Питер Хизер - Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть
Григорий Великий, например, вступил в независимые переговоры с лангобардами только лишь потому, что он не имел выбора: в окрестностях Рима на тот момент не было никаких имперских войск. Его переписка с предельной ясностью дает понять, что его целью стало заставить Константинополь принять решение по защите города, оставив в нем военную часть – дукат (она так называлась, потому что ею командовал dux — военачальник). Это, в конце концов, и произошло, и, несмотря на свои более широкие интересы, Григорий не сделал попытки сойти с орбиты Константинополя. А когда позднее арабы захватили восточные провинции, в которых в основном и сосредоточивались антихалкидонские настроения, дал возможность императорам махнуть рукой на различные попытки прийти к компромиссу – папская власть радушно приняла их в ортодоксальную церковь с распростертыми объятиями. 681 г. был annus mirabilis. Тогда воцарился мир между империей и лангобардами и состоялся VI Вселенский собор в Константинополе, который провозгласил конец монофелитизму. Папская власть на тот момент оказалась готовой остаться на обозримое будущее Византийским патриархатом[269].
Реально изменило ситуацию ухудшение стратегического положения Византийской империи по мере роста ее потерь в войне с арабами. Первыми двумя последствиями этого стали необходимые предварительные условия для «девизантизации» Рима, а третье касалось его действующей силы. Одно предварительное условие оказалось простым. Так как доходы от налоговых поступлений Константинополя уменьшились, наверное, на три четверти ввиду катастрофических потерь, то город был вынужден экономить на каждом фронте, в результате чего – особенно после реформ Григория Великого – папская власть быстро превратилась в официальную организацию, распоряжавшуюся самым большим ежегодным доходом в Риме. Со временем (проследить этот процесс во всех подробностях трудно) папская власть взяла на себя еще больше общественных функций, благодаря которым город продолжал жить: благотворительность, снабжение продовольствием и водой, даже оборонительные сооружения. Официально самым главным человеком в городе оставался имперский dux, но так было в начале VII в., а по прошествии двух поколений и одного арабского вторжения все изменилось.
Однако, чтобы полностью понять ситуацию, необходимо также ухватить суть второго структурного изменения, последовавшего за всеми поражениями, нанесенными арабами. И хотя империя потеряла значительную часть доходов, военная угроза не уменьшилась. Если уж на то пошло, то она на самом деле усилилась, так как необузданный ислам завоевывал и поглощал ресурсы все больших территорий. Таким образом, Константинополю приходилось содержать огромные вооруженные силы, притом что налоговая база сильно сократилась. Чтобы делать это, он отчасти копировал методы, использовавшиеся Теодорихом и королями западных государств-правопреемников, когда раздавались награды сподвижникам-военным, поставившим их у власти над старым римским Западом. По всей империи воинам Константинополя раздавались земельные наделы в качестве важного компонента платы. На самом деле империя сохранила некоторые свои налоговые структуры и периодически осуществляла денежные выплаты военным сверх раздачи земель, но последнее имело важные политические последствия, особенно в Италии. По всей этой византийской территории, разделенной на ряд отдельных военных округов (вроде экзархата вокруг Равенны или дуката, которого Григорий Великий сумел добиться для Рима), то, что начиналось как военные гарнизоны, быстро развилось в местные землевладельческие народные ополчения, руководители которых возглавляли теперь политически главенствующие сообщества землевладельцев в каждом ее регионе. Ввиду того что они по характеру походили на местные вооруженные народные ополчения Франкского королевства, даже если и возникли другим путем, эти сообщества, естественно, разработали политические программы, которые не очень-то имели в виду империю, а были движимы интересами местных землевладельцев. Это произошло повсюду от Неаполя, в дукатах Перуджи и Пентаполиса и даже в экзархате Равенны, но в Риме приняло особую форму, потому что эти землевладельцы (по-латыни proceres и possessores) также стали контролировать выборы папы римского. Когда именно это случилось – неясно, но к середине VII в. дело уже было сделано, и с учетом того, что папство являлось самым богатым и важным общественным институтом в окрестностях, можно понять, почему именно это местное римское сообщество стремилось его контролировать, равно как и управлять дукатом[270].
В чем-то похожая с миром франков к северу от Альп в отсутствие экспансии стандартная настройка византийской Италии склонялась к местным и центробежным политическим программам, так как лишенный большей части своих доходов Константинополь мог меньше предложить этим землевладельческим сообществам в плане позитивных условий и не имел независимых вооруженных сил, чтобы сдерживать их. Тем не менее в 681 г. общее положение этого региона все еще выглядело достаточно прочным. Новый договор с лангобардами и полное признание решений Халкидона предлагали мирный путь к неопределенному имперскому будущему византийской Италии вообще и Риму в частности. Но затем возник третий аспект – исламский фактор, и семена местничества, посеянные по всей византийской Италии, дали поистине необычные плоды.
Произошла простая вещь. Ослабление напора ислама, которое испытывала на тот момент Византия, оказалось краткосрочным, хотя его окончание было более чем отчасти виной императора Юстиниана II. Он попытался вернуть себе часть утраченного за предыдущие пятьдесят лет, начав войну с арабами в 690-х гг., с совершенно катастрофическим результатом. К 710-м гг. исламские армии не только расстроили попытку Византии нанести контрудар, но и сами снова стали на тропу войны, кульминацией которой стала двенадцатимесячная осада Константинополя в 717–718 гг., которая навсегда уничтожила империю. Фактически город выстоял, но лишь едва, и кризис не закончился с провалом осады. Император Лев III (717–741) сделал то, что должен был сделать любой правитель в таких обстоятельствах. В 722–723 гг. он объявил огромное повышение налогов (по имеющимся данным, удвоив их), чтобы попытаться найти средства для укрепления своего восточного фронта, и вскоре после этого провозгласил начало иконоборчества – он и его советники стремились выявить то, что именно так разгневало Бога.
Последствия этого для византийской Италии оказались подобны электрической реакции. Повышение налогов породило огромное недовольство во всех военизированных сообществах землевладельцев. В Риме proceres и possessores использовали папу Григория II (715–731), который объявил, что они отказываются их платить, и открыто взбунтовались. И ввиду отчаянного положения, в котором оказалась империя, имевшая так мало сил, когда в 725 г. наступил момент действовать и экзарх подошел к Риму с армией, которую он сумел собрать, римлянам удалось благодаря собственным ресурсам и небольшой помощи извне найти достаточное войско, чтобы оказать ему сопротивление. В этот момент, более чем в какой-либо другой, и родилась независимая республика Святого Петра – прямая предшественница папских государств, которые в итоге будут ликвидированы в XIX в. благодаря большим и малым наполеонам.
Потребовалось еще несколько лет, чтобы ситуация стабилизировалась и все поняли, что случилось нечто, окончательно и бесповоротно. В конце 720-х гг. в римском землевладельческом сообществе по-прежнему была одна фракция, возглавляемая тогдашним предводителем Петром, которая была готова вступить в заговор с Константинополем, чтобы убрать папу Григория II и восстановить вассальную зависимость по отношению к Византии. Но путч провалился. Провозглашение императором Львом III иконоборчества также сильно продвинуло вперед дело независимости на местах, так как позволило Григорию разыграть религиозную карту пик. Он отлучил императора от церкви и прочитал ему еще одну нотацию о том, что правители не должны вмешиваться в богословие (как до него Геласий; текущая военно-политическая ситуация, очевидно, была такова, что он мог безопасно сделать это). Имелись и потери. В 732–733 гг. император конфисковал все папские земли в Южной Италии, на Сицилии и в Иллирике, которые все еще находились под контролем империи, что папской власти ежегодно стоило, по некоторым данным, 350 фунтов золотом: эти доходы она утратила. Но к середине 730-х гг. пыль улеглась, и появилась новая модель. Местные милитаризованные землевладельцы старого византийского дуката – Рима создали и успешно поддерживали независимую Римскую республику под общим руководством папы, выборы которого они контролировали[271]. Это, безусловно, была революция, но она не имела ничего общего с далекоидущей мечтой превратить папу в действующего главу западной церкви. Скорее, это походило на процесс, движимый какими-то сугубо местными, расчетливыми (трезвыми, практичными) финансово-политическими тайными планами. Действительно, если начать анализировать дальше, то неизбежно можно прийти к выводу, что, взятые вместе, эти различные события раннесредневекового периода на самом деле сократили широкое влияние, которое оказывала папская власть на христианские общины латиноговорящего Запада.
