Владимир Колесов - Мир человека в слове Древней Руси
Но был еще и четвертый путь в развитии терминологии, который связан с правом власти: не гражданская, военная или государственная, а верховная — вождь как идейный вдохновитель движения или большого национального дела. Тут важны были не чины, не сан, не высшее место в официальной иерархии, а личные качества человека, безусловно выдающегося. Понятие о «вожде» возникало и формировалось в термине постепенно, по мере того как понятие о «личности» выделялось из расплывчатого представления о «лице».
Вполне естественно, что в средневековых условиях идейного дуализма и в таком обозначении конкурировали два термина, это слова глава и вожь.
Довольно рано слово глава стало обозначать «вдохновителя» какого-то дела, скорее всего под влиянием «образа» византийского слова kephalḕ, для которого свойственны значения и "голова" и "глава". Митрополит Никифор, грек, в 1121 г. обращался к Владимиру Мономаху, великому князю киевскому (он тоже знал греческий язык), со словами: «К тобѣ, добляя глава наша, и всеи христианьстѣи земли слово се есть!». Слово глава можно истолковать здесь как "вершина", как "руководство достигнутым, сделанным, отвоеванным". Иногда его можно было понимать и в прямом смысле; вот как говорит Епифаний Премудрый о Сергии Радонежском: «Вся убо сиа чудная она глава добрѣ устрои» (Жит. Сергия, с. 368), здесь как будто отражена игра слов; но это вовсе не значит, что Сергий, игумен, — «голова», он — «глава» всему.
В литературе можно найти указания на то, что в древности у индоевропейцев представление о божественной власти метафорически обозначалось с использованием образа «головы» (Бенвенист, 1969, II, с. 35 и сл.). «Глава» в отличие от «вождя» — руководитель скорее духовный, чем политический или военный; глава воплощает обычно не только исполнительную, но и законодательную власть (там же, с. 15). Древнейшие примеры переносного употребления слова глава в этом смысле все из практики церковных деятелей. Сочетание сотенный голова (со словом голова в русской форме) появилось не ранее XVII в. (Улож. 1649 г., с. 16; и др.); сочетание начальные головы для обозначения рядовых начальников известно в деловых текстах с XVI в. (СлРЯ XI—XVII вв., вып. 4, с. 63).
Так коснулись мы слова вождь (древнерусский его вариант — вожь). В «Пандектах» оно использовано для передачи значения "поводырь", ср.: «Горе вамъ, вожеве слѣпии» (л. 222б), это цитата из Евангелия, переведенного за три столетия прежде; во всех остальных случаях там, где в болгарском тексте стоит вождь или водець, русские переводчики предпочитают слово наставникъ (Пандекты, л. 208б, 222). Говоря о деспоте, в качестве его обозначения книжники предпочитали славянское слово владыка или даже старѣишина, но греческое hodēgós "проводник, ведущий" они всегда передавали словом вождь (Ягич, 1902, с. 63). В начале XII в. игумен Даниил сообщал, что «невозможно бо безъ вожа добра и безъ языка испытати и видѣти всѣхъ святыхъ мѣстъ» (Хож. игум. Даниил., с. 4), потому что в чужих странах нужен и проводник, и толмач, истолкователь; в 1348 г. другой странник — Стефан Новгородец повторял буквально те же слова. Русское по облику слово вожь всегда сохраняло исконное конкретное значение корня даже в церковных текстах: Сергия Радонежского также звали «игумен и вожь» (Жит. Сергия, с. 336). Во всех древнерусских переводах и оригинальных текстах вожь — всегда еще предводитель, который идет впереди, указывая путь, слово обозначает скорее поводыря, чем вождя. Это также вполне соответствует исконному и прямому значению корня — "тот, кто ведет". «Глаголаху же ми вожеве, яко не вѣма, камо идемъ, владыко царю Александре!» (Александрия, с. 77); «вожди» войска Александра Македонского также всего лишь проводники, заплутавшие в пути. Нет собирательности у значения слова вождь, потому что вообще нет еще общих именований для руководителя, и каждый раз, в новом строю или в новом деле, таковым может стать другой, не тот, кто был прежде. «Еже приемлеть чинъ вожа, иже есть предстатель» (Пандекты, л. 1645); вожь обозначает здесь того, кто стоит впереди, только и всего. Еще никак не выражен перенос значения: «Будеть ты вождь и помощникъ» (Флавий, с. 191), вождь — всего лишь помощник; «Алчьба здравию мати, а уности вожь, старцемъ красота» (Пост, с. 26), и в этом тексте слово вожь употреблено все в том же значении "ведущий", оно обозначает того, за которым надлежит следовать. Пока существует и действует «воевода», «вожь» не может стать вождем — это ясно. Слово вожь вообще не могло стать заменителем слова вождь, потому что в русском варианте первого из них навсегда закреплено конкретное значение "ведущий", "поводырь". Слово вождь стало известно наряду со словами воевода и боярин только в XVI в.: «И посла собрати вся великиа воеводы, и сатрапаты, местныя князя, и вожда, и мучителя, и сущиих над властьми» (Четьи-Минеи, с. 1176).
В истории слов вожь и вождь отражены характерные особенности развития идеологически важного понятия. Возникло представление об идейном вдохновителе масс, и переносные значения прежде сугубо конкретного по смыслу слова вожь ("поводырь" или "проводник") как бы распределились по функции: книжная форма вождь (она могла конкурировать с книжной формой глава) «взяла на себя» отвлеченное значение "предводитель"; разговорная форма вожь (она соотносится с русской формой голова) сохраняла прежнее конкретное значение. Как только произошло такое раздвоение слова, стало возможным образование от того же глагольного корня и новых производных; тем самым все более дифференцируется прежде неопределенное представление о том, кто «ведет».
В XI в. слово водець означает "наставник в благом доме", это перевод греческого hēgemón; слово употреблялось редко и в русском языке не привилось. Чуть позже возникло слово водитель — сначала также "проводник" или "поводырь", а в XIV в. в том же значении, как бы сменяя последнее слово, отмечается водникъ. Все эти новообразования были неудачны, ибо слова слишком конкретны по своему значению при том, что усложнены по форме. Тем не менее последовательное возникновение их помогает слову вождь освобождаться от исходных слишком частых прямых значений, которые переносились на новые слова. Одновременно с тем возникали и более точные именования собственно проводника; уже в древнерусском переводе «Пчелы» XIII в. проводникъ — "поводырь слепца"; в переводах с греческого появилось и странное слово прѣдивожь: «Поставять воеводы воемъ предвожа» (proēguménus tu laú; duces — Срезневский, II, стб. 1634), а это уже определенно предводитель в бою, военачальник. Сочетание предводити люди встречается и раньше, в переводе «Пандектов» XII в.; это выражение также калька с греческого. Но каждое новое слово, сложное образование с суффиксом, заканчивало тем же: получало значение, близкое к понятию «вождь»: водитель "вождь" дается в переводе гадальных книг «Лунника», проводникъ, обозначающий такого же руководителя, употребляется в «Житии Стефана Пермского», прѣдивожа "вождь" — в «Степенной книге»: «Аще же ни единъ князь сего не сотворилъ преже мене, предивожа да явлюся имъ» (Срезневский, II, стб. 1631). Попутно возникают и другие слова, например руководьць (1415 г.) и руководитель (XVI в.) "наставник в деле". Некоторые из этих слов сохранились и ныне, но ни проводник, ни руководитель, несмотря на всю важность обозначаемых ими понятий, все-таки не равнозначны слову вождь.
В жизни постепенно складывался образ такого руководителя, который идет впереди (предивожа) и действует не просто руками (руководитель) или одной головой (голова, глава), но порывом, энергией силы, внушенной ему богом. Это вождь, который ведет за собою вперед, всегда и только вперед. Народное представление о настоящем вожде, по-видимому, жило постоянно, и по оценочным определениям более поздних слов легко определить его суть. Не ранее XVIII в. возникли слова вожак и главарь, но главарь характеризует именно то, что, в отличие от положительного по смыслу слова вожак, оно несет отрицательную оценку: в народном языке разведены по разным полюсам обозначаемые этими словами типы двух «руководителей» — народный вожак и главарь шайки. В результате взаимодействия книжной традиции, богатой кальками с греческого, и народной из представления о вожде постепенно уходят в сторону бытовые подробности рядового предводителя — так рождается слово вождь, столь важное для каждого народа, сплоченного общей идеей. «Вождь» — такой же всеобщий символ единения в годы борьбы, как и «держава» в мирные годы.
