Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)
одновременно: „ато вы сперва вигубите нас, людей убогих, да и заслонитесь нами
(выставляя нас вперед) от неприятеля. Не позволим! не бывать этому*!
В 9 заседании (15 октября) читали универсал, иовелеваиощий, чтоб и
разбежавшиеся и не дошедшие еще до лагеря собрались к Вишневецкому -в течение 14
дней, под смертной)’ казнью (sub ровна perduellionis et colli). Один из земских послов
предложил написать универсал к мужикам, обещающий им безопасность, только бы
они не приставали к козакам: ибо некоторые (говорил он) пошли в козаки из-за того,
что жолнеры не только грабили их, но и стращали вырубить всех в пень, идучи назад.
Это напоминает нам давнишния стращанья малорусской черни с одной стороны от
Ёозаков, с другой—от жолнеров. Польская
309
неурядица сама собой вела посполитий народ к козатчиве. Население государства,
стоявшего, по польской пословице, bezrz№dena *), само собою раскалывалось па
Козаков и не-козаков. Со времен великого и несчастного в своей великости
Жовковского,; не. только мужики, угнетаемые жолнерами да козаками, умножали собой
козатчину, но и жолнеры, не получив заслуженного жолду, „приставали в козаки*.
Теперь готовился новый контингент козатчины: тысяч двадцать малорусской шляхты,
оставшись безземельниками и це находя в польско литовском обществе никакого
вспоможения, угрожали присоединиться к козакам, как это делали давно уже
землевладельцы всех вероисповеданий, вытесняемые шь имений своих богатеющими
ксендзами, да мнихами. Об этом, как увидим ниже, подумывал вслух на сейме и сам
Кисель, а маршал Посольской Избы, Обухович, высказал его мысль (в заседании 21
октября)* не обинуясь.
Разорение и распадение Польши объясняют у нас геройским стояньем полутатар и
полу поляков за православную веру и русскую народность, а Польша разорялась и
распадалась уже давно сама собою. Доказательством тому служит, между прочим, её
постоянная боязнь перед собственными защитниками своими. Ода боялась переходов
своего платного, иначе грошевого (служившего за жолд) жолнера; еще больше боялась
ci№gnienia **) своих посполитаков, а еще больше—столкновенья жолдовых воинов с
посподитаками. Так и настоящий сейм не решался объявить посполитое рушение на
Козаков из опасения, чтоб окружавшие ееймующую; Варшаву панские гвардейцы,
иначе ассистенты, называвшиеся вообще панскими полками, на возвратном пути
несгалкивалис с-отрядами посполитаков и не нападали на них по поводу фуражировки,
да обычных польским воинам грабежей, или же ^ не подвергались нападениМй с их
стороны.
; г
-:Эта'-боязнь парализовала оборонительную самодеятельность Шляхетского Народа
в то время, когда Народ Козацкий угрожал ему показать свою близость пожарными
дымами да заревами. Смеясь „горьким смехомъ" над своей братьей, медлящей в
мероприятиях, один ив членов законодательного собрания говорил так:
„Не-знаю, господа, кто бежал: наши, или козаки? Мне кажет-
*) Неурядицею. **) Похода.
310
*
ся, что козаки* потому что мы их не боимся. Это видно из того, что мы не думаем
об их7* близости. Еслиб мы их боялись, то постановили бы— или пооииолитое
рушение, или вербовку жолнера для обороны. Мы хотим одного, а вы, господа,
другого: значит опасности нетъ**
Под шум бесплодных споров и пререканий, наш Адам Свептольдич хлопотал всего
больше о том, как бы его любовь к отчизне не оставалась без памятника, или, как он
выражался в письме1 к примасу (стбит повторить слова великого гражданина): „Te
irrnjк-.wiern№'.przysиugк aby mi nikt nie wydzieraи, i їeby absque mmmmento pietatis ku
ojczyџnie nie zostawaиa". Допустить, чтобы князь Иеремия спас отечество— для него
значило: остаться без награды за любовь к отечеству. Надобно было ссадить его с
гетманства^ Так как, ло; словам князя Радивила, за всякое посягательство па булаву
Вишневецкого шляхта всячески позорила Киселя, тойонмолчал о ней и, вместо того,
настаивал на скорейшем избрании короля, который мог отдать ее кому угодно.
Подобных Киселю патриотов развелось в свободном Шляхетском *Вароде
безъ'числа. В 10 заседании сейма (16 октября) некоторые изъ1 его членов обвиняли
других в утайке денег, подучейишх на войско. Один из обвиняемых сенаторов, за
неимением других доказательств панской честности, прибегнул к доказательствам
железным (їoиnzne гасуе): „Никто цнотливий *) не скажет жнеитак. У *юеня при боку
шпага острая: я вспомню об этом в свое вреши^. Но утро®а храброго сенатора была*
сделана не менее^ храброму подсудку, и он отвечал: „У меня тоже острая сабля: дшшы
ша себя значь сенаторской глотке (ktуra siк ujmie senatorskiej gкby»). На* иэто пан
4сенатор призвал благоразумным замолчать.
* J Веете МО казаках, ?жридетевшие из Люблина, заставили даже миролюбивого
Киселя подумать о войне. Он уверял, что неприятель етойииьана’месте,'табором, а
воюет данов гультяйство, распущенное заганавд, вмитн$ следовало бы послать
нротивъэткх загонов я летучие^ отряда, s№i**4ronc volante, как -творят Итальянцы". .
Но эт было pium desiderium. Шляхта продолжала ссориться даже и тогда, когда
получила известие об опасности, угрожавшей Сокальской мбдШырю-изамку, в котором
окрестные даны сложили свою
*) Слово непереводимое: оно значит й добродетельный^ и чеергный, и сознающий
свое достоинство.
« : -
.
'311
драгоценную движимость. В сеймовом днёвпике записано, что в течение целого
днине было решено ничего, и что заседание распущено в беспорядке и криках (w
nierz№dzie, haиasie soluta est sessio).
В 11 заседании (17 октября) читали два новые универсала: одинъ—к рассеянным
жолнерам (do zoиnierzуw rozprуszonych), :а другой—к тем, которые еще не были в
лагере, чтобы первые со * брались к Вишневецкому в течение 4 недель, а другие-г-в
течение двух, под смертною казнью. При этом литовский подканцлер, наш единоверец
Гедеон Михаил Тризна, „никоим образом не согласился титуловать Вишневецкого и его
товарища Фирлея гетманами, а только региментарями, для того, что, когда литовский
гетман придет к ним на помощь, то чтобы старшинство оставалось за ним: еще один
предмет раздора!
л
Некто Мисвоский объявил государственным людям, с подобающею земскому послу
важностью, что советы их затрудняютъ'.русские чары, не давая прийти ни к какому
решению, и что лучшее средство против таких чаръ—братская искренняя любовь, без
которой де паны, в дерзком своевольстве своем, должны погибнуть (bez tej bowiem nam
per temerariam licentiam licet perire fato nostro).
Земляки наши, паны Огинские, приняли эти слова за камень, брошенный в их
огород, и подняли было крик, а тот начал кричать против них и вдвое. Но один из
ветеранов московских походов угомонил национальный антагонизм, рассказавши, что
когда он был в осадном сиденье в московской столице, то Москали хотели было
посредством чар впускать своих в город небольшими партиями. „Заметив это“ (говорил
ветеран), „мы; отправили против чар ксендза с кропилом, а сами * выкосили Москалей
саблями". .
Эту серьезную беседу прервал коронный канцлер Оссолвнский. „Прекрасно вы
сделали, господа" (сказал он), „что выбрали гетманов; но гетманы без войска ничего не
значат, а войско у нас только на бумаге, на деле же у нас больше желания, нежели
надежд (magis pptandum, quam sperandum). Всякому понятно, что и эти беглецы
(fugitivi) потеряли всё: как могут они быть обязаны к невозможному? Невозможно им
служить за этот жолд, потому что за него нельзя снарядиться к походу как следует, а мы
оттолкнем (odstraszymy) от себя этим случаем всех иностранцев, еслй будем их
принуждать к такой панщине (gdy ich tak bкdziemy angarejowaж). Надобно разослать
нам по воеводствам депута-
312
.
тов, чтоб узнали, сколько в каком воеводстве денег, и тогда назначили жолнерам
жолд верный и соответственный *.
При этом „великоцольскШ генералъ* заметил папам, что они избрали гетманов без
войска, а войско хотят набрать без денег, и умолял, чтобы депутаты были назначены по
всем предметам и прежде всего добыли денег.
Когда оеймовики углубились в мудреный вопрос, как выйти из безденежья, некто
Бжозовский (очевидно, Березовский) прискакал верхом и предстал пред них в
бандолетовой перевязи и в ладунке, с реляцией о поражении литовского войска и
падении Бреста и Кобринта. Он донес, что пан Киевский (то-есть киевский каштелян)
отдал свои вещи на спрят монахам, и что поэтому козаки вырезали два города, а теперь
идут в Бельску, и все мужики с ними. Брестские хлобы (говорил Бжозовский) также
понасаживали себе косы.
