Ирина Карацуба - Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов
Заседание не состоялось. 1 марта Александр II был убит народовольцами. На престол взошел Александр III, человек совершенно иного склада и темперамента. Лорис-меликовский проект вновь обсуждался в заседании Совета министров 8 марта, и здесь на него повели решительную атаку консерваторы — граф С. Г. Строганов и К. П. Победоносцев, пугавшие государя тем, что реализация скромного плана «ведет прямо к конституции». Министры-либералы стойко оборонялись, но в результате вопрос о призыве сведущих людей был отложен на неопределенное время. Полемика носила такой острый характер, что в последующие несколько дней министры-либералы Лорис-Меликов, Милютин, Абаза не разговаривали с Победоносцевым и его сторонниками. Правительство оказалось парализованным.
12 апреля Лорис-Меликов подал царю новую записку. «При такой разнородности центрального правительства, — писал он, — нельзя надеяться установить порядок на местах, и распри между министерствами будут служить лучшей пищей антиправительственной оппозиции». От царя требовалось или принять иную программу выхода из кризиса взамен лорис-меликовской, или устранить от власти консерваторов для образования «одномыслещего» правительства. Непременным условием успешного умиротворения страны Лорис-Меликов считал привлечение к законодательной работе «выборных представителей общественных учреждений».
21 апреля на новом совещании у царя в Гатчине либералы, по видимости, одержали победу, было принято решение о согласованных действиях министров, что при тогдашней расстановке сил в правительстве практически означало устранение Победоносцева от формирования правительственного курса. Военный министр Милютин писал в дневнике: «…совещание оказалось успешнее, чем мы ожидали. В нем высказалось совершенно непривычное для нас единство в общем взгляде министров: даже Победоносцев — и тот приложил все старания, чтобы сгладить резкий диссонанс, отделивший его от всех прочих коллег». Простодушный министр финансов Абаза был уверен, что Победоносцев «истерт в порошок».
Либералы рано праздновали победу. Вечером 21 апреля царь написал Победоносцеву записку: «Сегодняшнее наше совещание сделало на меня грустное впечатление». «Невыносимо и странно» казалось царю слушать «умных людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России, точно заученные фразы, вычитанные ими из нашей паршивой журналистики». «Лорис, Милютин и Абаза положительно… хотят, так или иначе, довести нас до представительного правительства, но пока я не убежден, что для счастья России это необходимо, конечно этого не будет, я не допущу». Царь был уверен, что счастье России обеспечивается другими средствами. Победоносцев в ответ посоветовал «обратиться к народу с заявлением твердым, не допускающим никакого двоемыслия», и получил поручение подготовить манифест в этом духе.
26 апреля проект манифеста, составленный Победоносцевым при участии Строганова, был представлен царю, а 27-го государь ответил короткой запиской: «Одобряю вполне и во всем редакцию проекта».
«Ананасный» манифест явился 29 апреля 1881 г. полной неожиданностью для противников Победоносцева. Министры-либералы были глубоко поражены такой подлостью. «Как? — возмущался военный министр Д. А. Милютин. — После бывшего ровно неделю тому назад совещания в Гатчине, после положительно заявленного государем желания, чтобы впредь между министрами было полное согласие и единство, чтобы по всем важным вопросам они входили в предварительное между собою соглашение, и вдруг является совершенным сюрпризом для всех нас такой важный государственный акт как манифест царский!» 30 апреля подал в отставку Лорис-Меликов. Вскоре за ним последовали Д. А. Милютин и А. А. Абаза. Их место в правительстве заняли консерваторы.
Историки нередко иронически относятся к «конституции» Лорис-Меликова. Однако следует иметь в виду, что тогда в России мало кто рассчитывал на большее. Признанный лидер российских либералов, правовед, профессор московского университета Борис Николаевич Чичерин в записке «Задачи нового царствования», датированной 10 марта 1881 г., указывал, что для борьбы с социализмом для власти необходимо «живое общение с представителями земли», причем «нет необходимости, чтобы таким органом был непременно парламент, облеченный политическими правами. Такого рода учреждения пригодны только для общества зрелого, установившегося на своих основах, а нам пока предстоит воспитаться. Политическая свобода может быть отдаленным идеалом русского человека; насущная потребность заключается единственно в установлении живой связи между правительством и обществом для совокупного отпора разлагающим элементам и для внесения порядка в русскую землю. Эта цель может быть достигнута приобщением выборных от дворянства и земства к государственному совету».
Реализация лорис-меликовского проекта была пусть скромным, но шагом на пути создания в России политического строя, соответствующего общему «духу времени», господствующему тогда в Европе, к которой причисляло себя и значительное большинство русского образованного общества. Без большой натяжки можно утверждать, что несмотря на все различия во мнениях, министры-либералы Александра II были «западниками». В апреле 1881 г. к власти в России пришли «почвенники», ратовавшие за особый путь развития страны, не имеющий ничего общего с европейским. Началась новая эпоха.
Эпоха «патриотического здравомыслия»Царствование Александра III (1881–1894) обычно трактуется как период контрреформ или даже «разнузданной» реакции. Традиционные определения, подчеркивая лишь контраст между политикой Александра II и Александра III, не ухватывают своеобразия этого времени, на свой лад богатого административным творчеством. Реформы
1860-х гг. действительно объявлялись результатом «чужебесия» — некритического заимствования иноземных обычаев, однако начало этого губительного процесса виделось еще в эпохе Петра Великого. Соответственно и задача ставилась чрезвычайно амбициозная. Речь шла не просто о пересмотре новаций предыдущего царствования, которые, как писал Катков, «не все должным образом и с достаточной зрелостью продуманы, а во многом сфабрикованы по чужим лекалам, и потому… не имеют почвы и лишены смысла в России». Программу-максимум нового царствования через несколько дней после кончины Александра II сформулировал лидер славянофильского крыла консерваторов И. С. Аксаков: «В Москву, в Москву призывает теперь своего царя вся Россия… Пора домой! Пора покончить с петербургским периодом русской истории…»
Новый царь, любивший допетровскую старину, охотно прислушивался к голосам тех, кого считал «истинно-русскими людьми». Однако между ними не было согласия относительно того, что практически означает такое возвращение «домой», а доведенные до логического завершения программы их пугали радикализмом. Последовательная реализация славянофильской аксаковской программы предусматривала создание органа «единения» царя с народом в обход бюрократии, которая представлялась помехой, излишним посредствующим звеном, подлежащим уничтожению, «средостением» между верховной властью и народом. Воплощение в жизнь идей Константина Леонтьева о «византизме» как основе российской самобытности должно было завершиться взятием Царьграда-Константинополя. А для сохранения государственной мощи России, без которой неосуществимо ее религиозное призвание, Леонтьев считал необходимым «создать кое-что небывалое в подробностях (изгнать решительно евреев, сделать собственность менее свободной, а более сословной и государственной, и т. п., сосредоточить церковную власть, причем, конечно, она станет деспотичнее)». Реализация программы переквалифицировавшегося из террориста в искреннего монархиста Льва Тихомирова предусматривала в качестве идеала построение «охранительного социализма». И даже катковская программа дебюрократизации с опорой на дворянство иным министрам казалась опасной, а издания Каткова не раз получали строгие цензурные взыскания.
Александр III прислушивался к советам М. Н. Каткова (которого в 80-е гг. считали столь влиятельным, что английский посол почти не в шутку запрашивал свое начальство: при ком ему полезнее аккредитоваться — при Министерстве иностранных дел или при Каткове) издателя журнала «Гражданин» друга своей юности князя В. П. Мещерского. Однако практическую политическую линию формировал пользовавшийся безусловным доверием царя обер-прокурор Синода Константин Петрович Победоносцев, человек осторожный до мнительности. Значение его довольно точно определил в частном письме к единомышленнику, государственному контролеру Т. И. Филиппову Константин Леонтьев: «Он как мороз; препятствует дальнейшему гниению, но расти при нем ничто не будет. Он не только не творец, но даже не реакционер, не восстановитель, не реставратор, он только консерватор в самом тесном смысле слова: мороз… сторож, безвоздушная гробница, старая „невинная“ девушка и больше ничего!!». Это мнение разделял, по существу, и Александр III, говоривший С.Ю.
