Андрей Буровский - Правда о «золотом веке» Екатерины
Не раз в различных экспедициях автору этих строк доводилось сталкиваться с ситуацией, когда «экспедишники» дружно вопили хозяину дома — мол, давайте, наконец, откроем окно! А хозяин качает головой и укоризненно говорит что–то типа: «сквозник же…». А его супруга смотрит на бедных городских с выражением сочувствия и ужаса, как на рафинированных самоубийц. Причем только что эти милые люди сидели на лавочке и без всякого вреда для себя вдыхали свежий вечерний воздух, напоенный запахом цветущих растений, сохнущего сена и влаги. Но стоит им отправиться спать, и тут же появляется железная необходимость любой ценой отгородить себя от струй свежего воздуха, совершенно непостижимая и неприятная для городского «экспедишника».
Для современного россиянина… по крайней мере для абсолютного большинства россиян, невозможность проветрить помещение была бы неприятной и даже попросту мучительной. В этом мы нашли бы понимание у людей верхушечной русской культуры, у «русских европейцев». Но «русские туземцы» нас бы попросту не поняли, что тут поделать.
«Туземцев» не волновало и обилие насекомых, особенно тараканов. «Искаться» — это обычнейшее занятие для сельских жителей еще в начале XX века. И что такое «искаться», вы знаете? А это вот что: один или одна ложится на колени головой к другу (подруге), а та перебирает волосы, выцепляя там насекомых, в первую очередь вшей. Выглядит не очень «аппетитно», согласен, но таких малоприятных деталей довольно много в жизни людей того времени. Искались ведь не только на Руси. В Европе этот обычай тоже бытовал всё Средневековье, а уничтожила его урбанизация быта. Начиная с XVII—XVIII веков слишком много людей в Британии, Скандинавии, Голландии, Северной Франции начинают жить в проветриваемых домах, мыться чаще, чем раз в неделю, следить за чистотой белья и получают представление о пользе мытья рук и чистки зубов.
До этого и во всех аграрно–традиционных обществах очень много всего «неаппетитного». Описание, скажем, традиционного дома скандинавского крестьянина способно вызвать попросту тошноту, в том числе у современных шведов и норвежцев. Было в этом доме почти всегда холодно (экономили древесину для протопки) и сильно пахло несвежей мочой — в моче стирали, и потому в земляном полу делалось углубление, в которое мочились все домочадцы; так сказать, не покидая жилья, впрок запасали необходимое в хозяйстве.
А обычай молодых мам высасывать сопли из носа младенцев исчез совсем недавно; в Британии он отмечался в эпоху Наполеоновских войн (как яркий признак некультурности батраков, мелких фермеров и прочих малообразованных слоев населения); в Германии он описывался в конце XIX века, а в России зафиксирован последний раз еще в 1920–е годы, уже перед коллективизацией.
Жизнь в крестьянской избе — это и умение вести себя непринужденно в постоянном скопище людей, без всякого уединения. Крестьянская изба, не разделенная на разные комнаты, в которой основное место занимает русская печь, нам бы уж точно не показалась ни особо знакомой, ни так уж сильно привлекательной. Глядя на это, в общем–то, небольшое пространство (даже богатой северной избы), всегда удивляешься — да как же они все тут помещались?! Несколько супружеских пар, принадлежащие к разным поколениям, куча ребятишек и подростков обоего пола, старики… И все эти десятки людей — на сорока, от силы 50—60 квадратных метрах?! А ведь помещались, помещались…
У туристов, впервые посещающих музеи под открытым небом, где хранятся памятники деревянного зодчества (они есть в Суздале, под Новгородом), обязательно возникает вопрос: что, отдельных комнат ни у кого вообще не было?! Нет, ни у кого не было. И… это… у супружеских пар не было?! Не было. А как же… А вот так! А дети?!
Но в том–то и дело, что никого из обитателей изб в те простенькие времена особенно не волновало — видят дети чьи–то половые действия (в том числе и половые действия родителей) или не видят. Даже лучше, чтобы видели и учились. Дети и учились, и не только на примере всевозможных животных, домашних и диких; но и на примере своих ближайших родственников.
Жизнь в избе — это и умение так же непринужденно выходить пописать и покакать за овин. Выпархивает девичья стайка и на глазах всякого, кто захочет подсмотреть, располагается… благо, сарафаны и рубахи на них длинные.
Впрочем, парни обычно не подсматривают, они подсмотрят скорее девичье купанье — ведь изобретение купальника таится во мраке грядущего. Купаются девушки голыми, и мало ли чьи глаза горят в густом кустарнике поодаль… К чему Лизе тоже предстоит привыкнуть, если ей захочется играть в крестьянку постоянно, хотя бы несколько суток, а не несколько часов.
Но купаться хорошо летом, а оно не очень продолжительно в Великороссии. В баню ходят регулярно, раз в неделю, но вот более интересный вопрос — а как мылись в перерыве между банями? Так сказать, с субботы и до следующей субботы?
Ответ способен огорчить человека, приписавшего предкам больше достоинств, чем надо, и привести в полную ярость «патриота» советско–жириновского разлива. Потому что ответ этот — нерегулярно, а то и попросту никак. Трогательная картинка — девушка, которая умывается из ручейка по раннему утру, на заре. Из мультфильма в мультфильм, из экранизированной сказки в сказку переходит этот милый образ… Только вот сразу вопрос — а как умываться людям постарше? Тем, кому не очень хочется наклоняться и плескать себе ладошкой в «портрет»? Что, если погода в этот день плохая? И вообще — как умывается та же девушка 7 месяцев в году, с октября по апрель? Не говоря о том, что до ручейка от дома может оказаться довольно далеко идти, и каждый день, пожалуй, не находишься.
Стоит задать себе эти «не патриотичные» вопросы, и быстро выясняется — в крестьянской среде отсутствует культурная норма, предписывающая умываться каждый день. Грубо говоря — вне банных дней можно было мыться, а можно было и не мыться. Некоторые чистили зубы… а большинство — нет, не чистили.
Стало классикой зубоскалить по поводу грязных дам в рыцарских замках, «…прекрасные дамы (бань не было)», — меланхолически отмечает В. Иванов [63. С. 433]. Но ведь и в Московии не было традиции ни умываться, ни мыть уши, шею или под мышками, не говоря о (тысяча извинений!) подмываться. Ну что поделать, если не было такой традиции, и вполне можно сопроводить любую романтическую историю соответствующими комментариями. В конце концов, почему снабжать такими комментариями «Айвенго» Вальтера Скотта можно, а сочинения все того же Валентина Иванова — категорически нельзя?! Это дискриминация!
Крестьянский быт — это совершенно иные объемы жилища, другие помещения, другие предметы. Нет, например, шкапов или столов с выдвижными ящиками, комодов и стульев. Есть сундуки — то есть в дворянском быту они тоже есть, но играют не такую значительную роль. А тут вещи класть больше и некуда.
Чтобы жить в избе, нужно уметь пользоваться ухватом, спать на лавке, обметать сажу куриным крылышком, шить и прясть ночью, и даже не при свече, ведь свеча — это дворянская и городская роскошь. А при лучине.
Другие привычки, другие движения тела, языка и души. Другая память, в том числе память о детстве.
У крестьян не просто худшего качества еда. Это еда, состоящая из совершенно других блюд, которые приготовлены другими способами и совсем иначе поедаются.
Повседневная еда низов общества убийственно однообразна и превосходно описана в двух народных поговорках: «Щи да каша — пища наша» и «Надоел, как пареная репа». И вкус у народной пищи, и ее биохимический состав отличаются от дворянской еды. И к той, и к другой еде надо привыкать, по существу, всю жизнь.
Если продолжать тему «пожить, как крестьянка», то Лизе Муромцевой очень скоро пришлось бы обнаружить еще одно отличие, весьма существенное как раз для девушки, — крестьяне сами готовят поглощаемую ими еду.
Каждое блюдо надо готовить долго, это непростой процесс — каждый раз надо колоть дрова, топить печь, носить воду. Это женская работа; если барышня–крестьянка захочет пожить в деревне несколько дней, как «своя», ей придется колоть дрова и каждое утро, не успев побывать за овином, идти с ведрами за водой к речке или к колодЦу. В каждую бадейку — по два современных ведра, на коромысло — по две бадейки, и вперед! Потому и стараются варить что–то одно, но много, — целый чугунок щей или каши. Едят редко, без полдников, «чая в четыре часа» и прочих приятных перекусов: на еду у них особенно нет времени, да и просто надо экономить воду и дрова.
Правила поведения за столом оставляют желать лучшего — они еще попросту не созданы, а в деревнях, где едят в основном вареное, причем из общего горшка, они и не очень–то нужны. Вот деревянная ложка — очень нужная вещь, и ее каждый носит за голенищем.
Стало общим местом считать брак на крестьянке своего рода доказательством «демократизма». Но разумный человек как раз не посоветовал бы «русскому европейцу» жениться даже на самой милой крестьянке — и вовсе не из–за каких–то предрассудков. Это как у Н. Гусевой:
