Андрей Медведев - Подлинная история русского и украинского народа
С точки зрения сегодняшнего дня сказать, что это были свободные и демократические выборы, довольно сложно. Но и считать их результаты фальсификацией невозможно. Они проходили чуть больше, чем через месяц после ввода войск, еще не заработал в полной мере советский чиновничий и партийный аппарат. Так что голосование все же было значимым индикатором, хотят ли жители Западной Украины входить в состав СССР. Точнее сказать, хотят ли жители Западной Украины соединиться с Украиной Советской и получить все то же самое, что есть там.
Надо говорить прямо — голосовали не за советскую модель хозяйственной деятельности и не за однопартийную систему. Голосовали против поляков и выстроенной ими системы управления и за то, чтобы в бытовом плане здесь стало не хуже, чем на Полтавщине или Киевщине. И даже украинские историки вынуждены признавать, что многое из обещанного советская власть выполнила:
«Некоторые мероприятия советской власти принесли западным украинцам конкретные улучшения. Много было сделано для украинизации и развития системы просвещения. К середине 1940 г. количество начальных школ в Западной Украине выросло до 6900, из них 6 тыс. были украинскими. Львовский университет, эта цитадель польской культуры, получил имя Ивана Франко, перешел на украинский язык преподавания и открыл свои двери украинским студентам и профессуре. Значительно улучшилась система здравоохранения, особенно в сельской местности. Были национализированы промышленные предприятия и коммерческие фирмы, в большинстве принадлежавшие полякам и евреям. Однако наиболее популярным мероприятием стала экспроприация советской властью польских крупных землевладений и обещание передела их между крестьянами»[71].
Вскоре после выборов на Западной Украине были арестованы видные деятели украинского движения. Например, Кость Левицкий. Современные украинские авторы обычно трактуют это как страшное преступление советских властей. Однако учитывая, как и сколько Кость Левицкий сделал когда-то для Австро-Венгрии, как сдавал русских активистов и как строил ЗУНР, у советской контрразведки могли возникнуть к нему вопросы. И немало. Его, кстати, скоро отпустили, как говорят, по распоряжению Берии. Конечно, были запрещены местные политические партии, в СССР партия была одна, и никаких альтернатив советская система не предполагала. Украинские политики или бежали в оккупированную немцами Польшу, или были депортированы в глубь СССР. Было закрыто общество «Просвита» и прекращена его деятельность. Советские чиновники, присланные в Галицию, может, и не очень понимали, зачем Москва требует закрыть общество, но те люди, которые принимали ведущие политические решения, понимали, что это такое, кто и зачем «Просвиту» создал, как она финансировалась долгое время, и поэтому сочли опасным сохранять культурный рассадник махрового национализма на теперь советской территории. Понятно, что при новых властях были закрыты частные магазины и маленькие предприятия, кооперативы и рестораны. Что, конечно, мало кому понравилось. Несмотря на то что принудительной коллективизации на Западной Украине не было, эта политика вызвала недовольство у крестьян. К июню 1941 года коллективизировали около 13 % крестьянских хозяйств. Но тенденция крестьян пугала. И как раз в 1941 году начались репрессии на территории Западной Украины.
Современные украинские историки, ссылаясь на мнение, например, митрополита Шептицкого, заявляют, что только выслано с Западной Украины было более 400 тысяч человек. Это только украинцев. И не менее 700 тысяч поляков. Насколько можно верить мнению митрополита Шептицкого, пусть каждый решает сам. Но вообще, есть весьма точные цифры по количеству арестованных и высланных лиц. И украинские историки скромно умалчивают, что репрессии стали ответом на террор, который развернули на землях Западной Украины боевики ОУН. Противостояние оуновцев с Советской властью не прекращалось с 1939 года. Органы НКВД проводили операции по ликвидации бандподполья, причем удачные, им удалось выявить и разрушить почти всю сеть ОУН на Западной Украине. Но тут надо отдать должное и украинским националистам, они также быстро сумели сеть восстановить, что, конечно, свидетельствует о высоком уровне подготовки молодых кадров, с отличной мотивацией. Из донесения начальника 6-го отдела 3-го Управления НКГБ майора Илюшина от мая 1941 года:
«Усиление активности оуновцев-нелегалов и их бандитских формирований в апреле выразилось в совершении 38 террористических актов против советского актива, 3 поджогов, 7 налетов на кооперативы и сельсоветы с целью ограбления. При этом было убито: 8 председателей сельсоветов, 7 председателей правлений колхозов, 3 комсомольских работника, 5 работников районного совпартаппарата, 1 учительница, 1 директор школы и 16 колхозников-активистов. Ранено: 5 работников районного совпартаппарата, 2 комсомольских работника, 1 председатель кооператива и 11 колхозников-активистов».
По данным НКВД на май 1941 года, ОУН наметила вооруженные выступления в нескольких областях — в Тернопольской, Львовской и Дрогобычской. И было принято жесткое решение — выслать в центральные районы СССР семьи активных участников националистического подполья. Нельзя сказать, что советские чекисты придумали что-то новое. Так действуют все спецслужбы во всем мире. Первое, что необходимо сделать в борьбе с подпольем, — это лишить его базы. А то, что деятельность подпольщика может сказаться на его родных и близких, как правило, оказывается важным сдерживающим фактором. Сотрудники НКВД рассуждали просто и цинично — семьи подпольщиков ОУН не могут не знать, где находятся их родственники. Но выселять собирались только семьи, члены которых были не просто учтены как участники подполья, а уже приговорены к наказанию или находятся на нелегальном положении. Из докладной записки от 23 мая 1941 года:
«Докладываю Вам, что операция по выселению семей репрессированных или находящихся на нелегальном положении участников контрреволюционных организаций в западных областях УССР, по данным на 22 часа 22 мая, закончена полностью.
Всего по западным областям УССР было намечено к изъятию 3110 семей, или 11 476 человек. Изъято и погружено в вагоны 3073 семьи, или 11329 человек…
Во время операции опергруппам НКГБ-НКВД было оказано вооруженное сопротивление. В результате перестрелки было изъято 66 нелегалов, из них убито 7 человек и ранено 5 человек. Скрылось 6 нелегалов.
Из числа изъятых нелегалов захвачены: главарь банды, оперировавший в Волынской области, Кирилюк, связной Черновицкого окружного провода ОУН Марынюк, связная между Львовской окружной экзекутивой и Збаражской ОУН Кижик, которая занималась доставкой оружия. Кижик в течение полугода разыскивалась Львовским управлением НКГБ.
Во время операции изъято оружия: винтовок — 13, револьверов — 27, холодного оружия — 6, гранат — 4, патронов — 115 и контрреволюционной литературы — 200 экземпляров.
Во время перестрелки с нелегалами убито участвовавших в операции 2 человека и ранено 3 человека».
11 с половиной тысяч человек — это, конечно, не четыреста тысяч, но тоже цифра немалая. И главное, за каждой цифрой стоит человек. Его жизнь. Ошибки и победы. Его вера, идеи, за которые он был готов страдать. Так что говорить, что это были незначительные репрессии (есть авторы, которые и так оценивают те события), конечно, нельзя. Но как следует из сводок, высылали или боевиков, или их родственников. А боевики, как видно из документов, не просто листовки раскидывали. И даже несмотря на жесткие меры, вся Западная Украина вплоть до 22 июня 1941 года осталась охвачена оуновским террором. В мае и июне количество нападений, поджогов, убийств увеличилось кратно по сравнению даже с апрелем. И вряд ли это было просто совпадением, учитывая тесные связи ОУН с Абвером, Германия готовилась к войне, и действия боевиков в приграничных районах, конечно, играли на руку вермахту.
С русским движением Галиции советские власти тоже боролись. Не так, разумеется, как с украинским национализмом, но в целом ничего хорошего русских активистов не ожидало. Поначалу русское население Галиции ввод советских войск встретило тревожно-радостным ожиданием: что будет? А я напомню статистику, приведенную в одной из первых глав: когда в 1931 году в Польше проходила перепись населения, то 1 196 855 галичан ответили, что они «русские», 1 675 870 назвали себя «украинцами».
С присоединением к СССР русский язык стал на Западной Украине, так же как и в УССР, государственным, Галиция стала частью новой советской империи. Но память о русской истории этой земли постарались стереть. Все русские партии и объединения были запрещены и закрыты. Когда выдавали советские паспорта, в которых была графа «национальность», то русским галичанам рекомендовали записываться украинцами. Историю галицко-русского движения в СССР вообще не изучали, потому что считалось, что «москвофилы» всегда были реакционерами, монархистами и белогвардейцами. Названия Талергоф и Терезин было приказано забыть, и никаких полноценных исторических исследований об этих концлагерях за все годы СССР не велось. Эти названия вообще были вычеркнуты из исторической науки, и только в середине 90-х трагедия Галицкой Руси снова стала предметом исследований. Вся та огромная работа по расследованию геноцида 1914 года, которую провели русские активисты — а это были и показания очевидцев, и воспоминания, и рассказы о той роли, которую сыграли в геноциде украинские активисты, — оказалась никому не нужна. Эта трагедия не вписывалась в рамки сталинской, да и позднесоветской историографии, потому что противоречила концепции о дружбе народов, о том, что все они объединялись в борьбе с общим социальным злом капитализма. Галицкий историк и общественный деятель Роман Денисович Мирович собрал уникальный материал о геноциде 1914 года. Это стало делом его жизни, ни одна из его публицистических, исторических и библиографических работ не была опубликована в СССР и не опубликована до сих пор. Он работал в библиотеке Львовского Политехнического института до 1967 года, потом вышел на пенсию и умер в 1971-м. Его фундаментальная работа «Алфавитный указатель жертв австро-мадьярского террора во время Первой мировой войны на областях Галицкой и Буковинской Руси с автобиографическими и библиографическими данными» также никогда не была издана и сохранилась только в виде рукописи и оцифрованных материалов. Это к вопросу о том, как мы знаем свою историю, как мы ценим свою историю и свой народ. Как мы относимся к себе.
