- Тебе нечего и понимать. Пусть уезжает завтра же.
- Можно подумать, что мы не у себя дома...
Он нагнулся к ее лицу.
- Я хочу добра тебе и всем вашим, ты же знаешь!
Марта не могла смотреть ему в лицо, когда он говорил.
- Тут может произойти такое, чего не сумею отвратить ни я, ни кто-либо другой. Потом, когда все уляжется, отец вернется и все пойдет по-старому. Мы найдем ему место и дело... Ты же знаешь, чем я ему обязан. Неужели я оставлю его! Но теперь он пусть уезжает. Если ты его любишь, уговори его.
Он испытующе вглядывался в ее помертвевшее лицо.
- А мама? Она не оставит ело.
- Я достану пропуска им обоим.
- Я знаю: папе нужно было во Францию, у него там много разных дел.
- Пусть летит во Францию! - обрадованно сказал Пауль. - Он получит пропуск через Австрию.
- Как странно! - прошептала она, оглядываясь так, словно смотрела на все, что окружало ее, в последний раз. - Нужно уходить из дома... Не понимаю, как могла бы я уйти. Мне, чешке, уйти из Чехии?
- Ты чешка?! - в деланном ужасе Штризе всплеснул руками. - Сколько тебе твердить: забудь, забудь, забудь! Ты рождена немкой. Пойми свое предназначение, Марта. Пойми высокую миссию, которую возлагает на тебя наш великий народ и наш фюрер.
- Я не знаю его, я не хочу его знать, - в страхе прошептала она.
- Тебе дано стать проводником наших идей в этой стране, нашим передовым бойцом. Мы пойдем с тобою рядом.
- Я не могу! - крикнула она, сбрасывая его руку со своей. - Я не могу оттолкнуть папу!
- Человек нашей крови может все!
- Мой отец - чех.
- Забудь его, отрекись от него.
Она вытянула руки, защищаясь от его слов.
- Пауль!
- Иметь отца славянина! Это достойно жалости. Кровь твоя должна возмутиться. Я не был бы тут с тобой, если бы не знал, что ты можешь стать нашей, забыть свое чешское прошлое! - Он торжественно поднял руку. - Я верю: наше великое северное начало возьмет верх над тем низким, что вошло в тебя с кровью славянина.
Он постарался скрыть раздражение, когда Марта, покачав головой, сказала:
- Папа не бросит заводов.
- Он предпочтет, чтобы его вывезли на тачке?
- Он не верит тому, что немцы придут сюда.
- А кто им помешает? - спросил Штризе заносчиво.
- Русские. - Сказала - и сама испугалась.
Пауль смотрел на нее с удивлением.
- Кто распространяет такие сказки?
- Папа верит русским.
- Вот когда большевики повесят дядю Януша, он будет знать, как им верить! А они его непременно повесят, если придут сюда.
- Он им ничего не сделал.
- Он директор завода, инженер... Этого достаточно.
- Я поговорю с папой.
Он с облегчением рассмеялся.
- Пойми же, мне было бы легче сидеть спокойно, ни о чем не заботясь, но я люблю тебя!
Ей так хотелось верить этому...
