Антон Деникин - Борьба генерала Корнилова. Август 1917 г. – апрель 1918 г.
Будущих форм государственного строя руководители армии (генералы Корнилов, Алексеев) не предрешали, ставя их в зависимость от воли Всероссийского Учредительного Собрания, созванного по водворении в стране правового порядка.
Для выполнения этой задачи необходима была база для формирования и сосредоточения сил. В качестве таковой была избрана Донская область, а впоследствии, по мере развития сил и средств организации, предполагалась вся территория т. н. Юго-Восточного союза. Отсюда Добровольческая армия должна была идти историческими путями на Москву и Волгу…
Расчеты, однако, не оправдались…»
Указав далее мотивы нашего «исхода» с Дона, и, сделав краткий очерк первого кубанского похода, я заканчивал:
«Предстоит и в дальнейшем тяжелая борьба. Борьба за целость разоренной, урезанной, униженной России; борьба за гибнущую русскую культуру, за гибнущие несметные народные богатства, за право свободно жить и дышать в стране, где народоправство должно сменить власть черни.
Борьба до смерти.
Таков взгляд и генерала Алексеева, и старших генералов Добровольческой армии (Эрдели, Романовского, Маркова и Богаевского), таков взгляд лучшей ее части. Пусть силы наши не велики, пусть вера наша кажется мечтанием, пусть на этом пути нас ждут новые тернии и разочарования, но он — единственный для всех, кто предан Родине.
Я призываю всех, кто связан с Добровольческой армией и работает на местах, в этот грозный час напрячь все силы, чтобы немедля сорганизовать кадры будущей армии и, в единении со всеми государственно-мыслящими русскими людьми, свергнуть гибельную власть народных комиссаров.
Командующий Добровольческой армией Генерал-лейтенант Деникин».
23-го в Егорлыцкой я познакомил с «обращением» генерала Алексеева и старших начальников армии, находившихся в станице. «Обращение» не вызвало никаких возражений, и штаб послал большое количество напечатанных в походной кубанской типографии экземпляров его для распространения в Ростов, Киев, Москву и далее по России.
Прошло дня два. Заходит ко мне генерал Марков и смущенно докладывает:
— Среди офицерства вызывает толки упоминание воззвания о «народоправстве» и об «Учредительном Собрании»…
Я только наметил здесь три капитальнейших вопроса, вставшие передо мной в их элементарном отражении — тогда в глухой донской станице, при первом общении с внешним миром: единство фронта, внешняя «ориентация» и политические лозунги.
В дальнейшем ходе событий эти вопросы разрастутся в глубокие внутренние процессы, обволакивающие «белое движение» и в значительной мере лишающие его единства, ясности и, следовательно необходимой силы.
25–30 апреля
Освобождение, Новочеркасска дало мне, наконец, возможность отправить туда раненых. Хотя власти приняли их там не особенно ласково, заявив, что предпочли бы видеть полк здоровых добровольцев… хотя много еще пришлось им испытать невзгод в обедневших и разоренных донских лазаретах, но все это было несравнимо с тем, что они вынесли в походе, и казалось счастьем.
В Егорлыцкой армии предстояло еще одно испытание. После всех переживаний тяжелого похода у всех наступила некоторая реакция; многих тянуло к Ростову и Новочеркасску, где остались родные и близкие; многим просто смертельно хотелось отдохнуть и отрешиться на время от острых впечатлений боя.
Между тем, новая политическая обстановка, допускавшая самые неожиданные возможности, с необыкновенной остротой ставила вопрос о полной необеспеченности армии снабжением, в особенности боевыми припасами. В то же время разведка упорно доносила об огромном и хаотическом движении большевистских эшелонов по линии Ростов — Тихорецкая — Царицын, — движении, закупорившем все узловые станции. Шло массовое перемещение военных материалов, которые могли ускользнуть окончательно из наших рук.
Приходилось организовать набег, чтобы пополнить истощенные запасы.
Назначил днем выступления 25 апреля. Добровольцы поворчали немного и пошли беспрекословно.
Операция заключалась в том, чтобы быстрым маршем захватить узловую станцию Сосыка на Кубани, в тылу той группы большевиков, которая стояла против немцев у Батайска; одновременно для обеспечения и расширения района захвата занять соседние станции Крыловскую и Ново-Леушковскую.[189]
25 апреля Богаевский со 2-й бригадой выступил из Гуляй-Борисовки и взял с бою станицу Екатериновскую; главная колонна — бригады Маркова и Эрдели — сделав 65 верст, заночевала в Незамаевской, занятой без сопротивления.
На рассвете 26-го Богаевский, Марков и Эрдели[190] атаковали тремя колоннами станции Крыловскую, Сосыку и Ново-Леушковскую и, после горячего боя с большими силами и бронепоездами большевиков, все три станции были заняты. Много поездов с военными материалами попало в наши руки. В ту же ночь я перешел с колонной Маркова в станицу Михайловскую, предполагая расширить несколько задачу к северу. Но бригада Богаевского встретила уже упорное сопротивление большевиков, усилившихся подошедшими подкреплениями; добыча не стоила бы новых жертв. И я увел армию без всякого давления со стороны противника, развивавшего только сильнейший артиллерийский огонь, обратно на Дон.
Увозили с собой большую добычу: ружья, пулеметы, боевые припасы и обмундировальные материалы; уводили несколько сот мобилизованных кубанских казаков.
Должен сказать откровенно, что нанесение более серьезного удара в тыл тем большевистским войскам, которые преграждали путь нашествию немцев на Кавказ, не входило тогда в мои намерения: извращенная до нельзя русская действительность рядила иной раз разбойников и предателей в покровы русской национальной идеи…
30 апреля армия стала, наконец, на отдых в двух пунктах: станице Мечетинской (штаб армии и 2-я бригада) и Егорлыцкой (1-я и конная бригады), прикрываясь заслонами от большевиков и от… немцев.
* * *Первый кубанский поход — Анабазис Добровольческой армии — окончен.
Армия выступила 9 февраля и вернулась 30 апреля, пробыв в походе 80 дней.
Прошла по основному маршруту 1050 верст.
Из 80 дней — 44 дня вела бои.
Вышла в составе 4 тысяч, вернулась в составе 5 тысяч, пополненная кубанцами.
Начала поход с 600–700 снарядами, имея по 150–200 патронов на человека; вернулась почти с тем же: все снабжение для ведения войны добывалось ценою крови.
В кубанских степях оставила могилы вождя и до 400 начальников и воинов; вывезла более полутора тысяч раненых; много их еще оставалось в строю; много было ранено по несколько раз.
В память похода установлен знак: меч в терновом ненце.
Издалека, из Румынии на помощь Добровольческой армии пришли новые бойцы, родственные ей по духу.
Два с половиной года длилась еще их борьба.
И тех немногих, кто уцелел в ней, судьба разметала по свету: одни — в рядах полков, нашедших приют в славянских землях, другие — за колючей проволокой лагерей — тюрем, воздвигнутых недавними союзниками, третьи — голодные и бесприютные — в грязных ночлежках городов старого и нового света.
И все на чужбине, все «без Родины»…
Когда над бедной нашей страной почиет мир, и всеисцеляющее время обратит кровавую быль в далекое прошлое, вспомнит русский народ тех, кто первыми поднялись на защиту России от красной напасти.
Примечания
1
К. д-ты требовали создания власти, покоящейся — на общенациональной почве и представленной лицами, — не ответственными ни перед какими организациями и комитетами.
2
Был один раз за 1 месяц.
3
Авксентьев (с.-р.), Скобелев (с.-д.), Пешехонов (н.-с.), Чернов (с.-р.), Зарудный (с.-р.), Прокопович (с.-д.), Никитин (с.-д.).
4
Ольденбург, Юренев, Кокошкин, Карташов (К. д-ты), Ефремов (р.-д.).
5
Доклад Ф. Кокошкина 31 августа.
6
Управляющий — Савинков, начальник политического отделения Степун, комиссар при Ставке — Филоненко.
7
Резолюции 24 июля и 20 августа.
8
Речь в «Совете республики».
9
В начале июля на Юго-западном фронте.
10
Из — Обращения к народу 28 августа 1917 года.
11
Показание следственной комиссии.
12
«Прелюдия большевизма» (англ.). Савинков был, по его словам, против оглашения записки по мотивам необходимости расширить программу военных мероприятий — до размеров общегосударственных и внести в осуществление ее элемент осторожной последовательности.
