KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Научные и научно-популярные книги » История » Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

Сергей Нефедов - История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Сергей Нефедов, "История России. Факторный анализ. Том 2. От окончания Смуты до Февральской революции" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

«Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу, к немцам, которые не станут есть всякую дрянь, – писал известный экономист-аграрник А. Н. Энгельгардт. – Лучшую, чистую рожь мы пережигаем на вино, а самую что ни на есть плохую рожь, с пухом, костерем, сивцом и всяким отбоем, получаемым при очистке ржи для винокурен – вот это ест уж мужик. Но мало того, что мужик ест самый худший хлеб, он ещё недоедает. Если довольно хлеба в деревнях – едят по три раза; стало в хлебе умаление, хлебы коротки – едят по два раза, налегают больше на яровину, картофель, конопляную жмаку в хлеб прибавляют. Конечно, желудок набит, но от плохой пищи народ худеет, болеет, ребята растут туже, совершенно подобно тому, как бывает с дурносодержимым скотом… Имеют ли дети русского земледельца такую пищу, какая им нужна? Нет, нет и нет. Дети питаются хуже, чем телята у хозяина, имеющего хороший скот. Смертность детей куда больше, чем смертность телят, и если бы у хозяина, имеющего хороший скот, смертность телят была так же велика, как смертность детей у мужика, то хозяйничать было бы невозможно. А мы хотим конкурировать с американцами, когда нашим детям нет белого хлеба даже в соску? Если бы матери питались лучше, если бы наша пшеница, которую ест немец, оставалась дома, то и дети росли бы лучше и не было бы такой смертности, не свирепствовали бы все эти тифы, скарлатины, дифтериты. Продавая немцу нашу пшеницу, мы продаём кровь нашу, то есть мужицких детей».[1223]

Вывозился не только хлеб, но и другие продукты. «По головам голодавшего русского центра, – писал известный публицист И. И. Колышко, – неслись к Риге, Либаве, Одессе поезда с сибирским маслом, яйцами, мясом… Русским сахаром откармливала Англия своих свиней, а великоросс пил чай вприглядку. В Берлине в дни привоза русского мороженого мяса и птицы немцы обжирались ими до отвала, а великоросс ел мясо лишь по двунадесятым праздникам».[1224] «Лозунг „не доедим, а вывезем“ был не пустым лозунгом, ибо рост внутренних цен был связан с ростом мировых цен, – писал известный экономист Н. П. Огановский. – Не только крестьяне центральных районов перманентно недоедали, не только производители яиц и птицы сами в рот их не брали… Главные сельскохозяйственные продукты шли за границу: половина товарного зерна, 3/4 льна, яиц, половина масла. Отсюда ужасающая смертность детей, отсюда сила эпидемий, отсюда глухое недовольство масс, постоянная борьба всеми доступными крестьянам способами с помещиками и начальством и стихийные вспышки бунтов – предвестники революционной грозы».[1225]

Крупный неурожай, естественно, повышал уровень цен, и вывозить хлеб становилось менее выгодно, чем продавать его на месте. Однако средний уровень цен в Европе почти вдвое превышал средний уровень цен в России. Этот диспаритет цен был вызван не тем, что европейское население больше, чем русское, нуждалось в хлебе, а тем, что в богатой Европе было больше валюты, золота и серебра. В конце XIX века на каждого жителя Франции приходилось 32 доллара в драгоценных металлах, а на каждого жителя России – 7 долларов.[1226] Богатые нации могли платить за хлеб больше, чем русское население, и хлеб, производимый в помещичьих и отчасти в зажиточных крестьянских хозяйствах, уходил за границу, несмотря на то, что бедняки голодали. В 1860-х годах пуд ржи стоил в Германии 93 коп., а на Черноземье – 45 коп., в 1880-х годах соответственно 112 и 65 коп..[1227] По железнодорожному тарифу 1889 года стоимость перевозки до порта Либавы составляла 23 коп., до германской границы – около 25 копеек. Вследствие разницы цен, намного превосходившей цену транспортировки, хлеб было выгодно вывозить даже в относительно неурожайные годы, до тех пор, пока создавшаяся в результате вывоза нехватка продовольствия не компенсирует разницу в ценах. Рыночный механизм работал таким образом, что в России создавалась нехватка продовольствия. Мировой рынок работал как насос, выкачивающий из России ее богатства: хлеб, масло, лес, лен, пеньку и другое сырье.[1228]

рис. 6.3. Динамика цен на рожь в Центральном районе (в граммах золота за пуд).[1229]

Таким образом, в России сформировался новый, типичный для восточноевропейской «фольварочной» экономики, круг товарообмена, в котором зерно, производимое на помещичьих полях, обменивалось на импортные предметы потребления. Так, например, в 1907 году было вывезено хлеба на 431 млн. руб.; взамен были ввезены высококачественные потребительские товары для высших классов на 180 млн. руб.[1230] и 150–200 млн. руб. составили расходы «русских путешественников» за границей (многие представители русской знати постоянно жили во Франции).[1231] Для сравнения, в том же году было ввезено машин и промышленного оборудования на 40 млн. руб., сельскохозяйственной техники – на 18 млн. руб.[1232] В 1913 г. было вывезено хлеба на 654 млн. руб., расходы «путешественников» (по минимальной оценке П. Грегори) составили 324 млн. руб., ввоз машин и промышленного оборудования – 110 млн. руб.[1233] Таким образом, на нужды индустриализации шла лишь небольшая часть доходов, полученных от хлебного экспорта.

6.2. Уровень производства и потребления

Как отмечалось выше, в первой половине XIX века в соответствии с мальтузианской теорией рост и уплотнение населения сопровождались падением потребления, и в 1850-х годах потребление приблизилось к минимально возможной норме. В стране (в особенности в центральных областях) ощущалась нехватка хлеба, и резкий рост вывоза в таких условиях мог привести к голоду. Однако Россия избежала продовольственного кризиса, и, по-видимому, главной причиной улучшения экономической ситуации стало освобождение крестьян: использование свободного труда стимулировало расширение посевных площадей и совершенствование земледельческой технологии, что приводило к росту урожаев.

Рост производства хлеба был неравномерным по регионам. Наиболее впечатляющий прогресс был достигнут в южном степном Причерноморье. Это был район новой колонизации, и освоение этих земель было одним из важнейших факторов экономического развития пореформенной России. Именно колонизация Юга в значительной степени объясняет не только рост посевных площадей, но и рост средней урожайности по Европейской России.[1234] За полвека хлебное производство этого региона увеличилось в 7 раз и достигло 0,7 млрд. пудов (22 % общероссийского производства). Чистые сборы на душу населения достигали 44 пудов.[1235] В 1895 году 73 % производившегося в этом регионе товарного хлеба вывозилось за границу через черноморские порты.[1236]

Совершенно иной характер имело развитие Центрального региона. Здесь уже давно были освоены все удобные земли, наблюдалось истощение почв, урожайность оставалась низкой, и сбор хлебов сохранялся на уровне 0,2 млрд. пудов. В расчете на душу населения чистые сборы к началу XX века уменьшились до 11 пудов; район не обеспечивал себя продовольствием и жил в значительной части за счет ввоза из других областей.[1237]

В Черноземном районе в 1860–1880 годах наблюдался небольшой рост, который затем сменился стагнацией. Практически все пригодные земли были распаханы, и урожаи не росли вплоть до начала XX века, когда наметилось некоторое оживление сельскохозяйственного производства. Однако, несмотря на это оживление, рост населения привел к уменьшению душевых чистых сборов до 26 пудов.[1238]

Статистические сведения о посевах и сборах в начале рассматриваемого периода опираются на материалы губернаторских отчетов, а после 1883 года – на данные Центрального Статистического Комитета МВД. Как отмечалось выше, губернаторские отчеты занижали валовой сбор, и некоторые специалисты считали необходимым введение «поправки Фортунатова» в 7 % – таким образом, мы используем эту поправку для данных до 1883 года. Точность данных ЦСК также подвергалась сомнению в отдельных работах,[1239] однако более детальные исследования показали, что во всяком случае с конца XIX века они «устанавливали уровень урожая очень близко к действительности».[1240] Радикальное улучшение статистики было достигнуто с 1893 года, когда ежегодно стал производиться сбор сведений о посевных площадях Что же касается данных за 1880-е годы, то специалисты из «Комиссии 1901 года» считали их несколько заниженными.[1241] Занижение было связано с тем, что в этот период для исчисления урожаев использовались посевные площади, определенные в 1883 году, то есть прирост посевных площадей не учитывался.[1242]

Необходимо отметить также, что при построении продовольственных балансов, подобных приведенному в таблице 6 1, исследователи сталкиваются с трудностям, возникающими из-за невозможности учета некоторых факторов. В частности, отсутствуют полные данные о вывозе хлеба в Польшу и Финляндию, о привозе из Сибири, о производстве хлеба на Северном Кавказе и о доле этого хлеба в общем вывозе (которая в 1890-х годах стала существенной). Учет этих факторов (как показывают данные начала XX века), по-видимому, уменьшил бы цифру вывоза из Европейской России примерно на 40 млн пудов,[1243] что привело бы к увеличению душевого потребления в 1890-х годах на 0,4 пуда.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*