Борис Кузнецов - «Она утонула...». Правда о «Курске», которую скрывают Путин и Устинов
От себя добавлю: и учесть в будущем. В учебных пособиях, которые будут изучать студенты-кораблестроители, не опишут выявленные в ходе расследования конструктивные недостатки проекта 949А, следовательно, они не будут учитываться при проектировании новых подводных лодок. Что, кстати, и происходит. Курсанты военно-морских училищ никогда не узнают об ошибках в ходе учений, при поиске и спасении экипажа, а студенты-медики, изучая судебную медицину, возьмут на вооружение безумную «методику» Виктора Колкутина.
А это значит, что корабли будут тонуть, моряки — гибнуть, судебно-медицинские эксперты — выносить заключения, по которым в зону по приговорам отправятся невиновные люди, а виновные снова уйдут от ответственности.
Мы же… будем не просто наступать на грабли, а ходить по военно-морским граблям. Ради чего? Ради того, чтобы удачно сложилась карьера одного или нескольких адмиралов, которые хотят еще немного порулить? Или из-за боязни, что военный заказ на очередной «Курск» будет передан другому конструкторскому бюро? Мне страшно от такой перспективы. Для этого я и сел за книгу.
Гибель атомной подлодки «Курск» в Баренцевом море с каждым днем все дальше уходит в историю. В августовские дни 2000 года в ожидании замер весь мир. Миллионы глаз, не отрываясь от телевизоров, следили за развитием событий и желали морякам только одного — спасения. Люди восприняли гибель 118 подводников как личное горе. Подавляющее большинство российских граждан по-прежнему считают, что власти скрывают истинные причины катастрофы, а военные и чиновники не сделали всего возможного для спасения экипажа АПЛ «Курск». Общество хочет знать правду, почему «она утонула».
Об этой трагедии изданы десятки книг, написаны тысячи статей и снято несколько документальных фильмов. Представители государственной комиссии вместе с прокуратурой однозначно заявили: в гибели субмарины виновата одна из торпед. В результате утечки из торпеды огнеопасного пероксида водорода в 1-м отсеке возник пожар с последующей детонацией боезапаса.
Помню, как в июле 2002 года по телевидению смотрел пресс-конференцию генпрокурора Владимира Устинова на Большой Дмитровке. За свою жизнь я видел огромное число брифингов. Многие и не вспомню. Но пресс-конференция Устинова в памяти осталась: до сих пор перед глазами стоят его колючий, исподлобья, взгляд, поджатые губы, скованная бумажкой речь. К тому моменту доступа к делу я еще не имел, но с первого дня гибели корабля собирал публикации, записывал телепередачи и, слушая Устинова, видел очевидные недомолвки.
Теперь ими изобилует книга генпрокурора. Факт взрыва торпеды и детонации боезапаса сейчас никто не оспаривает, за исключением нескольких яйцеголовых борцов с американским империализмом. Но есть причины, которые к этим взрывам привели.
АПРК «Курск» в Баренцевом море.
О недостатках и расхлябанности в книге Устинова упоминается, но они существуют как бы сами по себе, вне связи с трагедией. Вне этой связи существуют и грубейшие нарушения, связанные с проведением учений, спасательной операцией, подготовкой экипажа, условиями хранения торпедного оружия. Они как бы есть, и в то же время их нет. Потому что причина — «роковое стечение обстоятельств».
Почему Устинов не затронул в книге вопросы, связанные с конструктивными недостатками самой субмарины? Например, почему он «не заметил» ошибки при конструировании комингс-площадки аварийного люка 9-го отсека, которая сделала практически невозможным спасение подводников с помощью спасательных аппаратов, на которые адмиралы, да и президент России, возлагали главную надежду?
Мне понятны недомолвки генерального прокурора. С одной стороны, он оберегал священную корову — военно-промышленный комплекс, а с другой стороны, как я считаю, спасал командование ВМФ и Северного флота от скамьи подсудимых.
Не факт, что суд признал бы Попова и других руководителей виновными. Более того, если бы я увидел, что между деяниями отцов-командиров, их конкретными действиями или бездействием и гибелью корабля и экипажа нет причинной связи, я отказался бы представлять интересы потерпевших в уголовном деле, как сделал это в деле о гибели «К-159».
Владимир Устинов повторил в книге главный обман этого дела — о 8 часах жизни моряков в 9-м отсеке, повторил это в книге пять (!) раз! Но многократно повторенная неправда не приблизит истину ни на дюйм.
Правда же заключается в том, что подводники просили о помощи и отчаянно стучали кувалдой или другим металлическим предметом больше двух суток — с 2 часов ночи 13 августа до вечера 14 августа.
В гидроакустических журналах кораблей и судов последние стуки зафиксированы в 11 часов 14 августа, а по показаниям свидетелей стуки продолжались до вечера того же дня. Их сигналы SOS зафиксированы, записаны на магнитную ленту гидроакустической службой флагмана СФ «Петра Великого». Экспертиза магнитных записей утверждает, что стуки производил человек по межотсечной переборке подводной лодки. А вот вывод следствия: «Многократно упоминаемые в показаниях по делу шумы и стуки, ранее классифицированные экспертами как сигналы бедствия, издавались не из АПЛ „Курск“, а из подводной части надводного корабля, находившегося вне пределов гибели подводного крейсера».
Какой же идиот мог сидеть в трюме корабля и двое суток выстукивать молотком по переборке позывные SOS, когда у него под килем боролись за жизнь, надеялись на спасение, гибли в огне 23 боевых товарища?! Это кощунство. Когда главный судебно-медицинский эксперт Министерства обороны Виктор Колкутин, возглавлявший судебно-медицинских экспертов в этом уголовном деле, обратился с иском о защите чести и достоинства к «Новой газете» и корреспонденту Елене Милашиной, я, представляя интересы редакции и журналиста, заявил, что иск не подлежит удовлетворению, поскольку отсутствует предмет посягательства. В этой книге подробно рассказано, как фальсифицировались две экспертизы, как действовал механизм «спасения» адмиралов, где, когда, кто и во имя чего скрывал правду от общества, от семей членов погибшего экипажа.
По процессуальному положению я — представитель потерпевших, с точки зрения уголовно-процессуального закона, моя позиция — не что иное, как позиция одной из сторон в процессе. Раньше эта позиция излагалась в ходатайствах и жалобах. Сегодня, когда я почти достиг предела процессуальных возможностей, я озвучиваю ее перед судом общества. Позиция прокуратуры, стороны обвинения, отличается от позиции тех потерпевших, чьи интересы я представляю, хотя по закону потерпевшие тоже относятся к стороне обвинения. Я стараюсь показать позицию обвинения именно такой, какая она есть на самом деле. Оценки, которые даются в книге по мотивам принятых решений, — это не более чем мой личный взгляд и мои личные оценки.
Взять на себя защиту интересов семей экипажа, а позже сесть за книгу меня заставили страх и стыд. Страх за наших детей и внуков, а стыд даже не за то, что такая катастрофа произошла. В конце концов, ни один флот, даже флот таких морских держав, как США или Великобритания, не застрахован от подобных трагедий. Но скрывать причины и обстоятельства, укрывать виновных — прямой путь к повторению катастрофы.
В деле «Курска» я уперся в стену, возведенную властью. Пробить эту стену из судебных и прокурорских решений может только общество, которое очень хочет, но пока не может называться гражданским. Я сделал все или почти все, чтобы добиться возобновления расследования по факту катастрофы. Я проиграл все сражения, но это не значит, что проиграл войну. Есть еще ресурсы, есть силы и есть убежденность в правоте.
После того как Московский гарнизонный военный суд отклонил мою жалобу на постановление о прекращении уголовного дела и это постановление вступило в законную силу, можно было бы успокоиться. Но я доведу это дело до конца в память о лучшем российском экипаже подводной лодки, для детей тех подводников, кто успел в своей короткой жизни ими обзавестись, для моряков, которые служат сейчас и будут служить после нас.
Точка в деле еще не поставлена. Уйдет в небытие чекистский режим, и новая власть, не желая связывать себя с преступлениями нынешней, придет к осознанию необходимости возобновить дело о гибели «Курска» и 118 подводников и осудить виновных. И пусть это будет не приговор — сроки давности для привлечения к уголовной ответственности уже истекли. Но правда будет сказана.
Уголовное дело, возбужденное и прекращенное прокуратурой по факту гибели АПРК «Курск».
Глава 4. Предчувствие беды
За три дня до выхода «Курска» в море на боевые учения и за пять дней до гибели инженер группы управления ракетной боевой частью старший лейтенант Андрей Панарин написал родным и близким письмо.
