Валерио Боргезе - Боргезе. Черный князь людей-торпед
— Каково мое положение на месте?
Валерио Боргезе все предусмотрел. Для Ферраро были подготовлены документы, чтобы пересечь Центральную Европу, не возбудив подозрений и особенно оправдать его присутствие у итальянского вице-консула в Александретте (сегодня Искендерун), который, учитывая официальное положение, не должен быть скомпрометирован. Дипломат будет помогать, выполняя предписания Боргезе, но в своих границах.
Чтобы обеспечить его необходимыми документами — служебным паспортом, рекомендательным письмом к консулу, дипломатической неприкосновенностью для таможни, — Боргезе решительно отбрасывает нормальный путь.
«Я отказался от мысли обратиться в министерство иностранных дел, объяснял он, — потому что у меня были веские причины не делать этого: во-первых, военная тайна. Каждый раз она не сохранялась, как только секретные сведения покидали наш тесный круг. Затем мое всевозрастающее недоверие по отношению к римским учреждениям, где так и разливался дух пораженчества, который мало отвечал нашим планам.
Но на каждый яд есть противоядие. Один из моих офицеров имел, можно сказать, интимные связи с молодой женщиной, служившей в министерстве иностранных дел. Ему не составило труда, по моей просьбе — принимая во внимание высокую патриотическую цель — склонить ее к сотрудничеству с нами. Таким образом, я раздобыл паспорт и необходимые бумаги на бланках министра и даже его печать, которую я, после использования, сразу же вернул».
20 июня Луиджи Ферраро представляет свои рекомендательные письма итальянскому консулу в Александретте маркизу Игнацио ди Санфеличе.
Дипломат нахмурил брови.
— Но, — произнес он, — я вас не ждал. Из министерства иностранных дел меня не предупреждали о вашем приезде.
— У меня есть для вас другое письмо. От самого министра, — отвечает Ферраро и подает письмо, подготовленное Боргезе.
Дипломат читает послание. В письме говорилось, что вновь прибывший выполняет специальную миссию и господина консула просят оказывать всяческое содействие.
М-да, странно! Но бравый консул еще больше удивился, когда увидел в приемной четыре тяжеленных чемодана, защищенных дипломатическим иммунитетом и привезенных Ферраро.
— Что это? — спрашивает он.
— Мой гардероб! — отвечает Ферраро, едва сдерживая смех. Официальный советник консульства, секретный агент флотской разведки, капитан-лейтенант Джованни Роккарди так описывал атмосферу в момент прибытия Луиджи Ферраро:
«Прибытие Ферраро, если оно и сделало возможным техническое выполнение задачи, не облегчило дело, так как было нелегко без шума ввести нового человека в наше немногочисленное общество. Его появление пробудило естественный интерес среди любителей посплетничать, уже было заскучавших. Нам предстояло работать в атмосфере маленького приграничного городка, раздираемого интригами шести консульств: американского, английского, французского, греческого, немецкого и итальянского.
Население (12 тысяч жителей), в большинстве своем арабы, не было к нам настроено враждебно, даже скорее относилось бы дружелюбно, если бы не было запугано полицейскими мерами турков и не сбито с толку вражеской пропагандой, подпитываемой греками и евреями, которые были настроены к нам, что естественно, крайне враждебно и охотно и добровольно шпионили за нами.
Англичане, специалисты которых строили этот порт и дорогу Александретт — Адана, осуществляли основную часть перевозок по ленд-лизу и держали практически в руках всю администрацию города. Влияние американцев только начиналось.
Добавьте еще сюда введенный Турцией контроль на период войны, особенно жесткий в зоне Хатай, где сильны были антитурецкие настроения. Паспорта, пропуска, разрешения на рыбную ловлю и охоту, выданные иностранцам и т. п., часто и тщательно проверялись.
Мне удалось все же уладить эти дела, и наша работа стала продвигаться к намеченной цели под самым носом двух агентов Интеллидженс сервис, специально приставленных следить в городе за итальянцами вообще и — я в этом совершенно уверен — за нами в частности. Моя работа во многом была облегчена характером Ферраро, экспансивным и веселым, который не допускал и тени мысли о мрачных проектах динамитчиков».
Через 10 дней после прибытия Ферраро, 30 июня, любопытство, вызванное его появлением, улеглось. С помощью Роккарди молодой лейтенант обманывает бдительность британских агентов и переправляет свое снаряжение гидрокостюм с аквалангом и специальную мину, придуманную еще год назад Боргезе для подрыва судов в нейтральных портах, — в тайник на пляже.
«Что забавно, — вспоминал Ферраро, — чтобы иметь возможность спокойно работать, я пустил слух, что я не умею плавать. Эта простая хитрость прекрасно работала, и я мог ходить купаться по вечерам, никого не удивляя: я был в некотором роде тем простаком, который купается по ночам, потому что стесняется это делать днем, чтобы не показать свое неумение плавать».
Ночью 30 июня Ферраро надевает свой черный гидрокостюм, осторожно пересекает пустынный пляж, заходит в воду и бесшумно исчезает в направлении порта. Две с половиной мили вплавь. И вот он около греческого парохода «Орионт», сухогруза в 7000 тонн, груженного хромом, — его первой жертвы. Он, лучший пловец группы «Гамма», инструктор по плаванию у молодых новобранцев, легко выполняет работу, много раз отрепетированную на тренировках. Под свет бортовых огней, под носом вахтенных матросов, он осторожно проплывает вдоль борта корабля. Передвигаясь мягкими движениями рук и ног, он остается невидимым в темной воде. Достигнув носовой части судна, он исчезает под водой. Он без маски: ночью она бесполезна. Ферраро ощупью скользит под корпус, пока не наталкивается на киль судна, развязывает сумку, висящую на шее, тщательно закрепляет «чемоданчик» с миной, чтобы ничто не смогло его случайно сорвать, снимает предохранитель со взрывателя и поднимается на поверхность… Вся операция длится несколько минут. С теми же предосторожностями, незаметно, как и пришел, Ферраро удаляется. В 4 часа утра он возвращается в консульство.
Через неделю «Орионт», закончив погрузку, отплывает и двигается вдоль сирийского берега. На берегу, закрепив свое зеркало на дереве, бреется английский офицер. Время от времени он бросает взгляд на появившееся судно, оно низко сидит в воде, вероятно, тяжело нагружено. Внезапно, опережая на несколько секунд звук взрыва, он видит, как корпус парохода раскалывается надвое по середине и тонет.
8 июля Роккарди предупреждает Ферраро, что английский пароход в 10 000 тонн «Каитуна», только что построенный и хорошо вооруженный, бросил якорь в соседнем порту Мерсин. В ночь на 10 июля Ферраро устанавливает мины. 19-го «Каитуна» проходит вдоль сирийского побережья. Тот же английский офицер (эту историю после войны Луиджи Ферраро рассказал сам британский офицер) на том же месте бреется перед своим зеркалом, прикрепленным к дереву.
— Интересно, — задумчиво произносит он, — этот тоже взорвется?
Не успели последние звуки слететь с его губ, как взрыв потрясает воздух. На этот раз взорвалась лишь одна из установленных мин. Отбуксированная на Кипр, «Каитуна» встретит окончание войны в сухом доке.
Англичане вскоре найдут второй заряд, прикрепленный к днищу судна, но слишком поздно. У Ферраро будет еще время два раза провести операцию.
30 июля он снова с Роккарди в порту Мерсин. Он спускается в воду, но на этот раз его ждет первое затруднение.
«Через пятьсот метров, — рассказывает он, — мне показалось, что я слышу шум. Я остановился, прислушался и услышал в темноте мощное дыхание крупного животного. Я разглядел силуэты двух рыб, погружавшихся и всплывавших в двух метрах от меня. Несколько раз я видел, как они плыли прямо на меня, и чувствовал удары волн, поднятых ударами их мощных хвостов. Я пытался их напугать или ударить их ножом, но безуспешно; они сопровождали меня почти все время. Я добрался до корабля только к 2 часам утра, проплыв почти 4 километра».
Ферраро возвращается в 4 часа утра, заминировав сухогруз в 4000 тонн «Сицилийский принц». Но корабль избежал гибели. Его отплытие настолько задержалось, что, на его счастье, он был обследован 20 августа английскими боевыми пловцами. Но к тому времени Ферраро удалось уже отправить на дно
норвежский пароход «Фернплант» в 7000 тонн, испытав при этом, пожалуй, самое приятное волнение в своей карьере.
Он поставил мину 2 августа. 4-го судно снялось с якоря.
У одного из окон консульства Роккарди и Ферраро, переполненные надеждами, следили за его отплытием. Но через несколько часов, когда они уже коротали время за бутылкой ракии, расслабившись за столиком под навесом портового кабачка, они увидели, что он опять медленно занимает свое место в порту.
