Наум Синдаловский - Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах
Если быть точным, то на самом деле был и «третий штурм» Зимнего дворца. Правда, он был тщательно спланирован, хорошо срежиссирован и отрепетирован. Это произошло во время съемок сцены штурма для фильма Сергея Эйзенштейна «Октябрь» в 1927 году. Если верить фольклору, исключительно благодаря этому обстоятельству был сохранен Ангел на Александровской колонне. Точнее, после революции Ангел якобы был снят, на его месте собирались установить скульптуру Ленина. Эйзенштейн настоял на том, что без Ангела его фильм утратит элемент правдоподобия. С ним согласились, и фигуру Ангела возвратили на свое место. Якобы временно. А потом о ней просто забыли.
Так или иначе, революция состоялась. Оставалось объяснить собственному народу и всему миру причины, ее вызвавшие. Кроме официальных пропагандистских тезисов, была в то время известна и нетрадиционная фольклорная версия случившегося. Ленин якобы задумал и осуществил революцию как месть Романовым за казненного брата. Довольно последовательная и стройная легенда представляла собой сентиментальную историю о том, как мать Ленина Мария Бланк, приняв крещение, стала фрейлиной великой княгини, жены будущего императора Александра III. Хорошенькая фрейлина завела роман с наследником престола и вскоре забеременела. Во избежание скандала ее срочно отправили к родителям и «сразу выдали замуж за скромного учителя Илью Ульянова, пообещав ему рост по службе». Мария благополучно родила сына, назвав его Александром – в честь отца.
Далее события, как и положено в легенде, развивались с легендарной скоростью. Александр, будучи студентом, узнал семейную тайну и поклялся отомстить за поруганную честь матери. Он примкнул к студенческой террористической организации и взялся бросить бомбу в царя, которым к тому времени стал его отец. В качестве участника подготовки этого покушения Александр Ульянов был судим и приговорен к смерти. Накануне казни к нему приехала мать. Но перед посещением сына, согласно легенде, она встретилась с императором, который будто бы согласился простить своего сына, если тот покается. Как мы знаем, Александр Ульянов покаяться отказался и был казнен. После этого Ленину ничего не оставалось, как мстить не только за мать, но и за брата.
Как и всякий настоящий революционер, Владимир Ульянов позаботился о псевдониме. До революции свои теоретические работы он подписывал по-разному, но затем остановился на короткой и звучной фамилии – Ленин. О появлении этой партийной клички существует несколько предположений. Все они имеют легендарный или уж, во всяком случае, полулегендарный характер. По одной легенде, фамилия Ленин появилась после известного расстрела забастовщиков на Ленских золотых приисках в 1912 году. Тогда было убито и ранено более пятисот человек. Владимир Ильич был потрясен этими событиями, прочитав о них очерк В. Г. Короленко. Будто бы тогда-то и возникла у Владимира Ильича странная идея увековечить память об этом чудовищном преступлении царизма в своем псевдониме.
По другой легенде, знаменитый псевдоним появился при совершенно других обстоятельствах – менее драматичных, но зато более интригующих. В одной из народных школ Петербурга вместе с Надеждой Константиновной Крупской преподавала выпускница Бестужевских курсов некая Ольга Николаевна Ленина, к которой Владимир Ильич питал тайную привязанность. В память об этих, неизвестных даже самой Ольге Николаевне чувствах, Владимир Ильич и присвоил себе ее красивую фамилию.
Правда, у этого легендарного «генеалогического» древа есть и вполне реальная ветвь. Один из братьев Ольги Николаевны принимал участие в подготовке нелегальной поездки Владимира Ильича за границу. Будто бы он и предложил изготовить конспиративный паспорт для выезда из России на имя своего отца, Николая Егоровича Ленина, в то время неизлечимо больного и бывшего чуть ли не при смерти. В пользу этой версии говорит тот факт, что первоначально Владимир Ильич так и подписывался – Николай Ленин. Эту подпись знает не только официальная историография, но и фольклор. В частушках, которые распевали в Петрограде на мотив песни «Из-за острова на стрежень», поется, как «Из-за острова Кронштадта/На простор реки Невы/Выплывает много лодок,/В них сидят большевики./На передней Колька Ленин/С Коллонтайкою своей…» и т. д.
Из-за границы Ленин вернулся в апреле 1917 года. Почти сразу родились слухи о том, что он с группой большевиков приехал в Россию на деньги германского правительства в запломбированном вагоне. Германия якобы была заинтересована в большевиках, способных расшатать внутреннюю ситуацию в стране, что на фоне продолжавшейся войны работало явно на пользу германской армии. Широким распространением этих слухов большевики были настолько обеспокоены, что, если верить фольклору, сами позаботились, чтобы в иностранных газетах появилось сообщение о том, что «легенда о сношениях большевистских вождей с Германской империей окончательно опровергается». Кто был инициатором и автором этой информации, неизвестно, но, как об этом пишет Дмитрий Волкогонов, в 1919 году Чичерин именно об этом срочной телеграммой уведомил Троцкого. И в каждой строчке этой телеграммы так и чувствуется полное удовлетворение достигнутым результатом.
Знало бы большевистское руководство, что за границей в это же время рождаются еще более невероятные мифы о вожде мирового пролетариата. Например, в Югославии вышла книга откровенно антисемитского содержания, в которой утверждалось, что на самом деле было два Лениных. Один из них, сын каторжника, был усыновлен Ильей Николаевичем Ульяновым. Он вырос и стал агентом сразу двух охранок – русской и прусской. И когда он неожиданно умер в Берлине в 1912 году, то был заменен другим агентом, необыкновенно на него похожим.
Мы попытались рассмотреть только те легенды, которые рождались вокруг имени Ленина в период подготовки и осуществления октябрьского переворота. Они нелицеприятны. Легенды о камере, в которой Владимир Ильич «ел чернильницу из хлеба и запивал ее чернилами из молока», о человеке с ружьем, которому вождь мирового пролетариата помог раздобыть кипяточку, о детях, с которыми дедушка Ленин, позабыв о государственных делах, украшал елку, появились позже. Все они претендовали на абсолютную правду и потому к фольклору не имеют никакого отношения.
Однако вернемся в послереволюционный Петроград. В 1918 году столицу России перенесли в Москву. Разжалованный Петроград стал центром так называемой Северной коммуны во главе с Г. Е. Зиновьевым. Однако амбиции петроградских революционеров были столь велики, что центральные законы на территории коммуны действовали номинально и только с разрешения петроградского начальства. Рассказывают, что зиновьевские чиновники любили говаривать: «Нам Москва не указ».
Но несмотря ни на что Петроград в глазах всей страны оставался «самым святым городом во всей России». Эти вещие слова молва приписывает оптинскому старцу Нектарию, он будто бы сказал их в последние дни Оптиной пустыни.
Между тем надвигался красный террор.
В начале XIX века в Петербурге жила дочь действительного статского советника И. Ф. Фитингофа, правнучка фельдмаршала Б. К. Миниха, известная писательница баронесса Юлия де Крюденер. После смерти своего мужа она неожиданно для всех впала в мистицизм. Обладая незаурядной силой внушения, она решила попробовать себя в качестве пророчицы и даже преуспела на этом поприще. К ней обращались самые известные люди столицы. Затем она уехала во Францию и долгое время жила в Париже. В 1818 году Юлия де Крюденер вернулась в Петербург. Однажды, проходя мимо дома своего мужа на Гороховой, 2, она увидела через окна кровь, стекавшую по стенам комнат. Потоки крови заливали подвалы, заполняя их доверху. Очнувшись от видения, побледневшая Юлия де Крюденер будто бы проговорила, обращаясь к своим спутникам: «Через сто лет в России будет так же, как во Франции, только страшнее. И начнется все с моего дома».
Прошло сто лет. Один из ближайших сподвижников Ленина Феликс Дзержинский был назначен председателем Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией. Говорят, он был осведомлен о давнем пророчестве баронессы Крюденер. И то ли собирался опровергнуть его своей деятельностью, то ли хотел доказать миру, что речь в пророчестве шла о «кровавом царском режиме», но именно вспомнив о ее зловещем предсказании, будто бы решительно заявил: «Здесь, в этом доме, и будет работать наша революционная Чрезвычайная комиссия». Впрочем, если верить городскому фольклору, в подвалах дома на Гороховой только допрашивали и пытали. Затем арестованных привозили в Чесменскую церковь и здесь расстреливали. Тут же, на Чесменском военном кладбище, трупы предавали земле.
Остается только напомнить читателям, что в доме на Гороховой, 2 и до революции размещались учреждения подобного рода. В начале XX века здесь находилось Охранное отделение, ведавшее политическим сыском в России.
