Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)
находились в обстоятельствах крайне затруднительных. 9 сентября отправился к
Хмельницкому Маховский, а 10 в походном , дневнике записали они следующее:
„Сегодня мы двинулись из-под Василькова к Германовке, и остановились над селом
Троского, куда приходит к нам известие, что неприятель вырезал Паволочь. Гарнизон
пана старосты калусского должен был отступить к Котельве, потеряв 10 человек
пехоты. Хвастов также заняли 1.400 Козаков, которые побили много нашей челяди, а
мы со всех сторон окружены неприятелем “.
С своей стороны и Хмельницкий играл в кровавую игру на последние свои
средства. Под 11 сентября в походном панском дневнике читаем:
„Хмельницкий прислал двух Козаков под Киев, наказывая перемирие и на воде и на
суше. И так около Киева остановилась война; а то козаки начали было уже наступать на
литовское войско с днепровских островов, и оторвали три байдака, хотя и сами
потерпели не малую шкоду: ибо их поражали из пушек от Никольского монастыря, и
затопили девять чаек с народом. Те же два козака отправились к Лоеву и Любечу,
объявляя перемирие, чтобы козаки перестали осаждать тамошние литовские ИИОЛКИ“.
Сентября римского 12 панское войско взяло полторы миди в сторону нод Копачов
ради воды. Там козацкий язык дал панам знать, что Хмельницкий стоит на Ольшанке, и
Татары там же. Один Татарин, в панцире, прискакал на бахмате, для того чтобы сказать
о многом Потоцкому; но челядь убила его из-за панциря и бахмата. Языки показали,
что множество скота не позволяет Орде думать о битве; что Хмель стоит на урочище
Рокитна; что козаки требуют от него мира, и все ропщут на Татар за похищение у них
жен и детей. Далее дневник рассказывает характеристический случай:
„Несколько десятков Козаков застали 20 человек нашей челяди в пасеке. Челядь
бросилась в рассыпную. Одного поймал иозак, содрал с него контуш и кричал: „На що
вы псуєте землю? на що лупите пасики? Мы знаємо, що в вас протрубили—не псувати,
не палйти, пасик занехати.“ Челядь стала оправдываться: „Мы де не знали об этомъ“,
Козаки отвечали: „Старши сказали нам, що
316
.
вже мир бде; вы земли не псуйте". Тут заметили козаки одного чужеземца между
челядью, начали колотить самопалами и рвать на нем волосы с криком: „А ты на що
землю псуёш? Инша (рич) Ляхам, а ишша вам: бо ты чоловики позьиченый,—и,
оборвав на нем волосы, отпустили".
Сентября 13 становился Потоцкий под Германовкою, а литовское войско, прийдя
из-под Киева, расположилось в полумиле. Войска соединялись перед козацкимя
послами, которые прибыли с Маховским. Козаки хвалились, будто бы у них 40.000
Татар; но Маховский выведал, что всего только 6.000. „Разсказывал Маховский"
(говорит походный дневник) „о сделанном ему довольно почтительном и пристойном
приеме, и какие разговоры и шутки были с обе* их сторон, также и о разладе с Ордою,
и о Берестечской войне, как она сделала страшным королевское имя... Между прочим
сама червь признавала, что под Берестечком одна королевская пуля была сильнее сотни
козацких; что когда в пятницу били из пушек, то мы едва не провалились в землю; как
хан постыдно бежал, хотя клялся Магометом, что вернется за две мили. Хмельницкий
же сам шутя советовал пану Краковскому жениться, как сделал он: „бо тим робом
скбрше буде мир: бо и я, и вин хапати мемось до жинок; а поки будемо вдовцами, дак
бильше битимемось, аниж седитимем тихо". Когда Маховский отдавал коммиссарский
лист, Хмельницкий менялся в лице, и был очень огорчен, что ему паны коммиссары не
дали гетманского титула; а полковник Джеджалла тотчас начал браниться и кричать,
что „не годилось так боронити нашому добрбдиеви гетьманського титулу". Но
Маховский так успокоил их рациями и примерами, что все замолчали и, насторожив
удш (podniesionemi uszami) слушали тот лист, а по прочтении его я по удалении
сторонних (semotis arbitris), предложил Маховский Хмельницкому разрыв с Ордою. К
этому он отнесся сомнительно и подозрительно, обещая лучше вместе с Ордой идти на
Турок. Три часа препирались они об Орде. Маховский несколько раз порывался
отъехать, ничего не сделавши; но Выговский задержал его, и с ним опять спорили часа
три, Маховский обнадеживал его королевскою милостью и восстановлением чести его
на сейме, если приведет Хмельницкого к войне с Татарами. Ибо Выговский владеет
сердцем и умом (posiada cor et mentem) Хмельницкого, и распоряяиается им, как отец
сыном. После того заперся Выговский с Хмельницким и так долго усиливался навести
его на лучшие мысли, что дошло у них даже до ссоры, и уже Выговский уходилъ
.
817
с досадою, но Хмельницкий упросил его вернуться. Тогда приступили к другому
вопросу,—чтобы сам Хмельницкий явился с Выговским в наш лагерь для трактатов,
доверившись нашему слову; что они, вероятно, и сделали бы, но чернь и полковники
ни под каким видом на это не соглашались, говоря, что опасаются, как бы они не
остались так в ляшеском войске, как и Крыса под Берестечком; а когда Маховский
никоим образом не хотел отступить от этого поручения, Выговский почти на коленах
просил его, чтобы съезд коммиссаров с козацкими депутатами был назначен в Белой
Церкви: ибо и в поле нельзя было безопасно трактовать в виду своевольной Орды. Для
большего удостоверения панов коммиссаров, Хмельницкий присягнул со всеми
полковниками, на кодевах с поднятыми пальцами, сохранить данное слово*.
После долгих совещаний, паны решили— вручить коммиссарам креденс к
Запорожскому Войску и 24 пункта, о которых они должны будут трактовать.
Коммиссары отправились 16 сентября в Белую Церковь, под прикрытием двух полков и
500 драгун, с тем чтобы с ними остались только драгуны. То были: киевский воевода
иѴдам Кисель, смоленский воевода Кароль Глебович, литовский стольник Викентий
Гонсевский и брацлавшй подсудок Казимир Косаковский. Глядя на богатство, как на
внушительную эмблему силы и власти, они взяли с собой скарбовые возы, не
сообразив того, что в козаках и Татарах эта выставка, вместо уважения к послам,
возбудит жажду к поживе.
По отъезде коммиссаров, паны тотчас увидели, с кем имеют дело. На панский лагер
наскочили Татары, в числе 1.000 коней, и „сделали не малую шкоду в челяди*:
нахватали людей и лошадей. Пустились жолнеры в погоню, но настигли одного только
хищника, который показал, что пришел Карач-бей с 4.000 Татар, а другие отряды
стягиваются, но хана и султан-галги не будет, и едвали придет больше Орды. Между
тем козаки'выказывали крайнее ожесточение к панам, и кричали со всех сторон: „Чего
ци бунтовникй Ляхи прийшлиї сюдьи? Вже ж король .вернувсь. Се вже не ваша земля, а
царська*. Даже мужикам, остававшимся в тылу панского войска, козаки грозили, что
будут истреблять и их самих, и их имущество, а Паволоч, разделившуюся на ся между
хмельничанами и панщанами, намеревались „пустить с дымом к небу*.
Коммиссары не возвращались из козакотатарского омута, и не было никакой вести о
них. На другой день панский подъезд не
818
.
мог узнать о них ничего, а нашел только в поле воткнутый в землю шест с запиской
на литовском языке. Коммиссары просили Радивила поскорее прислать сильный
конвой и спасать их от бунтующего хлопства.
Записка встревожила все войско. Паны горько раскаивались в своем доверии к
варварам. Немедленно был отправлен к Белой Церкви полевой гетман со 130 хоругвями
для обеспечения коммиссаров. Никто не вышел к ним из города, и отправленные в
город посланцы не вернулись, а между тем козаки подступили к Белой Церкви табором,
и хоругви, проголодавшись, вернулись в великой тревоге. Был уже вопрос о том, чтобы
двинуться вперед всем войском и биться за коммиссаров на пропалую. Но сперва
отправили письмо к Адаму Киселю, чтоб осведомиться, живы ли коммиссары. В
беспокойстве, в мучениях стыда и раскаянья прошли целые сутки. Но в полдень
пробежал гонец с известием, что коммиссары возвращаются, только Татары насели на
их конвой, и они просят помощи. Бросилось все войско к лошадям и оружию.
Навстречу коммиссарам выскочило тысячи три коронных и литовских охотников,
выступила в поле пехота и рейтария полками, а вместе с ними и множество челяди,
которой при коронном войске насчитывали не менее 15.000, да при литовском было
наверное 6.000.
Коммиссаров благополучно встретили на пути; но скарбовые возы их разграбили
уже Татары и козаки, так что коммиссары потеряли все свое имущество, и остались
