Георгий Вернадский - Киевская Русь
В период Латинской империи (1204 – 1261 гг.) Черное море также было открыто для венецианцев. Как генуэзцы, так и венецианцы со временем основали ряд торговых баз («факторий») в Крыму и Приазовье. Хотя и нет свидетельств о существовании таких факторий в домонгольский период, но и генуэзские, и венецианские купцы, должно быть, посещали крымские порты задолго до 1237 г. Поскольку их также посещали и русские купцы, была очевидная возможность некоторых контактов между русскими и итальянцами в Причерноморье и Приазовье.
Следует отметить, что значительное число русских, должно быть, оказывалось в Венеции и других итальянских городах вопреки своему желанию, хотя и в связи с черноморской торговлей. Они были не торговцами, а, наоборот, объектами торговли, то есть рабами, которых итальянские купцы покупали у куманов (половцев). Говоря о Венеции, мы можем вспомнить и «венедицких» певцов, упоминаемых в «Слове о полку Игореве». Их, конечно, можно считать либо балтийскими славянами, либо венетами, но, скорее всего, они были венецианцами.
В Испанию если какие‐либо русские и попадали в киевский период, то тоже, вероятно, в качестве рабов. Следует заметить, что в десятом и одиннадцатом веках мусульманские правители Испании использовали рабов в качестве телохранителей или наемников. Такие войска известны как «славянские», хотя в действительности только часть из них составляли славяне. Многие из арабских правителей Испании опирались на эти славянские соединения, численность которых доходила до несколько тысяч человек363.
Знания об Испании на Руси были туманными. В Испании же благодаря исследованиям и путешествиям мусульманских ученых постепенно были собраны некоторые сведения о Руси. Трактат Аль-Бакри, написанный в одиннадцатом веке, содержит ценные сведения о докиевском и раннем киевском периодах. Наряду с другими источниками Аль-Бакри использовал повествование еврейского купца Бен-Якуба364. Еще один арабский труд, содержащий сведения о Руси, принадлежит Идриси, также жителю Испании, завершившему его в 1154 г.365 Испанский еврей Вениамин из Туделы оставил ценные записки о своих путешествиях по Ближнему Востоку в 1160 – 1173 г., во время которых он встречался со многими русскими купцами366.
5. Русь и Византия
Византийская империя в политическом и культурном отношениях была главной силой средневекового мира, по крайней мере до эпохи Крестовых походов. Даже после Первого крестового похода империя все еще занимала чрезвычайно важное место на Ближнем Востоке, и лишь после Четвертого похода обозначился упадок ее могущества. Таким образом, на протяжении почти всего киевского периода Византия представляла собой высший уровень цивилизации не только для Руси, но также и по отношению к Западной Европе. Достаточно характерно, что с византийской точки зрения рыцари – участники Четвертого крестового похода – были не более чем грубыми варварами, и следует сказать, что они действительно вели себя именно так.
Для Руси влияние византийской цивилизации значило больше, чем для любой другой европейской страны, за исключением, возможно, Италии и, конечно, Балкан. Вместе с последними Русь стала частью греко-православного мира, то есть, говоря в терминах того периода, – частью византийского мира. Русская церковь была не чем иным, как ветвью Византийской церкви; русское искусство было пронизано византийским влиянием.
Следует принять в расчет, что, согласно византийской доктрине, греко-православный мир должен быть руководим двумя главами – патриархом и императором; «созвучие» между церковью и государством должно было составить основание греко-православного общества367. Но теория не всегда соответствует факту. В первую очередь константинопольский патриарх не был главой всей Греко-православной церкви, поскольку было еще четыре патриарха, а именно: епископ Рима (то есть папа, признанный одним из вселенских патриархов до схизмы 1054 г.) и три восточных патриарха (Александрии, Антиохии и Иерусалима).
Что касается Руси, то в киевский период Русская церковь была не более чем епархией Константинопольского патриархата. Но характер отношений между императором и патриархом Константинополя мог затрагивать, а иногда и затрагивал Русь. Хотя теоретически патриарх не был подчинен императору, на деле во многих случаях выборы нового патриарха зависели от императора, который часто вмешивался в церковные дела. Со временем некоторые византийские ученые, специализирующиеся в церковном праве, были вынуждены признать привилегии императора в управлении церковью.
Следовательно, если иностранный народ признавал власть константинопольского патриарха, то это обозначало, что он попадал в сферу политического влияния византийского императора. Как мы знаем (см. Гл. II, 4), русские князья, так же как и правители других стран, готовые принять христианство, понимали эту опасность и прилагали усилия, чтобы избежать политических последствий обращения. Однако коль скоро народ был обращен, не только патриарх, но и император провозглашали свой сюзеренитет над ним, и Русь не была исключением из этого правила. Желание Владимира I сохранить свою независимость имело последствием военный конфликт с Византией, так же как и попытка организовать Русскую церковь как орган самоуправления вне константинопольского патриаршества (см. Гл. III, 3). Ярослав Мудрый, однако, пришел к соглашению с Византией и принял митрополита из Константинополя (1037 г.). Вслед за этим император, по‐видимому, стал считать Ярослава своим вассалом, и, когда в 1043 г. началась война между Русью и Империей, византийский историк Пселл отнесся к ней как к «бунту русских»368.
Хотя византийская доктрина о сюзеренитете императора над другими христианскими правителями никогда не принималась преемниками Ярослава в Киеве, князь Галицкий формально признал себя вассалом императора в середине двенадцатого века369. Но все равно, говоря в целом, Киевскую Русь нельзя считать вассальным государством Византии. Киевская субординация шла по церковным линиям, и даже в этой области русские дважды предпринимали попытку освободиться: при митрополите Иларионе в одиннадцатом веке и Клименте – в двенадцатом.
Хотя русские князья и отстаивали свою политическую независимость от Константинополя, престиж императорской власти и авторитет патриарха были достаточно велики, чтобы оказывать влияние на политику русских князей в очень многих случаях. Константинополь, или Царьград, как обычно называли его русские, считался интеллектуальной и социальной столицей мира. Благодаря разнообразным факторам в отношениях между Русью и ее соседями Византийская империя занимала уникальную позицию: в то время как культурное взаимодействие с другими народами русские осуществляли на равных, по отношению к Византии Русь была в культурном смысле на положении должника.
В то же время было бы ошибкой представлять Киевскую Русь как полностью в отношении культуры зависимую от Византии. Хотя русские и восприняли принципы византийской цивилизации, они приспособили их к своим собственным условиям. Ни в религии, ни в искусстве они не подражали рабски грекам, но, более того, развивали свои собственные подходы к этим сферам. Что касается религии, использование славянского языка в церковных службах, конечно, имело громадное значение для натурализации церкви и роста национального религиозного сознания, в какой‐то мере отличного от византийской духовности.
Поскольку церковные связи были наиболее сильным началом, укреплявшим русско-византийские отношения, всякий обзор последних, а также частных контактов между русскими и византийцами следует начинать с церкви и религии. Политические и богословские аспекты этой проблемы были уже кратко рассмотрены (см. Гл. III, 4 и Гл. VIII, 2). Здесь нам следует дать оценку частным аспектам в церковных отношениях. В первую очередь двое киевских митрополитов в домонгольский период были греками; это же относится и к половине епископов. Этих церковных владык, несомненно, сопровождали дьяконы и служки; таким образом, в каждой русской епархии был по крайней мере небольшой круг византийской интеллигенции. С другой стороны, для русского духовенства и монахов было привычным посещать главные центры византийской учености и монашества, а гора Афон была излюбленным местом их паломничества. Именно на Афон направился будущий основатель Киевско-Печерского монастыря св. Антоний, чтобы подготовить себя к выполнению своей задачи. Позднее некоторые русские монахи перебрались туда на постоянное жительство.
Усиление церкви на Руси сопровождалось интенсивным развитием церковного искусства, и здесь опять же огромную роль играли приезжие греческие архитекторы и художники, особенно в одиннадцатом веке. Позднее, когда некоторые русские, изучавшие живопись, отправлялись в Византию для обучения, гора Афон оказалась наиболее подходящим местом для начала их занятий иконописью.
