Сергей Мельгунов - Судьба императора Николая II после отречения
После ухода Яковлева Кобылинский поделился с семьей своим впечатлением, что Царя хотят увезти в Москву. «Тогда Государь сказал: “Ну это они хотят, чтобы я подписался под Брестским договором. Но я лучше дам отсечь себе руку. Чем сделаю это”. Сильно волнуясь, Государыня сказала: “Я также еду. Без меня его заставят что-нибудь сделать, как раз уже заставили”. Безусловно Государыня намекала на отречение Государя от престола». Все свидетели-очевидцы, прошедшие перед следствием, рассказывали о мучительном волнении, охватившем А.Ф., которая боялась оставить больного сына и отпустить Царя одного. Ей приходилось выбирать между сыном и мужем: «Его увозят одного потому, что они хотят отделить его от семьи, чтобы попробовать заставить его подписать гадкую вещь под страхом опасности для жизни всех своих, которых он оставит в Тобольске. Как это было во время отречения в Пскове…» «Я чувствую, – повторяла А.Ф. Жильяру, – что они хотят заставить его подписать мир в Москве. Немцы требуют этого, зная, что только мир, подписанный Царем, может иметь силу и ценность в России. Мой долг не допустить этого и не покинуть его в такую минуту». Когда через час Кобылинский снова пошел в «дом», чтобы осведомиться, кто именно поедет (Яковлев сказал, что ему «все равно, лишь бы немного брали вещей»), он узнал, что помимо А.Ф. с Царем едут Мария Ник., Боткин, Долгоруков, камердинер Чемодуров, лакей Седнев и девушка Демидова. Кобылинский подчеркивает, что в этот день он не был больше в «доме» [313].
Поздно вечером Яковлев собрал отряд и объявил солдатам, что он увозит Царя, прося это держать в секрете. Заявление Яковлева смутило солдат. «Заметно было, что они потрухивали за себя: как бы потом чего не было», – показывал Кобылинский. – Они стали говорить Яковлеву, что необходимо, чтобы и они сопровождали Государя». Яковлев отклонил это, ссылаясь на то, что его отряд надежный, но пошел на компромисс. Был выбран маленький отряд из нашей охраны в 6 человек, который должен был сопровождать Царя до места назначения.
Несколько иной оттенок собранию дает Авдеев: «Солдаты старой охраны выступили на собрании с демагогией против большевиков, с заявлением, что они имеют сведения, что уральцы собираются сделать нападение на бывшего Царя и что всем этим руководит Заславский, и требовали, чтобы Заславский явился на собрание. Яковлев же уверял, что уральцы работают теперь под его подчинением и что никаких сепаратных выступлений он не допустит. Заславский все же был приглашен на собрание и заявил, что если монархисты попытаются освободить б. Царя, то они встретят в уральцах такое сопротивление, которое отобьет им всякую охоту. Это заявление не понравилось Яковлеву, да и из солдат б. охраны кое-кто начал дебоширить». Кобылинский также упоминает об инциденте, относя его к 11 апреля, и называет это заседание «судбищем» над Заславским. С речью против Заславского выступил представитель Омска Дегтерев, обвиняя его в том, что он искусственно нервирует отряд, создавая ложные слухи, что царской семье угрожает опасность, что под губернаторский дом ведутся подкопы и пр. Заславского ошикали, и он удалился.
Вероятно, тогда произошло и ночное совещание уральцев, о котором рассказывает Авдеев. «На этом совещании Заславский предложил организовать по дороге в Тюмень близ Ивелова засаду вооруженной группы, которая на всякий случай могла бы служить подкреплением. Некоторые предлагали еще, чтобы вблизи Яков-леса и бывшего Царя всегда были уральцы, чтобы вовремя принять решительные меры. Также решено было при увозе из Тобольска бывшего Царя вместе с Яковлевым направить Заславского, Авдеева и отряд Бусяцкого, а Хохрякова оставить в Тобольске до вывоза остальной части семьи. До сих пор Яковлев действовал как бы в полной солидарности с уральцами, но на другой день (12 го) поздно вечером вызвал к себе в гостиницу Авдеева и попросил его рассказать, что за совещание было у уральцев и какие вынесены решения. Авдеев ответил, что «никакого совещания не было, была частная беседа, и решения быть не могло». «Тогда Яковлев сообщил мне, что уже отдал приказ об аресте Заславского и его друзей. Я сказал, что он напрасно это делает, так как его информировали неправильно… Отпуская меня, Яковлев заявил, что он мне вполне доверяет и прочее… Обо всем я постарался скорее рассказать Хохрякову». «Почему не был арестован Заславский этой ночью – не знаю, но на утро, в 4 часа, когда уже подавались подводы для снаряжавшегося поезда, Яковлев дал мне распоряжение, как только я встречу Заславского, немедленно его арестовать и препроводить к нему, также должен этот приказ передать поставленным отрядам по дороге и на станциях. Этого распоряжения, – добавляет Авдеев, – я не передал никому и, кроме того, предупредил через Хохрякова Заславского».
Рано утром к подъезду губернаторского дома были поданы сибирские «кошевы» – плетеные тележки на длинных дрожках[314], на которых и разместились отъезжающие и их сопровождавшие. Несколько подвод были с вещами. Полное разноречие получается при определении количественного состава отряда, который сопровождал комиссара на обратном пути. Следствие глухо говорит, что Яковлев оставил большую часть своего отряда в Тобольске. «Впереди и сзади было несколько подвод с солдатами нашими и пехотой из яковлевского отряда, причем на этих подводах было два пулемета и конская охрана из отряда Яковлева» (Кобылинский). «Помимо красногвардейской пехоты, разместившейся с тремя пулеметами на экипажах, впереди и сзади ехала кавалерия под командой тов. Зенцова. Кроме того, впереди шла разведка из 6 человек красногвардейцев» (Авдеев). Сам Авдеев ехал верхом возле Яковлева «на случай передачи распоряжений по цепи» – по отметке Николая II. Заведовал всей охраной до Тюмени прибывший вместе с Яковлевым Гузанов. Значительно скромнее всю эту охрану определяет царский дневник: 8 стрелков и конный конвой в 10 человек.
Трудно отделаться от определенного впечатления, что главной опасностью в глазах комиссара являлся Тобольск – и на первом месте стояли не козни уральцев, а беспокойство, что отряд особого назначения может не выпустить Царя.
2. Рождение легенды
Предположения Кобылинского об увозе Николая II в Москву и всеобщее убеждение, что вопрос идет о ратификации брестского мира, послужили основой для легенды, которую следствие пыталось обосновать и последующими фактами. Комиссар Яковлев – немецкий агент (немецкий шпион, по выражению Боткиной-Мельник). Он был послан центральной властью по настоянию немецкого представительства, и миссия его реализовала план, намеченный новыми властелинами в России в отношении Царя. Этого нельзя не видеть, если «вдумчиво» отнестись к тому, что делал Яковлев в Тобольске. Немецкий план в корне расходился с предположениями «уральцев», желавших захватить Николая II в свои руки. Поэтому еще задолго до прибытия чрезвычайного комиссара из центра та же немецкая рука предварительно направила из Омска силы, которые могли бы противодействовать начинаниям екатеринбуржцев. Для следствия было очевидно, что «действия Дуцмана, Демидова, Дегтерева, Хохрякова и Яковлева связаны одной и той же цепью». Соколов называет первого большевистского представителя Тобольского совета, ставленника екатеринбуржцев, матроса Хохрякова соподвижником Яковлева. «Нет сомнений» для него, что и Соловьев «одним общим действием… был связан с Демьяновым». Тюмень и Омск – два звена одной и той же цепочки; немецкая агентура препятствовала «русским людям» освободить Царя в период брестских переговоров: освобожденный Царь, как символ народной воли и единства, мог помешать «похабному» миру. В Тобольске Николай II был как бы под наблюдением немцев. После Бреста Царь стал уже опасен немцам именно своим пребыванием в Сибири. И «они сами увезли его, когда опасность их интересам стала реальной. Если Государь и после отречения от престола призывал к борьбе с врагом, мог ли враг оставить его и его сына там, где для него снова возникали угрозы восстановления фронта, возникновения былой русской мощи в лице русской армии, на знамени которой всегда были начертаны слова “Великая Россия”, пока она была императорской! Цель увоза несомненно носила политический характер, но она была не положительной, а отрицательной: не допустить, чтобы Государь остался в обстановке, опасной для немцев. Немцы увозили его ближе к расположению своих вооруженных сил на территории России, в Екатеринбург».
В подтверждение Соколов ссылается на слова кн. Долгорукова, расставшегося с Царем только в Екатеринбурге у дверей Ипатьевского дома – Долгоруков в тюрьме говорил, что Яковлев вез Царя в Ригу.
По мнению следователя, сам Государь думал иначе – «он полагал, что им и его сыном хотят воспользоваться в положительных целях». В «данных следствия» Соколов не нашел подтверждения для такого взгляда, и он вынужден интерпретировать интимные мысли Николая II. В каких же «положительных целях» хотели им воспользоваться? «Дело было, конечно, не в Брестском договоре, который стал уже фактом… Царь думал, что немцы, желая создать нужный им порядок в России, чтобы, пользуясь ее ресурсами, продолжать борьбу с союзниками, хотят через него дать возможность его сыну восприять власть и путем измены перед союзниками заключить с ними соглашение».
