Евгений Анисимов - Петр Великий: личность и реформы
Но что же дальше? Ясно, что выход в Балтику нужен был Петру не для удовлетворения своего тщеславия и даже не для восстановления справедливости. Петр был сыном своего времени – времени господства в умах государственных деятелей концепций меркантилизма и протекционизма. Государство должно обогащаться, накапливая золото и серебро, что достигается активным торговым балансом, преобладанием вывоза над ввозом, – в таком кругу идей вращалась мысль меркантилистов. Петр, как мы знаем, придавал огромное значение развитию торговли как основы могущества государства и благосостояния подданных. Он считал, что отсутствие у государства морских пристаней, через которые оно может вести торговлю, – явление ненормальное. Уподобляя государство живому организму (частый прием в философии механицизма), он пишет, что пристани, «сию артерию, может здравее и прибыльнее сердце гасударственное быть…». Поэтому можно говорить о доминанте торговой политики в общей системе внешней политики России после Ништадтского мира. Именно с этой доминантой связаны многие направления петровской дипломатии. Наиболее существенным был так называемый «зундский вопрос». Суть его состояла в том, что Дания с давних времен взимала с кораблей, проходящих по проливам Зунд и обоим Бельтам, пошлину. Швеция имела льготу, и ее корабли могли беспошлинно проходить проливы. 7 ноября 1721 года русский посол А. П. Бестужев-Рюмин (будущий канцлер России при Елизавете) предложил Петру воспользоваться одной из статей Ништадтского договора, согласно которой отошедшие к России прибалтийские города сохраняли все свои привилегии и права, в которые входило и право свободного прохода через Зунд. Иначе говоря, товары из Петербурга облагались пошлиной, а из Риги, Пярну или Ревеля – не облагались. Петр сразу же ухватился за идею Бестужева. По его заданию А. Остерман ответил послу, что Петр «не токмо вашего благородия доношение всемилостивейше апробовал и похвалил, но и в приложенном указе повелел вам о том при дацком дворе формально домогаться… Дело собою явно: оные провинции всегда сию привилию имели, и его королевское величество дацкое по справедливости в том отказать не может…».
Часто мы не можем проследить завязку того или иного международного конфликта: источники или не сохранились, или их вообще не было. Здесь же конфликт начался с конкретного письма посла и ответа на него. Иной читатель усмехнется: подумаешь, конфликт! Но все измеряется в масштабах своего времени, и для Балтийского региона «зундское дело» целых шесть лет было одним из важнейших, ибо в нем были замешаны могущественные державы, и в первую очередь Россия. Силу ее ценили и боялись. Французский посол в России Ж.-Ж. Кампредон писал своему правительству о Петре, что «при малейшей демонстрации его флота, при первом движении его войск ни шведская, ни датская, ни прусская, ни польская корона не осмелятся ни сделать враждебного ему движения, ни шевельнуть с места свои войска… Он один из всех северных государей в состоянии заставить уважать свой флаг».
Беспокойство в Копенгагене после соответствующих демаршей Бестужева было велико, ибо к «зундскомуделу» Петр привязал уже известный читателю «голштинский вопрос». Об этом так говорилось в письме Остермана Бестужеву «Ваше благородие можете дацкому двору при сем случае приличным образом внушить, что хотя у Его царского величества как от герцога Голштинского, так и от многих других и сильных держав, которые за него, герцога, заступают, довольные домогательства чинятся, дабы его величество в какие королю дацкому противныя меры привесть, однакоже Его царское величество, оставя все двора дацкого прежние к нему несклонные поступки, до сего времени не токмо от сего удалялся, но и его, герцога, и других от оного удерживал и весьма готов и склонен с Его королевским величеством в неотменной доброй дружбе пребывать, токмо б с страны Его королевского величества взаимно к нему поступлено было и Его королевское величество ныне имеет случай Его императорское величество при таких полезных и добрых сентиментах удержать и утвердить, когда в сей его справедливоя претензии (то есть пропуске через Зунд без пошлин. – Е. А.) ему надлежащее удовольство покажет». Легкий оттенок шантажа отчетливо виден в изящно изложенном тексте: удовлетворите наши зундские претензии – не будем поддерживать Голштинского герцога в его притязаниях на возврат Шлезвига, или будет наоборот. Эти демарши предполагалось подкрепить иными средствами. Бестужев писал из Копенгагена по этому поводу в 1722 году: «От Вашего величества зависит, ежели в том твердо стоять и чрез экипирование флоту и протчих подвигов воинских, здешной двор в неотменной уторопливости содержать…» В планах активной, если не сказать – агрессивной, политики «голштинский вопрос» был необычайно плодотворен. Он позволял держать в «неотменной уторопливости» Данию, ибо, гранича с ней на юге, Голштиния постоянно угрожала ее мягкому подбрюшью. Беспокоили Данию и разговоры о возможности прорытия канала из Балтийского моря в Северное (будущего Кильского) и создании порто-франко для русских товаров. Это было бы серьезным ударом по экономике Дании, ибо сборы зундской пошлины составляли важную статью ее дохода. К тому же Голштинский герцог Карл-Фридрих являлся, как мы помним, племянником бездетной королевы Швеции Ульрики-Элеоноры, поэтому Россия активно поддерживала голштинскую партию в Стокгольме, которая мечтала увидеть его на шведском престоле. Как известно, в 1720 году в Швеции был ликвидирован режим абсолютизма, к власти пришла родовитая аристократия. Россия в лице Петра и его резидентов не упускала возможности вмешаться в дела Швеции, активно поддерживая аристократических «республиканцев», ибо в отсутствии сильной единодержавной власти Петр видел самый надежный залог того, что в Швеции не окрепнет реваншизм, и, увлеченная борьбой группировок, ослабленная политически и экономически, она не будет опасна России. Поразительно, но одним из условий Ништадтского договора был пункт, согласно которому Россия обещала не только не интриговать против строя, возникшего после олигархической «революции» 1720 года, но и «все, что против того вознамерено будет и его царскому величеству учинится, всяким образом мешать и предупреждать искать изволит». Такая позиция могущественного соседа весьма импонировала шведской знати, только что укрепившейся у власти. Поэтому, когда начались переговоры о заключении союза, русские представители поставили условие, что если шведы не будут искать иного наследника престола, кроме герцога Голштинского – жениха Анны Петровны, то «мы не токмо но Нийштатскому трактату уже должны содержать, но и все то, что чины государственные еще вяшще для содержания своих прерогатив и вольностей и когда постановя в вечное время гарантировать будем». Следствием этих переговоров стал оборонительный союз России и Швеции сроком на двенадцать лет, подписанный 11 февраля 1724 года, – документ, уникальный для истории (в целом враждебных) русско-шведских отношений. Петр в этой ситуации проявил себя как тонкий дипломат и, будучи в целом политиком возможного, достиг невозможного: втянул своего вчерашнего непримиримого врага в союз, выгодный прежде всего России, ставшей подлинной властительницей Балтики. Как часто бывает, суть соглашения была заключена в секретных артикулах. В первом из них предусматривалось, что Швеция и Россия будут добиваться для Голштинии возвращения Шлезвига, во втором – что Россия и Швеция должны приложить все усилия к тому, чтобы «польскую республику стараться защищать при древней ее вольности, отвращая все противныя в таковом деле предприятия и замыслы». Говоря проще, российский император так же, как и в случае со Швецией, выступал против абсолютистских поползновений Августа, радея о сохранении режима дворянской республики в Польше, ибо это не позволяло Польше усилиться и оказать сопротивление возрастающему влиянию России в польских делах. Нужно помнить, что на протяжении почти всей Северной войны русские войска не покидали пределов Речи Посполитой, активно влияя на ее политическую ориентацию. Вот типичный указ Петра от 2 5 августа 1716 года: «Господа Сенат! Доносил нам посол князь Григорей Долгорукой, что при нынешнем состоянии дел в Польше и когда конфедераты, несмотря чрез наше посредство от короля им позволенныя полезныя кондиции, примиритца с оными не хотят, но по шведским факциям возмущение продолжают, и того ради интересом нашим потребно есть в Литву послать от Смоленска некоторое число войск, чтоб оныя с той стороны, а генерал Рен от Киева вступя, соединясь с доброжелательными нам, те неспокойные могли к миру принудить».
Немаловажным был третий артикул мирного договора: Россия разрешала Швеции беспошлинный вывоз хлеба, пеньки, льна и мачтового леса. Союз со Швецией стал мощным оружием против влияния в северном районе Англии, утратившей прежние прочные позиции в Стокгольме, и особенно против Дании, упорствовавшей в собственной трактовке зундских пошлин. Причем важно отметить, что Россия не была последовательно враждебна к Англии. Петр был готов к урегулированию отношений на какой-то паритетной основе, на признании сфер влияния на Балтике. В целом же русская политика на Западе после Ништадта отличалась активностью, особенно в Германии, где сходились интересы сразу нескольких крупных держав.
