Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь
И здесь не обманули — как и обещали, примерно через 20 верст по степи они вышли к явному сухому руслу реки, вдоль которого и двинулись. Шли три дня, и за это время Федоров и Званский смогли доподлинно убедиться, что когда-то в этих выжженных солнцем местах кипела жизнь — по обеим сторонам русла небольшой отряд постоянно натыкался на «старинные жилища, мазанки, и городки пустые, и знатно-де в том долу наперед сего вода бывала, потому что из того долу на пашни и к жилищам проведены были копаные каналы».[24]
Возле урочища Атай Ибраим проводник Ходжа-Нефес остановил караван и сказал, что дальше идти нельзя — здесь начинается территория враждебных кочевых племен, и с немногочисленной группой разведчиков может случиться что угодно. Астраханцы не стали испытывать судьбу и, ведомые туркменами, двинулись окольными тропами к Красноводскому заливу, где их ждал Черкасский. Обратный путь занял две недели.
Пока сухопутная разведка проверяла показания туркмен, флотилия Бековича, следуя вдоль каспийского берега, искала — где же раньше Аму впадала в море. Старое устье начальник экспедиции нашел там, где и подсказали туркмены — в Балханском заливе, расположенном в восточной части залива Кызыл-Су.
Когда же разведка вернулась, Бекович, внимательно выслушав все доклады, посмотрев топографическую съемку, и, отпустив Ходжу-Нефеса домой, все-таки засомневался. Как не крути, а полностью весь путь от плотины к побережью экспедиция не проследила. Поэтому была отправлена вторая разведка — на сей раз во главе с астраханским дворянином Алексеем Тараковским. Ей была поставлена задача — двигаясь от берега Каспия, добраться до того самого урочища Атай Ибраим, где отряд Федорова и Званского свернул с русла. Но и тут повторилась та же самая история — в какой-то момент проводники-туркмены заупрямились и наотрез отказались идти дальше, уверяя, что никакой необходимости в этом нет — русло совершенно точно то же самое, двух таких больших рек в такой близости просто быть не может, поэтому идти до конца по враждебных землям нет никакого смысла. Меж тем в Степи неспокойно, и если «урусам» так неймется отправиться или на тот свет или в рабство, то они могут отправляться дальше одни. А им, нормальным людям, пока еще собственная жизнь дорога. Туркмены не врали, в степи действительно шла настоящая война, но об этом позже.
В общем, отряд Тараковского тоже вернулся с полдороги, но Бекович даже не сильно им и пенял — он уже окончательно уверился, что все-таки нашел старое русло Аму-Дарьи, и, значит, первая часть царского задания выполнена, причем выполнена очень успешно. Весь маршрут, пройденный двумя отрядами по суше, был нанесен на карты, были также произведены съемки неизвестного до сей поры побережья Каспийского моря. Экспедиция погрузилась на суда, но поплыли они не на север, в Астрахань, а на юг.
Зачем?
Затем, что в царском «решкрипте» предписывалось исследовать побережье до самой персидской границы, а противиться воле первого русского императора было чревато серьезными неприятностями. Съемки береговой полосы Каспия были доведены Черкасским до Астрабадского залива, таким образом, он исследовал все восточное побережье Каспийского моря, полностью. И лишь после этого повернул назад, к российским берегам.
16 октября 1715 года после полугодового отсутствия, экспедиция Бековича вернулась в Астрахань.
Это действительно был блестяще проведенный рейд, а наш герой, похоже, и впрямь был моряком от бога. Исследователи до сих пор удивляются, как ему удалось — при тогдашних навигационных средствах и на тогдашних судах вернуться в Астрахань, не потеряв ни одного человека. Достаточно вспомнить, например, как через полвека после Бековича восточное побережье Каспия исследовала экспедиция капитана Токмачева. Тогда цинга выкосила едва ли не половину личного состава, людские потери были огромными, а самого Токмачева на пристань выносили на носилках — настолько он ослабел от болезни.
Так или иначе, полдела было сделано. В 20-х числах октября Петр получил подробное донесение Черкасского о том, что царский указ выполнен, и старое русло Аму-Дарьи найдено. К известию была приложена составленная кабардинцем карта Каспийского моря. 27 октября Бекович получает ответ от президента (чуть было не написал — «резидента») Адмиралтейств-коллегий Федора Апраксина о том, что «царское величество трудами вашими зело доволен». Однако Петра, как, похоже, и самого Бековича, все-таки беспокоила недовыясненность вопроса о русле и плотине. Поэтому Бековичу предписывается «с божиею помощью прилагать свой труд и чрез тамошние народы как возможно домогатца подлинного известия, далеко ль от устья той реки заплота[25]». Расспросы Бекович наверняка продолжил, но его вскоре отвлекло еще одно важное дело.
Глава 4
Степная война
Туркмены не врали — в прикаспийских степях действительно шла война. И к этой войне наш герой имел непосредственное отношение. Не забыли, как в 1711 году Александр Бекович, закончив заграничное обучение и вернувшись в Россию, ездил с дипломатическим поручением в родную Кабарду? Настал черед вспомнить — зачем тогда Петру понадобилась помощь кабардинцев.
Дело в том, что на Кубани в то время правителем был Бахты-Гирей — формально являвшийся наместником (сераскиром) крымского хана и его сюзерена — турецкого султана. Фактически же, из-за слабости ханской власти и постоянных раздоров в Бахчисарае, Бахты безраздельно правил кубанскими степями и населявшими их ногайцами. Нраву этот витязь был крутого и безбашенного, за что и получил прозвище «Дели-Султан» — то есть «буйный, бешеный султан». Кстати, императора всероссийского в тех местах звали «Дели-Петро» — переведете сами. При подобном характере правителя стоит ли удивляться, что ногаи «шалили» постоянно и однажды терпение у русских властей лопнуло? А тут еще и повод подходящий подвернулся.
9 ноября 1710 года Турция объявила войну России, а в феврале следующего года десятитысячное войско ногаев перешло Дон и устремились на помощь крымскому хану, вторгшемуся на Украину. Вот тут Петр и собрался воспользоваться этим обстоятельством, чтобы решить ногайский вопрос раз и навсегда. В 1711 году состоялся карательный рейд на Кубань российских войск под командованием казанского губернатора Петра Матвеевича Апраксина — старшего брата «куратора» экспедиции Бековича. К рейду привлекли и калмыков, хан Аюка отправил в помощь Апраксину 20 тысяч воинов, которые прошлись тогда по Кубани огнем и мечом, вырезая ногайские улусы «для самаго оскудения». Вот тогда-то огромную помощь русским и оказали распропагандированные Бековичем кабардинцы. Они преградили путь срочно повернувшим домой отрядам нурадин-султана,[26] несколько месяцев назад ушедшим вместе с крымским ханом на Украину. Поэтому помощь вырезаемым на Кубани ногайцам так и не пришла.
Узнавшие о приближении калмыков, оставшиеся дома ногайцы начали переправляться через Кубань в горы, где «над ними поисков чинить невозможно». Тогда Апраксин-старший «калмыцким войскам дал волю итти на кубанцев вперед, которые сколько их, кубанцев, на обеих сторонах реки Кубани найти могли, всех перерубили, а жен и детей их многие тысячи побрали в полон, а лошадей и скота их отогнали весьма великое множество». Василий Бакунин, один из первых наших востоковедов, полевых этнографов и полевых же Игроков в Большой игре,[28] знал, о чем писал. Действительно, в ходе этого рейда более 16 тыс. кубанских ногайцев было убито и около 22 тыс. взято в плен калмыками. Кроме того, их военная добыча составила 2 тыс. голов верблюдов, 40 тыс. лошадей, почти 200 тыс. голов крупного рогатого скота. В целом же, в результате похода Апраксина Прикубанье едва не превратилось в пустыню.
Потерпевший унизительное поражение Бахты-Гирей, естественно, жаждал мести, причем ярился так сильно, что полностью оправдал прозвище Дели-Султан. Но ждать он умел, иначе не был бы вождем, и лишь в 1715 году решил, что час мести настал.
Сначала он попытался сквитаться с русскими, и во главе многотысячного войска пошел в набег на русские земли. Казалось, ногайцы поймали фарт, мститель дошел до самой Казани, взял богатую добычу и хороший полон — 7 тыс. пленных. Но дальше ногайцу не повезло — в погоню бросился полковник Шварц. Это был давно осевший в России немец, изрядно обрусевший профессиональный вояка, продававший свою шпагу московитам уже 18 лет. С крохотным, в сравнении с ногайцами, отрядом из 600 драгун, навербованных из шведских пленных, он настиг «буйного султана» в 40 верстах от Казани. И здесь драгуны показали, чего стоит передовая европейская военная наука — после ловкого маневра ногайское войско оказалось под огнем пушек, и степняков буквально выкосили картечью. Кубанцы бежали, бросив русских пленных, полторы тысячи лошадей, потеряв многих бойцов пленными и убитыми. В плен попал и сын Бахты-Гирея, которого Шварц тут же распорядился повесить — в назидание дерзкому отцу.
